ПРИЮТ ДЛЯ ПРИЗРАКОВ | Глава 3
Он напросился в гости. Ирина согласилась. Соскучилась за время вынужденного отпуска. Да и отсутствие живого общения негативно сказывалось на душевном состоянии девушки.
С момента, когда Ирина начала записывать сны, облекая их в художественную форму, круг общения сузился до выживших из мира книги. Грань стиралась, особенно ночью. Ирина терялась: какой мир настоящий? Настолько явственно она ощущала холод и боль героини, страх и желание вырваться из замкнутого круга. Что ж, она и была персонажем незаконченного романа, как бы бредово не звучало.
— Что-то пишешь?
Она застала Ника у письменного стола. Кипа отпечатанных листов покоилась в лотке для бумаг, поверх которой лежала репродукция картины немыслимого города. Отложив в сторону изображение, Никита пробежал глазами строчки текста.
— Ты ведь знаешь, не люблю, когда прикасаются к моим вещам.
Она подошла ближе, источая сладкий цветочный аромат. На бархате кожи остались капельки воды после душа. Мокрые волосы неровными прядями спадали по плечам и оголенной спине.
Переместив взгляд от рукописи на подругу, Ник задохнулся от вожделенного удовольствия, забыв о нарушении приличий и прочих бед. Как и о тексте, который вмиг испарился из головы парня, стоило тому заключить девушку в жаркие объятия.
Однако пламя шипело, соприкасаясь со льдом. В попытке расслабиться Ирину постигла неудача. Не помог и бокал игристого. Сознанием прочно завладел погруженный во тьму мир...
— Прости, Никита, ты не виноват, — прошептала девушка, кутаясь в пушистый плед и пряча лицо в ладони.
— Проблема в рукописи? — подал голос он, натягивая штаны после неудавшегося секса.
Ник не винил подругу: когда в голове поселялась назойливая идея, она не позволяла предаваться радостям жизни, пока не находила отклик и выход на свободу. Профессия журналиста заключалась в обладании даром заполнять пустоту в человеческом сознании и умении писать о вещах, которые абсолютно его не касались.
Однако Ник чувствовал, что подруга соскочила с поезда и устремилась в ином направлении: рукопись увлекла Ирину. Репортеры не верят ничему, это их символ веры, но не в случае с девушкой.
Он не винил подругу в ее хладности к ласкам. Никита выяснил причину странного поведения, для чего и проник в дом. Осталось выведать остальное.
— О чем ты пишешь?
— Провожу журналистское расследование, — отозвалась девушка, покусывая губы.
От Ника не укрылась нервозность Ирины. Что это: недоверие к нему лично или боязнь правды? Опустившись на край стола, парень подхватил из лотка стопку листов, бегло прочитывая текст. Местами он приподнимал брови, порой хмурился, искоса поглядывая на подругу.
Ирина по-прежнему кусала губы, ожидая приговор. Дольше скрывать не получилось: у Ника профессиональное чутье на скандалы, не просто так парень – ведущий колонки в их журнале. Но одно дело рабочая среда, другое – частное расследование с явным психическим отклонением. Ирина ждала этих слов. Взять отпуск, чтобы написать книгу, якобы заявленную духом почившего автора, от которого остался лишь псевдоним? Она вновь укралась за ладонями, осознавая полноту бессознательности. Но ничего не могла поделать: сны притягивали, книга звала. Она обязана дописать материал, пробиться сквозь бездонность черного, выдерживая удары судьбы ради безграничных возможностей будущего.
Проведя тщательный анализ предыдущих книг автора Ирина образно наложила одно изображение на другое, добавив зрительно черные штрихи новой книги как необходимые детали к любой художественной картине, без которых произведение было бы незаконченным.
— Что скажешь? — не выдержала она.
— Неплохо. Стиль хороший. Но ты иначе не умеешь, — похвалил Ник, однако склонил голову и проникновенно спросил, — почему черный? Я каждый день общаюсь с людьми и кое-что в психологии смыслю. Ты не одержима одиночеством, рядом с тобой не ощущается дискомфорт, и ты не из тех людей, кто лицемерно воткнет нож в спину. Что происходит, родная? Доверься мне...
