Реставрация иконы с помощью клея ПВА, портрет 18 века и драки с недовольными заказчиками
Оказывается, работа реставраторов может быть вредной для здоровья и даже опасной — постоянный запах растворителей и кислот делает их заторможенными, а недовольные заказчики иногда лезут в драку вместо оплаты.
Мы поговорили с людьми, которые восстанавливают иконы, книги, фотографии и мебель, — и узнали, как они отличают настоящие антикварные вещи от подделок, чем им вредят реставраторы-самоучки и почему в России чаще, чем в других странах, приходится восстанавливать предметы буквально из пепла.
Автор: Вета Полярная
Инга Федорова, реставратор икон: «У нас, как и у хирургов, нет права на ошибку»
Изначально я поступала на дизайнера, но не прошла на это направление, и поэтому мне предложили реставрацию икон. Я была очень далека от этой темы — тяжело работать с религиозными предметами, если ты не верующий. Но я все равно решила попробовать. И постепенно втянулась, теперь ко мне регулярно обращаются священники.
Иногда на моей работе случаются чудеса. Как-то я делала большую икону Святого Николая для Галичского женского монастыря. Она была после пожара и в ужасном состоянии. Я ее почистила и поняла, что не хватает Богоматери и Спасителя. Надо было дописывать. Тогда мне не хватало опыта, и я не понимала, в какой стилистике писать и что вообще с ней делать. Ходила вокруг иконы несколько недель. Как-то утром приходит мама и спрашивает: «ты начала дописывать икону? там контуры есть уже». А я ничего не делала. И они реально выступили. С научной точки зрения можно объяснить: основа впитала масло, и оно просто проявилось. Но что заставило его проявиться именно в этот период — непонятно.
Для реставратора обязательно нужно образование — не могу смотреть на то, что делают дилетанты. Бывают такие самоучки, которые берут и проклеивают икону ПВА. Особенно так любили делать в 90-е годы, в итоге получаются загубленные предметы искусства. Так что учиться точно надо, из учебных заведений могу посоветовать Московское академическое художественное училище, Строгановку и Суриковский институт.
К сожалению, очень мало людей после выпуска из художественных училищ остаются в профессии. Они не могут найти свое место. Коллекционеры, которые собирают иконы, работают только со своими реставраторами. Государственные организации тоже не стремятся набирать новых людей — у них штат заполнен. Здесь все решает судьба.
Так получилось, что я начала работать на 3 курсе. Хорошо зарекомендовала себя в училище и преподавательница поделилась со мной заказчиком — одним из ведущих коллекционеров. Поэтому на долгие годы меня обеспечили работой. Потом я выпустилась, получила красный диплом, рекомендации и устроилась в Всероссийский художественный научно-реставрационный центр имени И. Э. Грабаря. Но не всем так везет.
Новичку нужно набраться терпения. Я считаю, что самый хороший старт — это социальные сети. Например, приходишь на антикварный рынок и покупаешь любую икону. Реставрируешь ее с подробной фотофиксацией и выкладываешь в интернет — показываешь свое мастерство. Если говорить о деньгах, то частный и состоявшийся в профессии реставратор зарабатывает от 100 тысяч рублей в месяц.
Реставратор — это еще искусствовед и эксперт. Появилось очень много подделок из-за того, что антикварный рынок истощается.
Раньше их было сложно сделать, а сейчас создают очень хорошие фальшивки, которые не каждый специалист определит. Мы же для этого используем разные методы — например, подсветку ультрафиолетом. Но проблема в том, что хорошие поддельщики делают такой лак, который ультрафиолет не пробьет. Еще можно определить подделку по кракелюру, то есть трещинам — на старой живописи они есть всегда. Однако некоторые умельцы и кракелюр умеют подделывать. Поэтому иногда помогает только насмотренность и чутье.
Государственная сфера нашей профессии очень закрытая и конкурентная. Музейная реставрация технологически отстает, потому что в ней все слишком формализовано. Есть утвержденные Министерством культуры технологии восстановления — если икона не принимает какую-то методику, то в музее все равно будут делать так, как прописано в документе. Поэтому я решила, что работать на себя намного проще и интереснее.
Реставрационная работа не подходит для аллергиков и астматиков, потому что иногда мы используем очень сильные растворители. Они влияют и на психику. Наш педагог говорил: бывают реставраторы двух типов — активные и заторможенные. Все зависит от того, какой растворитель они используют. Многие растворы полунаркотические. А еще мы иногда используем кислоты, так что без вытяжки работать совсем нельзя. Один раз подумала, что открытое окно меня спасет, а через неделю работы начала выкашливать свои легкие.
Цикл моей работы выглядит так. Сначала я делаю укрепление красочного слоя, наношу клей на поверхность, пропитываю все слои. Потом бумага с укреплением смывается, а красочный слой становится ровным. Дальше начинаю процесс раскрытия: старая олифа — масло — зачастую темнеет, я ее убираю, и после этого открывается авторская работа. Если есть утраты, то выполняю подлевкаску — наношу специальный реставрационный материал, чтобы поверхность стала гладкой. Далее по вставкам левкаса выполняю тонировку по уже подготовленным утратам. Если это музейная реставрация, то изображения не рисуются, задается только общий тон. В основном, заполняют мелкой точкой. Если это антикварная реставрация, то нужно дописывать в стилистике автора. Тонировка идет только по участкам вставки, авторскую живопись мы не трогаем.
