Григорий Потемкин — большой друг нашей редакции. Он давно переехал из Екатеринбурга в Китай. Организовал там свой маленький бизнес, а потом попал в Forbes. Вспоминаем давнее интервью с ним о жизни китайской деревни и нечесаных, неумытых миллионерах в рваных трениках.
Со знанием дела Гриша путешествует по далеким от туристических маршрутов китайским деревням и селам в поисках лучших сортов чая. Договаривается с фермерами и продает эксклюзивный свежий чай в Россию. В свободное время ведет занимательный блог о жизни в Поднебесной. Мы наконец договорились с вечно занятым Потемкиным на небольшое интервью.
— Я думаю, все себе примерно представляют китайские мегаполисы: переполненные улицы, стеклянные небоскребы и забитые дорогими машинами эстакады. А как там на селе?
— Если коротко, китайская деревня — она такая необразованная, неумытая, но при этом работящая, непьющая и в целом позитивная. Это, пожалуй, главное ее отличие от русского села: здесь никто не бухает и все работают. Причем алкоголь продается везде. Стоит он очень дешево. И нет ничего криминального в том, что люди иногда выпивают. Но ты никогда не встретишь в китайской деревне пьяного китайца.
— А что китайцы пьют вообще?
— Пиво «Чиндао». Это гигантский китайский бренд. Еще пьют рисовую водку — 58 градусов.
— Ого!
— Да. Очень противная поначалу. Но после пятой или шестой рюмки — нормально.
— А почему они не пьют?
— Я думаю, потому что есть чем заняться… Хотя нет! Знаешь, почему не пьют? Потому что их очень много. И конкуренция за труд, за рабочие места очень жесткая. Они понимают: если они сопьются и не будут работать, то просто умрут.
— Предположим, я — китайский оболтус. У меня есть семья. Родные меня любят и кормят рисом. А я бездельничаю, ворую и пью противную китайскую водку. Почему нет? Такое может быть?
— Не уверен. Не похоже на китайский образ мысли. Понимаешь, там другое воспитание, другие ценности с детства.
— Поясни. Если я так буду делать, меня палками побьют и прогонят из деревни?
— Слушай, не в этом дело. Там люди даже не думают об этом. Если ты у них спросишь: «А что это вы все работаете и не бухаете совсем?» — на тебя как на дурака посмотрят. Ну в самом деле. И ответят: «Прекрати задавать дурацкие вопросы».
— Хорошо. С алкоголем разобрались. Давай еще про дороги поговорим. Как ты добираешься до китайских деревень: по проселочным колдобинам или по нормальной трассе?
— Убитых сельских дорог в стране, по-моему, вообще не осталось уже. Дорожная инфраструктура у них просто офигительная. То есть из любой точки Китая в любую точку Китая ты спокойно доедешь по отличной бетонной дороге. Для них это чрезвычайно важно.
— Поясни.
— Правительство вкладывает колоссальные деньги в дорожную инфраструктуру, потому что автомобильные дороги — это основа для малого и среднего бизнеса. Фундамент! Понимаешь? Государство получает от небольших компаний огромные деньги — собирает налоги. И для него стратегически важно, чтобы бизнес развивался. Чтобы ему ничего не мешало. А бизнесу прежде всего нужны хорошие дороги, нужно нормальное сообщение.
— Между крупными городами и деревнями?
— Ну да. Это важно, потому что в крупных китайских городах производства вообще нет. Все фабрики — в селах. И весь товар из сел и деревень едет в города по дорогам. Потому по всей стране ты вряд ли встретишь хотя бы маленький кусок убитой магистрали. Тем более что там нет проселочных дорог.
— Ты, наверное, наблюдал процесс строительства китайских дорог. За какое время они могут уложить километр трассы?
— Минут за двадцать (смеется).
— А по деньгам?
— Понятия не имею.
— Есть же такой миф: будто бы в Китае дороги строят намного дешевле, чем у нас. Потому что у них рабочая сила дешевая, технологии продвинутые и в силу разных других факторов.
— Технология однозначно другая, да. Асфальт не используют вообще. Они дороги делают из бетона. Но, как мне кажется, дело не в технологии. Просто финансовый поток контролируется намного жестче, чем в России. Я могу об этом судить просто по сообщениям о казнях чиновников, рискнувших своровать дорожные деньги. Контроль очень жесткий. Потому там воруют меньше, значительно меньше, чем в России.
