Рефакторинг http://www.silverhotel.ru/blog/vipassana/
Часть 1. Предисловие.
Социум одолел суетой, бессмысленным трепом, хождением по кем-то выделенным коридорам.
Кем выделенным? Не самим ли собой выделенным?
Кажется, этот социум представляет собой длинную арку обвитую плющом. А за этой аркой – жизнь. Только ты ее не видишь, она скрыта за штампами и ярлыками.
Они свисают на веревочках тысячами слоганов, фирменных знаков, рекламных плакатов среди которых живу и я и мои соседи и "враги и друзья". Вот на веревочке кругленький значок «Фольксваген», вот банка с надписью «Бондюэль» , вот «Эльдорадо» … и тысячи, миллионы фирм, фирмочек, названий, подстерегающих меня повсюду.
Поднимаю глаза в метро- они там поджидают , оборачиваюсь - рекламный щит сообщает о чем-то важном, иду по улице - каждый шаг , каждый вздох –информация, информация , вхожу в магазин – мой путь уже просчитан, взгляд уже направлен кем-то и куда ему нужно. Все наперегонки. Еще выше, еще больше, еще вкуснее.
Иду домой - спасаюсь. Но этого уже не хватает.
Хочу куда-то вырваться, надо укрыться. Случайный человек случайно обронил "10 дней молчания".
Хочу хотя бы выбросить из головы все эти штампы.
И я поехала помолчать.
Отель
Да, не турецкий берег,подумала я глядя на открывшуюся панораму. Горячая вода по расписанию, отопление тоже. Серо, уныло и промозгло, в столовой стены впитали в себя запах еды. Последний звонок другу:
Друг: « Я тебе завидую»
Я: «Еще не известно кто кому завидует»
Ключи, деньги, документы, телефоны – сдаются до окончания курса.
Территория обвязана веревочками с надписью «Мужчины», «Женщины», «Студенты обязаны находиться в указанных пределах». Например, гулять по волейбольной площадке вдоль веревочки, или до столовой. Да, не густо. Где ж тут гулять то. Концентрационный лагерь какой-то.
Правда, вопрос надо было ставить не совсем так. Не где а когда.
Режим предполагал подъем в 4.00 . Перерывы на еду. Один час отдыха , 6 часов сна и 10 часов медитации.
Часть 2. Такие же как я.
Такие же как я мужчины и женщины приехали кто на электричке, кто на рейсовом автобусе, кто на своих красивых машинах за тем же самым. То, что нас в комнате 6 а не 8 ( по числу кроватей) я обнаружила на третий день. Лица удалось немного запомнить на четвертый. Смотреть в глаза не рекомендовалось, потому в основном запоминались сапоги. Поскольку надевать – снимать их приходилось раз 30 на дню, то и распознавать по ним было удобнее. О, синенькие резиновые прошли! Я их знаю, сама чуть не впрыгнула в них вчера, думала мои.
Рабочие, которые иной раз чинили протекающую крышу, пристально вглядывались в наши лица: они вообще нормальные? Ходят туда-сюда по одному, ни с кем не разговаривают, замотаны во что попало и с каждым днем обрастают все новым барахлом: шарфами, шапками, пледами. Из-под пуховиков выглядывают оранжевые шаровары, или цыганская юбка (под ней вероятнее всего какие-нибудь теплые дедушкины кальсоны). Фирменные лыжные костюмы издающие сильный шорох в данном случае были изгнаны в чемоданы.
Мужчины отделены от женщин всячески, ибо никакого возбуждения ума не должно было быть. Гулять вдоль своих веревочек, есть отдельно, спать, понятное дело, тоже отдельно, в столовую и медитационный зал вход у каждого свой.
Медитационный зал представлял собой недостроенный ангар. Крыша местами подтекала и температура в нем неумолимо падала каждый день. Из обещанных +18 градусов нам остались только 12.
Каждый себе обустраивал местечко, то есть, скорее, вил гнездо, в котором он проводил почти полсуток. Мы как вороны начали таскать туда на себе все что можно подстелить и чем укрыться: коврики, носки, варежки, когда закончились капюшоны - начались шапки, подушки, потом одеяла. Когда в зале установилось +7, потащили автомобильные чехлы.
Так мы гнездились раз по 20 перекладывая руки-ноги во время медитации.
На 3 день было сказано, что с сегодняшнего дня есть три часовые медитации, которые святы и шевелиться во время них нельзя. Я сдавленным голосом про себя завопила: «Люди! Это подстава! Предупреждать надо».
Первая часовая медитация была кошмаром. Через пятнадцать минут позвонки заныли и мои старческие ветхие колени взмолились о пощаде. Нет, ну, мало того что холод, еще и эта невыносимая боль. Освенцим. Глаза открывать нельзя, но я думаю- подсмотрю-ка, одна я что ли так мучаюсь или кто еще живой есть. Все сидят мертво, вздохнут страдальчески и опять сидят.