Ник положил рукопись на место и присел рядом с подругой, отведя руки от лица, за которыми та пряталась. С нежностью и трепетом заглянул в глаза, отчего у Ирины перехватило дыхание: она не могла признаться, боялась, стыдилась, но и врать не имело смысла. Спасительная мысль мелькнула в голове, но девушка успела поймать ту за хвост и произнесла:
— Останься со мной сегодня...
Он коротко вздохнул, но не настаивал на признании. Достаточно того, что вновь переступил порог дома, дальше – дело техники. Ник притянул девушку к себе. Она не сопротивлялась...
Трусиха! Спутать сквозняк с дыханием! Натягивая на ходу кофту, я вышла из здания. Грузовик урчал, ожидая, когда запрыгну в кабину. Мы использовали транспорт в исключительных случаях: когда подвозили дрова или увозили тела. Не каждый день. Но периодически. Стабильно.
Он не включил фары. Никогда этого не делал. Хватало лунного света. Медленно опустил педаль газа и тронулся с места, не набирая скорость. До пустыря, где предавали земле почивших, я бы пешком дошла быстрее, но промолчала. К чему споры? Они не решали насущные вопросы, лишь усугубляли незавидное положение. Мы учились жить тихо и незаметно, продираясь сквозь оттенки ночи.
— Придется копать. Справишься?
Я отлипла от стекла, за которым ровным счетом ничего не видела и посмотрела на сопровождающего. Сколько раз ловила себя на мысли, что хотела бы увидеть его при дневном свете. Заглянуть в глаза, узнать их цвет. Но и при лунном сиянии не суждено было рассмотреть лицо, скрытое под капюшоном. Только голос. Низкий с характерной хрипотцой.
— Почему я? — голос дрогнул.
Судорожно сглотнув, я соединила ладони и зажала между колен, унимая дрожь. Копать могилы – самое жуткое занятие. Не потому что тяжело, а страшно: когда ты копаешь яму, то непременно думаешь о том, что другой копает ее для тебя.
Меня передернуло: не то от озноба, не то от робости. Он усмехнулся. Из-под капюшона раздался короткий ироничный смешок. Я настороженно посмотрела на него.
Заглушив мотор, он открыл дверцу и бесшумно спрыгнул на землю, я последовала примеру, но остановилась в нерешительности, замерев на ступеньке. Холодный ветерок обдувал разгоряченное лицо. Жадно всматриваясь вдаль, я вбирала глазами разноцветные огни. Они перемещались по кругу, бисером рассыпались по земле.
— Что это?
Воспоминания окрасились в черный цвет, ставший привычным образом жизни, но при виде мигающих лампочек в душе зародилась надежда, что не все потеряно. Я спрыгнула на землю и побежала. Наплевав на правила. Нарушая воцарившиеся законы. Бежала, громко хрустя сухими ветками под ногами, слушая собственное сбившееся дыхание. Забыв о страхе и опасениях быть услышанной. Кем?
— Что ты творишь?
Тяжелая рука упала на плечо и рывком вернула назад. Я не удержалась на ногах и упала, сдирая на ладонях кожу. Но яркие огни манили. Почему я раньше их не видела?
— Там жизнь! Посмотри, там жизнь! — кричала я, указывая на светящийся мир вдалеке. — Почему нам нельзя пойти туда? Мы можем спастись!
— Отсюда нет выхода, — пророкотал он, склонившись к самому уху. — Ты не сможешь покинуть это место!
— Почему?
— Ты действительно хочешь знать? — его голос прозвучал едко, заставляя отшатнуться.
Ледяная рука страха вновь сдавила горло. Я шагнула назад, но он перехватил руку и дернул на себя. Взвизгнув, я забилась в стальной хватке, но его рука накрыла рот, заглушая крик. А голос вещал:
— Ты никогда не выйдешь отсюда, если вначале не войдешь...
Продолжение здесь