— Хорошо. Вернемся к твоей жизни в Китае. Вот ты приезжаешь по гладкой бетонной дороге в деревню… Кстати, зачем ты вообще туда едешь?
— Затем что это моя работа. 30% своего времени я провожу в китайских деревнях.
— Почему?
— Бизнес такой. Я закупаю чай непосредственно с плантаций. У меня по всей стране — сеть поставщиков. В разных провинциях выращивают разные сорта чая. Соответственно, в каждой провинции у меня есть человек, у которого я напрямую покупаю чай.
То есть это не торговцы, не коммерсанты. Это фермеры. Они живут в деревнях и зачастую вообще не знают, что там происходит во внешнем мире, что такое интернет и так далее. Это оторванные от мира люди. Сами они ко мне не придут.
— Потому ты едешь к ним?
— Да. Еду сам. Договариваюсь о поставках, предварительно попробовав их товар. Это гигантское количество разнообразных видов и сортов чая. Едешь к одному фермеру — пробуешь. К другому — тоже пробуешь.
— Ты приезжаешь в деревню и ищешь какой-то чайный базар? Как это выглядит?
— Не обязательно в деревне есть какой-то централизованный рынок. Я просто стучусь в первую попавшуюся дверь и спрашиваю: «Кто здесь? Можно попробовать ваш чай?» Хозяин жилища кивает. Потому что я белый. Я — редкий, диковинный гость. Это все равно, что на Кубань в деревню приехал бы негр и попросил попробовать картошки.
Здесь так же. Появление белого человека производит прямо фурор. Вся деревня в легкой панике. Ко мне подходят люди, начинают знакомиться. Все доброжелательные, улыбчивые. И я очень быстро попадаю в дома, где мне предлагают попробовать чай. Я выбираю то, что мне понравилось, и договариваюсь о поставках. Сначала — о небольших партиях. Потом, если этот сорт пользуется спросом у покупателей, увеличиваю объемы заказов.
Все рады. Я рад, потому что могу поставлять клиентам свежий чай прямо с плантации. Фермер рад, потому что получил заказ от непонятного, необычного, интересного лаовая.
— Ты бываешь в домах обычных китайцев. Как они там живут?
— Они живут трудом. Это их агрегатное состояние. Китайцы — это работа. То есть они постоянно чем-то заняты. Не сидят без дела. Встают очень рано — часа в четыре утра. И начинают сеять, полоть, обрабатывать, приколачивать и прикручивать. Так живет вся деревня. Контраст с нашим селом поразительный, конечно.
Я недавно ездил в Россию — к деду в деревню. Иду по улице, а она вообще пустая. Никого нет. Такое ощущение, как будто здесь химическое оружие применили: ни души, только дома.
У китайцев все наоборот. У них вся жизнь — вне дома. В четырех стенах им сидеть не прикольно. Они едят на улице, сидят на улице, пьют чай на улице, женятся, ссорятся, мирятся — все на улице.
— Деревня в Китае — это сколько домов?
— По-разному. Маленькая деревушка в горах — это домов пятьдесят. Но это совсем крохотное поселение.
— Пятьдесят домов?
— Да-да. Но это очень мало. В среднем в селе живет около миллиона.
— Миллион человек?
— Да.
— Деревня-миллионник?
— Ну да. Как правило, у таких поселений статус города. Но по факту это деревня. Все дома — одноэтажные.
— Расскажи еще про фермеров. Обычный китайский дядюшка Лу, выращивающий чай, — он кто? Как он работает? Что у него за душой?
— У него есть гектар земли. Это главное.
— Гектар ему правительство выдало?
— Нет. Не выдало. Он взял его на пятьдесят лет в аренду у государства. Хотя, скорее всего, лет сто назад эта земля принадлежала его семье. Но тогда не было никаких документов, не было государственного контроля. И вот, лет 30–40 назад к дядюшке Лу пришли люди из правительства и сказали: «Надо брать в аренду». Он и взял. По какой-то суперльготной цене на пятьдесят лет. Взял этот гектар и продолжает его возделывать.
— То есть это необременительная цена?