Иногда это страшная работа. Была у меня одна заказчица, актриса детского кукольного театра. Работала я с ней во времена карантина. Естественно, у всех на тот момент были проблемы с деньгами. Я закончила реставрацию, жду оплату. Заказчица приезжает в мою мастерскую забирать заказ, а денег у нее нет. И она — вместо того, чтобы договориться со мной — решает на меня напасть. Начинает со мной драться: я пытаюсь отбиваться, параллельно нажимаю на кнопку вызова охраны и звоню отцу. Приехали все: охрана, папа, полиция. У меня в мастерской камеры есть, поэтому все было зафиксировано. Но я не стала писать заявление и дальше разбираться. Ее заказ стоил 15 тысяч, мы договорились в итоге на 10. Отпустила ее с Богом. Просто очень обидно, что человек решил так поступить. Ведь можно было растянуть оплату или вообще заплатить позже. Я не тяну из людей деньги.
Если реставратор накосячил, то никто об этом знать не должен. То есть, испортил что-то — исправь так, чтобы никто даже не догадался об этом. У реставратора, как и у хирурга, нет права на ошибку.
Дарья Кочетова, реставратор книг, фотографий и документов: «В России мы восстанавливаем предметы буквально из пепла»
Я не планировала становиться реставратором. Просто выбрала творческую профессию после школы и мне хотелось, чтобы это было что-то особенное. В моем родном городе в университетах предлагали разные профессии: ювелир, художник, педагог, дизайнер. Мне казалось, что они под критерий «особенное» не подходят. И как-то раз я вспомнила, что в нашу художественную школу приезжали выпускники реставрационного училища с выставкой своих работ. Меня это очень заинтересовало. Я решила, что мне подходит именно реставрация и попала в эту профессию. Теперь я специализируюсь на книгах, фотографиях и документах.
Меня с самого начала больше интересовала графика, а не живопись, поэтому в университете я и поступила на отделение графики. Училась я в Суздальском филиале СПБГИК. Еще поступить можно в крупные художественные вузы, где есть отделения реставрации. Вообще образование очень важно — при самостоятельном старте у вас мало возможностей практиковаться.
Все реставраторы зарабатывают по-разному. Есть ставки в музеях и библиотеках, которые по деньгам не отличаются от средней зарплаты по городу. В частном порядке получается побольше. Мой же доход сейчас не стабилен, заказы приходят из разных мест — обычно от частных коллекционеров, которые присылают книги. В целом, для меня нет разницы, с кем сотрудничать — я работаю с предметами, а не с людьми. Единственное, что мне не нравится в госучреждениях: там требуют заполнять множество документов и защищать каждую работу перед комиссией.
Реставрация — это неизведанное дело для многих людей. Часто слышу такой стереотип, будто молодая красивая девушка не может быть реставратором. Особенно если у нее яркий маникюр — с таким часто встречаюсь. И еще есть миф, что корректировать фотографии в компьютере тоже считается реставрацией, хотя это не так.
В реставрации преобладает наука, это достаточно жестко регламентированная область — есть четкие принципы и правила, которые нужно соблюдать. Творчество есть только в небольшом количестве отдельных процессов, да и то условно. У нас нет каких-то лайфхаков или уловок кроме тех, что прописаны в учебниках и методичках.
Российские фонды находятся в очень плохом состоянии. Наши мастера ценятся, потому что многие столетия в России учатся восстанавливать предметы буквально из пепла.
Поэтому методики в нашей стране более радикальные, в то время как в Европе обычно реставраторы пытаются сохранить текущее состояние предметов — это называется превентивная реставрация. У нас тоже такое есть, но чаще мастера работают с вещами, с которыми совсем беда.
Сложность работы зависит от конкретного предмета. Есть маленькие фотографии, которых можно отреставрировать сотни за год, а есть книги, на которые тратишь месяцы и годы. Я сама делаю примерно по 30-40 реставраций за год.
Часто попадаются «капризные» предметы — не воспринимают растворы, не клеятся или просто слишком хрупкие. А самая большая проблема — это предыдущая неправильная реставрация. Когда книги склеены ПВА или скотчем, то все это очень сложно убирать. К счастью, почти любые реставрационные неприятности можно исправить. Все принципы построены так, что процессы обратимы. Если что-то авторское повреждено, то необходимо это зафиксировать и восстановить настолько, насколько возможно: стертую линию восстановить, отрезанный кусочек приклеить, и идти учить матчасть, чтобы в дальнейшем такого не было. Ошибки говорят о том, что работа была выстроена неправильно.
