Глава 11 Заглянувшие в бездну
Карантин сняли, и фельдшер освободил дознавателям свой кабинетик. Кириллыч осмотрелся. Пустой стол, два стула, небольшой диван у стены. И рядом впритык два узких запертых шкафа. Дверцы без стёкол. Над столом простая полка с папками для файлов.
«Опытный специалист, – решил инспектор – Знает, с кем имеет дело».
Почувствовав уважение, он присел, и коллеги быстро просмотрели заключения о смерти. За два с небольшим года двадцать два. Стандартные бланки, заполненные аккуратным почерком без пропусков и исправлений.
Через полчаса заглянул хозяин кабинета.
– Товарищ капитан, я на папку с бывшими членами клуба «Вальдшнеп» стикер белый наклеил. Чтобы проще вам было.
– А почему Вы их выделили? – сыщик улыбнулся шире обычного.
– Ну, я люблю детективы, – засмущался медик. – У нас жили восемь стариков и все умерли.
Ельшин внёс поправку в свою характеристику специалиста. И поблагодарил за сообразительность.
– Расскажите о причинах смерти.
– Там всё указано. Это люди весьма преклонного возраста. Хроники. Трое умерли в разное время, а пятерых подкосил вирус.
– Вызывали скорую?
– Это не потребовалось. Они не боролись и упокоились мирно. Как большинство наших подопечных.
– Вы сообщаете близким?
– Да, если они есть. К сожалению, эти старики были одинокими.
– Хм. А кто же оплачивал содержание?
– Господин Зумпф. Он же основал клуб. И он спонсирует наш дом престарелых. А ещё у них пенсия, пусть хоть и маленькая, а всё деньги.
Пильняк строчил в блокноте, не поднимая головы. «Наука на пользу мальчику», – ухмыльнулся про себя капитан.
– Отлично, отлично… Я так понимаю, что одиноких вы… – он не закончил вопрос.
– Да, кремируем. И по просьбе родных – остальных. Это прописывается в заключении, – он указал на строчку в формуляре.
– Кто выполняет кремацию? – Ельшин превратился в гремучку.
– Яша санитар. Забирает из изолятора.
Пильняк встал в стойку. Детектив заметил и попросил позвать санитара.
– Ты его знаешь? – спросил, когда вышел фельдшер.
– Нет. Но он работал в сгоревшем детском доме. Мы списки сверяли после пожара.
– Интересно, а может, и не... – он не закончил фразу.
Дверь широко распахнулась, пытаясь пропустить великана из сказки.
Низкий лоб, маленькие глаза, нос уточкой и толстые, влажные, полуоткрытые в блаженной улыбке губы на плоском лице выдавали главный секрет всех добрых великанов.
На нём надеты шапочка с завязками наподобие докторской, белая куртка с карманами, камуфляжные брюки и огромные ботинки на толстой подошве.
Человек-гора навис над столом, не зная, куда деть руки с неожиданно изящными кистями.
– Яша, ты присядь. Товарищи из милиции побеседуют с тобой, – пригласил фельдшер.
Гигант заулыбался, хитро посмотрел на капитана и тонким голосом пропищал: «Ева не приходила».
Павел впервые почувствовал, что такое старость. Его тело ушло отдыхать и не слушалось приказов. Валера налил воды и придвинул стакан к начальнику. Тот, мысленно сложив три и восемь, одним махом его осушил и, похлопав по рукаву медика («Спасибо за службу»), выскочил прочь.
Вслед донеслось:
– Павел Кириллович, погодите. А я?
Капитан призывно махнул, и через несколько минут они пылили в сторону посёлка.
– Нам, лейтенант, сейчас, кровь из носу, нужна Ева.
На подъезде погода стала портиться. Небо хмуро, посверкивая далёкими молниями, смотрело на смердящий выхлопом газик-торопыгу.
– Кажется, дождь собирается, – облегчённо засмеялся детектив, вытирая потный лоб и обмахиваясь платком.
– Ага, прольёт, – согласился напарник. – Куда мы?
– К Вилкасу.
Филиппа дома не оказалось. В это время он, беспокойно посматривая на небо, поспешал в сторону конюшни. «Сколько дней ни капли и духота. Гроза будет сильная, – думал старик. – Надо проверить, как Гурий укрыл лошадей».
Дождь начался, когда егерь подошёл к пожарищу. На стрехе, облепленное мокрой одеждой, как сетью жертва паука, висело тело. Лесник закричал. Не веря своим глазам, оскальзываясь, остервенело карабкался на гору чёрного кирпича, бил по хрупкой доске, пока оно не упало, глухо стукнув в землю.