— Я думаю, что нет. Никому невыгодно заламывать цены. Надо, чтобы как можно больше фермеров имели возможность получить землю и обрабатывать ее.
— Я правильно понял, что китайская деревня — это такой моногород? То есть в одном селе все делают чай. В другом — унитазы. В третьем — носки. Так?
— Это кластерная экономика. В Китае она очень развита. Потому деревни сильно отличаются друг от друга. Те, в которых я бываю, занимаются выращиванием чая. Потому там всегда свежий воздух, великолепные виды на живописные горные плантации. Конечно, если бы они производили, например, вилки, посреди села стоял бы какой-нибудь штамповочный завод. И деревня выглядела бы совсем по-другому.
— Но ты в промышленных селах тоже бывал?
— Конечно.
— И как там?
— Начну с того, что в промышленные деревни иностранцы почти не заходят. Им там просто нечего делать. Там никто не говорит по-английски. И даже если ты знаешь китайский, ты местных все равно не поймешь. Потому что они говорят на каком-нибудь местном диалекте.
Сама деревня — это узкие улочки, дома, стоящие очень-очень близко друг к другу. И, конечно же, фабрики и мануфактуры, на которых местные часто просто живут. Это такой производственный муравейник.
Мануфактуры могут располагаться прямо под открытым небом. Посреди улицы на рельсах стоит печь. Рядом с ней — два десятка гончарных дисков. Работают человек 20–30. Вручную делают какие-нибудь горшки для цветов, прямо здесь же сушат под солнцем, обжигают в печи, вручную покрывают эмалью, грузят в коробки. Элементарное мануфактурное производство. И вот таких фабрик на одной улице может быть штук 70.
— Фермеры, выращивающие чай, — это белая кость? Их жизнь проще: нет пыльных фабрик, адского ручного труда. Чистый воздух и зеленые просторы.
— Нет. Производство чая — это тяжелый сельскохозяйственный труд. Он ничуть не легче работы на мануфактуре. Только для того чтобы подготовить плантацию к посадке, надо совершить просто гигантское количество сложных работ на срезах гор.
— В деревне есть жесткая иерархия, разделение на работодателей и работников?
— Да. Причем дистанция между работодателем и работником там просто гигантская. У фермера, например, есть чайные тетушки — это такие бабушки, которые за копейки собирают чай с плантации. И фермера вообще по большому счету не колышет их зарплата. Он говорит: «Вы будете работать за 50 юаней в день». Это реально копейки. Но тетушки работают.
— Ты сам говоришь, что взять в аренду гектар земли не так уж и дорого. То есть стартовый капитал минимальный. Почему такая тетушка не может уйти от начальника и начать свой бизнес, самой стать фермером?
— Это не так просто. Чтобы взять в аренду землю, надо получить кредит в банке. Кроме того, надо плантацию подготовить: нагнать туда экскаваторы, грейдеры. Потом в заказниках закупить чайные кусты. 3–4 года их поливать, удобрять, пока они не начнут плодоносить. Понимаешь? Это длительный, рискованный финансовый проект.
— Классический предпринимательский риск.
— Очень длинный причем. И на такое способен только довольно неглупый человек.
— Китайский капиталист: немытый, грубый, но сообразительный. Да?
— Да. Это такой фермер с грязными руками, в трениках с вытянутыми коленями. Он плюется, моется раз в неделю. Но при всем при этом в нем есть такая предпринимательская начинка.
— Ты хочешь сказать, что в Китае никакого коммунизма нет, что там архаичный капитализм на грани с рабством?
— Рабства нет. Там все взаимовыгодно. Просто чем ниже ты находишься в цепочке, тем меньше выгоды. И если ты простой рабочий на фабрике, много денег тебе не видать.
— Конкретнее: сколько, например, зарабатывает тетушка, которая выращивает дорогой чай на плантации?
— 150 долларов в месяц.
— Это много? Мало?
— Этого хватает на пропитание. Но у нее всегда есть огромное количество вариантов «крутануться», «торгануть»…
— И стать новым китайским капиталистом. Да?
— Ну да.
— Я так понял, что китайский капиталист вполне доволен жизнью. Ему правительство сдало землю в хорошем районе, государственный банк выдал льготный кредит. Так?