Самый древний предмет, с которым я работала — очень красивый портрет женщины авторства Жана Батиста Грёза, 18 век. Я про этот предмет даже научную работу в музее писала. Вообще, он меня очень вдохновил, и моя реставрация тогда впечатлила многих людей.
Сложных предметов было много: книга, которую я делала 6 месяцев, потому что она очень большая. Афиша из толстого картона, разорванная и прошитая нитками. Были и фотографии, рассыпающиеся в руках.
На мою жизнь реставрация влияет благоприятно — я активно развиваюсь в сфере изобразительного искусства и истории произведений. Благодаря ведению блога о работе я сильно прокачалась в публичных выступлениях и навыках грамотной речи. У меня есть небольшая деформация в плане того, что я не могу спокойно прийти в музей и не проверять — оригинальный предмет передо мной или копия. Всегда смотрю сначала пристально близко, а затем издалека. Так я разглядела, что на выставки Сальвадора Дали и Энди Уорхола в моем городе привезли подделки.
Молодым реставраторам я бы посоветовала тренировать терпение и заботиться о своем здоровье. Без этого не стать хорошим мастером.
Алексей Черкашин, реставратор мебели: «Самый сложный предмет в моей практике — буфет в готическом стиле».
У меня был выбор между медициной и делом моих предков-краснодеревщиков. Я выбрал второе. Поступил в художественный лицей — это как сейчас колледж. Там нас учили учили через определенные законы видеть и чувствовать мебель, чтобы не работать с ней по принципу конвейера. Зашпатлевал, покрасил, смыл — это просто конвейер, никакого искусства.
Я не доволен современной системой образования в моей сфере. Людей выпускают с нулевыми навыками. Человека просто выучивают, зачастую правильно, и не закрепляют знания. А нужна практика и база. В итоге выходит человек с книжечкой и идет в другую отрасль.
У нас люди не знают, что такое музейная реставрация. В ней сперва сохраняют то, что было изначально, далее работают над консервацией, чтобы предмет не испортился и, по возможности, восстанавливают утраты. Однако эти восстановления должны не отвлекать на себя внимание и соответствовать стилю.
Есть понятия классической и коммерческой реставрации: первая не предполагает использование предмета, а вторая разрешает. В коммерции бывают неприятные случаи. Один раз мне принесли замечательное трюмо в стиле модерн, 1908 года. Этот предмет не выезжал из Москвы больше 100 лет. Я сделал работу, пришел заказчик и сказал: «теперь перекрасьте в темно-синий цвет». В таких ситуациях я всегда стараюсь убедить человека, что так делать нельзя. Не это всегда работает, так что я перекрасил со слезами на глазах.
Иногда доходит до того, что люди из антиквариата просят сделать современную вещь — вживить керамическую панель, USB-порт и другие штуки нашего времени.
Мне приходится брать такие заказы, потому что нужны деньги — у реставраторов не всегда есть выбор. Реставратор зарабатывает ровно столько, сколько может «прогнать» через себя предметов с определенной скоростью. Из этого и складывается зарплата.
Самый сложный предмет в моей практике — буфет в готическом стиле. Готика редко встречается в антиквариате, а если и встречается, то более поздняя и с неправильными пропорциями. В итоге отреставрировал за 3 месяца. А в среднем на один заказ уходит месяц. Хотя есть особые предметы, на которые может и полтора года уйти.
В современном мире можно даже современную мебель сделать антикварной, многие так делают и потом продают ее по соответствующей цене. Есть методы определения подделок: они подразумевают, что ты разбираешься в стилях. Вы должны знать, к примеру, что в 19 веке задняя сторона предмета не представляла никакого интереса, как и то, что внутри. Ты вынимаешь ящик и смотришь — если он необработанный, то это похоже на 19 век.
Инструментов у нас сотни: лопатки, штырьки, скребочки. Технически работа с ними простая: когда к нам попадает предмет, то мы сперва его чистим. Грязи за сотни лет появилось много, а объект должен быть со всех сторон стерилен. Если элемент церковный, то он всегда залит воском, маслом и так далее. Это самое неприятное. В мебели так тоже бывает — если в дерево попадет масло, то мне уже сложно покрыть столешницу. Соответственно, сначала нужно избавиться от масла.
После очистки вещи реставратор смотрит, какие есть утраты. Ты приводишь предмет в состояние, в котором он был изначально. Иногда к нам попадают вещи в таком виде, что невозможно понять, какими они были когда-то. Тогда нужно самостоятельно на основе своего опыта или каталогов нарисовать форму, близкую к этому стилю.
В моей профессии мне не нравятся тренды и медийность. Я просто вынужден вести социальные сети — если я не буду этого делать, то останусь ненужным художником. Сейчас нет меценатов, которые будут поддерживать таких, как я.
Начинающим реставратору советую не опускать руки. Ты должен пробовать и искать места, где люди дают возможность развития, работу с интересными предметами и воспитывают внутренний вкус. Надо находить мастеров и учиться разбираться в стилях. Сначала нужно стать профессионалом, а потом уже думать о деньгах.
Вы можете пройти тест по этому материалу на нашем сайте в конце статьи.