Старик, ползая на коленях, поставил по углам кирпичи, и, прежде чем накрыть Еву снятой с петли дверью, отвязал от трупа потрёпанную тетрадь в клеёнчатой обложке и тряпичную куклу.
Возле сгоревшего свинарника оплакивал свою дочь егерь. Небо, укрывшись плотной тёмной вуалью, выражая соболезнование несчастному, роняло слёзы. Шёпот листвы, как бывает на поминках, был суетным вздором, не способным ни воскресить, ни увековечить. Ни утешить отца.
Шатаясь и молясь, сгорбленный побрёл обратно. Дождь, перемешанный со слезами, заливал лицо несчастного. Он не видел, куда идёт, но ноги несли беднягу к ставку. К Дите…
Когда та пришла в купальню, редкий ещё дождь пришивал пуговицы на поверхности заводи, а на берегу под старой лиственницей сидели в плащ-палатках Кириллыч и Валера. Непогода набирала силу. Громыхало всё ближе.
– Ну, ненормальная баба и всё. В такую пору притащилась купаться, – злился участковый.
Когда женщина легла на воду, заговорила. Капитан обратился в слух. Кажется, она молилась. Дождь шуршал по капюшону, мешая слышать, и Паша отмахнул ткань на плечи. Да, она разговаривала. Видно, с богом:
«Господь милосердный, покарай всех нас, причиняющих зло, а после прости. Забери туда, где все спокойны».
Невдалеке рокотнуло: «Жди».
У Павла на загривке поднялись волосы. Небо затрещало от разряда, в заводь, ослепив мужчин, ударила молния. И сразу оглушил взорвавшийся над самым ухом гром. Следователь упал, вскочил, поскользнулся, вновь упал. На плаще стремительно съехал к заросшему кочками кипящему водоёму. Ударился в ствол ивы и, глотая воздух, затряс головой. В ушах щёлкнуло – и наступила полная тишина. Такая, будто вся природа разом онемела.
Подоспевший Валера помог подняться. Тела в заводи не увидели, и позже его не обнаружила следственная бригада. Только ил и старые мельничные жернова.
Сыщики, то и дело оглядываясь, медленно побрели на хутор Филиппа. Встретили его на подходе к мельнице. Выглядел Вилкас немощным стариком. Видел молнию и всё порывался в ту сторону, но мужчины отвели егеря домой.
Там участковый помог хозяину переодеться в сухое, налил полстакана самогона, заставил выпить и уложил в постель.
На столе лежала тетрадка и кукла Евы.
Пока лесник спал, Павел читал вслух дневник. Детский почерк по мере взросления менялся. Можно не быть графологом, чтобы заметить, как вместе с ним менялся характер девушки. Заблудившаяся во мраке людской жестокости душа превращалась в самонаводящуюся бомбу.
Частью смысл написанного ускользал в моменты помутнения рассудка бедняжки. Но в целом последовательность в повествовании сохранилась, хоть между записями встречались большие пробелы, много порванных листов, исчирканных непонятных рисунков:
«… На чердаке мой настоящий дом и моя семья. Со мной моя девочка. В окно я вижу маму в пруду и папу в кустах… Онкель сказал… Здесь тихо и такая мягкая пыль… Я видела двух девочек за бараком. Одна курила… Мне нужна спичка…
… Почему мама не заберёт меня? Я видела, как она ударила дядю, видела кровь… Почему? Она злая, плохая?..
… Кочин так орал, что мне стало смешно…
… Здесь тоже тихо, а теперь, когда не делают больные уколы, меня оставили в покое. Все, кроме Яши. Яша большой, как медведь, и пахнет огнём. Он не делает мне больно, только себе. Всё стонет…
После большого пропуска:
… Онкель стареет, чего-то боится – замаливает грехи. Ох, намного же он опоздал… Меня выписывают. Я прошусь к Филиппу. О. согласен на всё. Папа ничего про меня не знает. Вот и хорошо…
… Ненавижу их. Мерзкие, старые, вонючие козлы. Бродяжками безобидными сидели на берегу Лабы под мостом. Свесили грязные копыта в чистую воду. Шамкали своё подаяние и смеялись. Эти животные смеялись… Теперь – нет и никогда больше…
… Стась меня помнит. Он всё знает про меня и маму… взял это и обещал спрятать. Рассказал, что онкель попросил убить охотников, и что совсем спятил. Дал ему пуукко и орден – точно спятил гад.
