Рецензия Бориса Кутенкова – поэта, литературного критика, культуртрегера, обозревателя, редактора отдела науки и культуры «Учительской газеты» и соредактора журнала «Формаслов», литературного критика «Pechorin.net» – на роман Виталия Захарцова.
Виталий Захарцов работает в распространённом ныне жанре альтернативного повествования на современном материале со всеми присущими этому жанру особенностями: это отражение эпохи в языковом аспекте – в данном случае стиль с соответствующими инверсиями, апеллирование к древнерусскому фольклору (с характерными использованиями имён богатырей) и перенесением всего этого на почву нынешних событий – с самого же начала мы понимаем, с чем имеем дело, так как здесь упоминаются и «коронная чума», и «немирное время», политические отсылки появляются и далее – «несистемщик» и т.д. Первое, что вспоминается при чтении произведения, – это, конечно, «Кысь» Татьяны Толстой (момент с «гипертекстуальным нарративом» – весьма характерная для неё насмешка над филологизмом); кажется, что это произведение Толстой вообще повлияло на сюжет романа и его интонацию. Приём выхода из повествования и доброй, а иногда едкой иронии в адрес филологии как таковой с её занудством свойственны роману и проявляются в нём в разных моментах: «ненадлежащее исполнение… заворот фабулы… ризоматичность архитектоники…» (с. 40; при этом говорится о «нарушении двенадцатой поправки», в чём можно увидеть и завуалированный намёк на законодательство, – а несоблюдение «литературных» законов тем самым неявно не приравнивается ли к уголовным в интонации повествования); есть всяческие ««Я на тебя Проппом дразнилась, но тебе нравилось». «Проппа он тоже не помнил – пень пнём!» и т.д. – всё это говорит о том, что роман пишет человек эрудированный, обладающий чётким целеполаганием (хотя бы в аспекте литературно-интертекстуального слоя романа) и, думается, знающий, что он делает. Характерное подчёркивание даты создания в финале – 21 февраля 2022 года – как бы намекает на «предсказательный» характер повествования (и в то же время делает из этой даты условность, закрепляет её в сознании как важную веху, апеллируя именно к актуализации исторического контекста, – ведь не писался же роман один день, но именно такая хронологическая акцентуация как бы делает текст по-настоящему злободневным). Очевидно и влияние стиля Виктора Пелевина – с его абсурдноватым сочетанием сатиры на современность, завуалированной политической аллюзивности и исторического эпоса (и «приращение смысла», как сказал бы Дм. А. Пригов, по отношению к прозе Пелевина здесь не вполне ясно, настолько «Молодильник» наполнен его интонацией).
Однако если литературный слой романа говорит о целеполагании, то вопрос, связанный с жанровостью, несколько разрушает такое представление. Очевидно, что вещь обладает всеми признаками дебютной – то есть стремлением напихать в текст как можно больше: тут тебе и фантастика, и сатира, и детектив, и альтернативное повествование с актуализацией текущих событий. Здесь и явная аллюзия на «Вишнёвый сад», подчёркнутая образом Фирса, и вообще литературный слой в романе, кажется, имеет немаловажное значение. Создаётся впечатление такой междужанровости, которая иногда оставляет в недоумении, что мы читаем – остросюжетное повествование, пародию на исторический эпос, научную фантастику? Это осталось мне непонятно – сюжет развивается не столь динамично, сколь непредсказуемо, не всегда видна мотивировка фабульных поворотов. По сути, главная мысль романа изложена в конце: «Твоё сознание начинает цепляться за знакомые ему образы: за куски диссертации, которую вслух читала тебе жена, за работников лаборатории, которые готовят тебя «к экзекуции», за прочитанные тобою книги… Твое сознание говорит с тобою на языке соответствий, но когда понятия слишком далеки друг от друга, возникает вот этот понятийный разрыв». Эти сюжетные мотивировки разбросаны по повествованию: «Великан от размеренной ходьбы тут же задремал, так что пропустил всё произошедшее, потом и картину восстановить не мог, как не мог ее восстановить и Царевич», «торобарский язык» и т.д. Разговор о современности в её параллелях с прошлым, их совмещения в злободневном контексте важен для автора: они постоянно идут рука об руку в романе («наливное яблочко на блюдечке с голубой каёмочкой, то есть телевизор»), а в некоторых реалиях и именах угадываются зашифрованные намёки на сегодняшний день («победил Омонима и многих-многих других» – здесь несложно увидеть намёк на рэпера Oxximirona[1]). Что с этим делать читателю – не всегда понятно, и тут обретает актуальность чеховский вопрос невыстреливающих ружей.
Продолжение читайте на портале.
Автор статьи: Борис Кутенков.