— Не совсем. Он ведь сам все это сделал. Сам взял у правительства землю в аренду. Сам получил кредит. Просто на выгодных условиях. Кроме того, ему помогают климатические условия. То есть он же не в зоне рискованного земледелия работает. Солнце поливает практически круглый год.
— Понятно. Но главное — что условия адекватны. То есть этому немытому фермеру поверил банковский клерк в синей рубашке и выдал кредит.
— Ну да.
— И он не просил с фермера залогов?
— Скорее всего нет, не просил.
— И через сколько лет такой фермер станет китайским капиталистом?
— Считай, он уже начинающий капиталист. Если будет все делать правильно, через 5–6 лет станет миллионером. В любой отрасли… разве что кроме чая. Понимаешь, чай — это инертный бизнес. Он не сразу приносит деньги. И состояние на чайных плантациях делают те, кто получил этот бизнес в наследство. Но в остальных сферах стать богатым можно очень быстро.
Стандартный сценарий: предприимчивый китаец сидит и, например, шьет обувь. В какой-то момент он получает заказ сразу на 500 пар. Он их отшивает, зарабатывает дополнительные деньги. Но не тратит их на себя, а покупает еще одну швейную машинку, садит за нее наемную швею. И вот они шьют уже вдвоем. Он нанимает еще одну швею, потом еще одну. И через год он уже хозяин небольшой фабрики. Однажды к нему приходит большая гонконгская компания и говорит: «Слушай, Ли, у тебя самые низкие цены в твоей деревне. Давай-ка мы разместим у тебя заказ на четверть миллиона долларов».
Для него это триумф. Отметка, которая навсегда изменила всю его жизнь. Причем он контракт выполнил, но не стал покупать себе большую квартиру в Гонконге. Он начал строительство здания для новой большой фабрики. Он закупает современную производственную линию. А сыну своему говорит: «Так. Пока я фабрику строю, дуй в Лондон. Поступай в университет. Вот тебе 10 тысяч долларов. На год хватит. И чтобы через год вернулся с английским языком».
— Да ладно? Ты серьезно?
— Ну, я утрирую немного. Может, не через год, а через два.
— В Лондон?
— Да, в Лондон или в Новую Зеландию, или в Австралию — это не так важно. Его сильно замотивированный сын перебарывает свои внутренние комплексы и летит в чужую страну учить чужой язык, потому что это важно для семейного бизнеса. Через пару лет возвращается и начинает помогать своему отцу на фабрике. И еще через два года они едут, например, на Гонконгскую международную выставку и находят там клиентов из Штатов. Получают заказ на 7 млн долларов в год. И отшивают обувь для Walmart. Дешевую, низкокачественную обувь. Но параллельно они строят еще две фабрики.
— При этом они, уже будучи долларовыми миллионерами, продолжают жить в деревне?
— Да. Очень скромно живут. Ходят в старых потертых трико и сланцах, плюются на улице, поедают куриные лапы.
— Ты с такими знаком?
— Да, конечно. Большинство моих, так скажем, партнеров — они вот именно такие. Я удивляюсь, когда встречаю фермеров, которые проводят отпуск в Европе или, например, ездят в театр.
— Ездят в театр?
— Да. Или даже летают в театр. Потому что в их селе и в ближайшем крупном городе никакого театра нет.
— А какая-нибудь китайская СЭС или полиция начинающих капиталистов не душат?
— Пока бизнес маленький — нет. То есть пока ты шьешь обувь под натянутым на бамбуковых шестах навесом, ты никому не интересен особо. А вот когда ты построишь большую фабрику, конечно, тебя заставят соблюдать определенные нормы.
— Кто к тебе придет заставлять?
— Разные инстанции. Те же пожарные придут, конечно.
— Как у нас: пришли, нашли нарушение, оштрафовали?
— Нет. Не так. Задачи просто оштрафовать нет. Есть задача сделать так, чтобы ты соблюдал правила. То есть никто не будет вымогать взятку, не заставит тебя платить 5 миллионов за систему пожаротушения, которая стоит 1,5 миллиона. Я ни разу не слышал о каких-то взятках, поборах, о том, что проверяющие душат малый бизнес. Такого нет.
— Налоги-то китайский капиталист платит?
— Ну пока он мелкий предприниматель — нет. Он никому не интересен, понимаешь. Налоги тоже придется платить, когда бизнес вырастет.