… Теперь всё стало проще…
Эмму встретила на рынке, она продавала грибы и ягоды, сказала, что живёт с Томасом и носит собранное в приют пердунам…
… Есть нож и есть логово нелюдей. Я купила Яше телефон, научила пользоваться и запретила говорить обо мне хоть кому. Там сначала мы ждали удобный момент: какой-нибудь приступ, чтобы не столкнуться с кем…
Павел отвлёкся от чтения и попросил Валеру набросать схему преступления.
– В первом убийстве другой нож фигурировал. А пуукко Ева брала, видимо в перчатках, без ведома Стася.
– Так точно, – строчил участковый.
… В приюте было проще всего. Умирающих переносили в изолятор. Яша звонил, открывал дверь, садился на голову … я надевала пластиковый мешок и лишала злодея власти… так же когда-то он чувствовал мою пульсирующую боль... После относила на суд божий…
… Мамочка позаботилась о своей девочке…
…Теперь они горят в аду…
Последние кривые записи едва разобрать.
… Я убила зло… нет… я накормила зло…
… Не могу с этим жить… всё равно никто не поймёт… она не поняла…
Павел закрыл тетрадь. Взял куклу. Из-за платка торчал клочок страницы. Обгоревшей веткой накарябано:
«Мамочка позаботилась о своей доченьке»
Филипп тихо заговорил. Он уже какое-то время не спал и слушал.
Рассказал, как Дита попала в Шлёс. Чем занимался Курт и «Вальдшнеп». Рассказал про «свадьбу» … Что не знал о дочери. «Всех здесь опутала, ослепила нечеловеческая сила».
Паша тронул за руку участкового, и они ушли.
– Павел Константинович, а как же улики? – всполошился парень.
– А нет улик, Валерий Анатольевич, если ты столкнулся со Злом.
Парень искоса посмотрел на старика и промолчал. За несколько дней с ним дистанция в возрасте между этими двумя стала намного короче.
***
У мельницы в затоне вода качает тринадцать чёрных пластиковых мешочков. Ранним безмятежным утром белобрысый Стась на плоту собирает их веерными граблями и хоронит в своём парке.
Незадолго до первых заморозков укутывает нежные розовые кусты и разговаривает сам с собой:
«Нет Курта. Нет охотников. И Евы нет... Вилкас поверил горе суровому краю.
Остался парк, и в нём тринадцать горшков. Самое лучшее место – земля к земле...
Остался он – зодчий – превращать трясину в цветущий сад. В память невинных жертв и во имя жизни».
***
В последнюю ночь на полесских землях капитан милиции не сомкнул глаз. Ему мерещился дневник Евы:
«… Яша садился на голову, а я лишала злодея власти и относила на суд божий. Мамочка позаботилась о своей доченьке».
Паше нечем стало дышать. Он распахнул окно. После грозы воздух насытился озоном и наполнил комнату свежестью. Мимо сонной дежурной детектив прошёл на крыльцо.
Ночь, как могла, украсила землю после бури. В густых сливках облаков купалась низкая, оттого большая круглая луна. Серебряным светом через топь она проложила призрачную дорожку. Павла тянуло пройти по ней, чтобы увидеть, где залегло зло. Но он не осмелился заглянуть в бездну и разрушить тонкую грань между смертью и жизнью. Остановился, слушая ночные звуки, баюкающие хлябь: зудение комариных туч, стрёкот свёрл сверчков, клокотанье, уханье, щёлканье неясыти, бой козодоя в деревянный барабан.
Рано утром следователь уехал в город составлять последний в жизни рапорт.
Полковник Муравьёв, не взглянув на файл, отложил в стопку текущих дел и вышел из-за стола.
– Я не знаю, с чем ты столкнулся, но точно это не было похоже на отпуск. Дело закрыто. Так что передам в бухгалтерию, и пусть пересчитают. Готовься проставляться. А теперь, советую, бери Нину в охапку и поезжайте на море. Бархатный сезон никак…
Ельшин пожал протянутую руку.
***
В октябре на бурой болотной траве выпадает роса. Первые заморозки превращают её в стеклянные бусы. Рассветный луч раскрашивает бусины разноцветной пастелью.
Гнедой конь с всадницей оставляет после себя неприметный след. В воздухе, тихо шурша, рассыпается пронизь. Хлябь слышит.
Животное прядёт ушами, чутко ловит движения ловкого тела. Они не разговаривают, но конь чувствует любовь и заботу. Лучшие дозорные – молчуны.
Дорогой читатель! Спасибо тебе, что был с нашими героями. Оставь свой отклик. Это так важно для всех нас.
Начало Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10