Йорген Стовассер. Похоже, он курирует Россию и его часто присылают на десятидневки по випассане. Сухопарый дядечка лет как минимум 60. Сидел часами не шелохнувшись в одном свитере, небрежно перекинув шарфик через плечо, между носками и штаниной (мама дорогая!) проглядывала голая нога. В это же время на мне 3 свитера, 4 носков+ вкладыши от сапог, куртка, шапка, плед, сверху все это накрыто ватным одеялом.
Перерыв 5минут. Мы с перерыва тащились как судаки по Енисею: пока свои любимые сапоги разыщешь, пока до корпуса дойдешь, пока то-се. Видимо, он терпел пока мы привыкали, потом появилось объявление – Перерыв ровно 5 минут.
Заскочив в сапоги, мы теперь уже вприпрыжку неслись в туалет до корпуса, причем, только я успевала добежать Туда, как уже звучал гонг – Обратно, конец, мол, перерыву. Кто не успел - сидит до следующего перерыва.
Мальчики жили похожей жизнью, но своей, отдельной. Места для прогулок было у них еще меньше. А возможностей размяться вообще не было. Физически резкие, спортивные движения не приветствовались, так только, если втихаря за кустом. Спасались как могли. Один, считая шаги, ходил кругами вокруг клумбы, другой висел все пятиминутки на пожарной лестнице, кто-то не выдержал и уехал. Из ста таких было шестеро.
Груша
Еда заключалась в довольно плотном завтраке в 6-30 и в не менее плотном обеде в 11.00: с первым, вторым и салатом (кстати, очень душевно приготовленными). Все вегетарианское, но мне кажется с голоду никто не помирал. Хотя, может мне это только кажется ( у мужчин, похоже, был свой взгляд на этот вопрос). Собственно это было и все, если бы не легкий символический ужин в 17.00 , состоящий из банана или яблока или чая с медом. Никаких перекусов и печенюшек в кармане.
Часть 3. Ретрит
Если уединения или «удаления от общества» происходят, «значит это кому-нибудь нужно». Можно уединиться на несколько дней, месяцев, можно на несколько лет. Так или иначе, ретрит это всегда проведение некоторой черты между нами и внешним миром. Хотя я знаю людей которые постигают те же истины медленно в социуме, дойдя своим умом до многого, что тебе преподносят на курсе методично (кстати, блестяще, методично) планомерно и внятно.
Випассана- это не философское учение, не религиозная секта (секта - это когда ты с курса пишешь маме: "Вышли 10000 долларов и документы на квартиру"), не ритуальная практика, это – техника, позволяющая в буквальном переводе мир «видеть как есть» или видеть вещи такими, какие они есть на самом деле.
Трудность не в том, что тебе есть толком дают в последний раз в 11 часов дня, а в том, что ты залезаешь в свой «внутренний лес» и там тебе уже не до еды. Там ты сам становишься едой, когда в твоем личном лесу начинают вылезать волки. Они там жили всегда, с самого твоего детства в виде страхов, комплексов, обид, раздражений, а ты просто от них сбегал в работу, в ночные клубы, в интернет, в детей, телефонные разговоры, в теплые края, в тусовки, в любовь, в амбиции, алкоголь, деньги и.т.д. Список бесконечен и индивидуален. И когда в мозгу возникает слово «скука» - это почти синоним страха перед своим одиночеством, перед этими своими собственными волками, которые в эти-то моменты затишья вылезают наверняка.
Накрывают тебя эти «волки» на ретрите довольно быстро. Дни тишины - время для встречи с ними, а точнее с самим собой. Молчание – это только фон, это чистый лист, на котором ты читаешь что-то уже давно тобой написанное.
Ради чего.
О чем ты думаешь все время? Чем занята твоя голова? О, этот неумолкающий утробный громкоговоритель. Большей частью пережевывающий все ту же жвачку и ни на минуту не затихающий. Буквально, просидеть молча ни о чем не думая всего лишь одну минуту ты не сможешь, так же как не сможешь раздавить, зажав в ладонь сырое яйцо. Все кажется так просто и так невозможно.
Когда многочасовыми медитациями удается эту словомешалку в голове немного унять, начинается то, ради чего ты все это терпишь. Вся мелкая ерунда вечно шуршащая в твоем мозгу как тысяча москитов постепенно улетучивается и только самые закоренелые начинают доставать. День-два-три. Ты с ними пытаешься договориться, потом делаешь серьезное лицо, начиная снова и снова, потом переходишь на угрозы:
-Если вы сейчас от меня не отвяжетесь!…
-И что тогда?
-А тогда… а я… а вы…а я вас…
Мозг взрывается. Все. Иду к Учителю. (Каждый день в отведенное на отдых время есть возможность пообщаться с ним лично с помощью переводчика или без. )
Ты ничего не можешь с этим сделать, от этих мыслей ты никуда не можешь убежать и выгнать их из своей головы тоже не можешь. Они самые трудные, самые неприятные, самые самые… И кажется, что этот немец-альбинос совершенно замороженный в своей неподвижности ничего теплого и человеческого тебе не скажет. А он говорит с тобой очень живо и понимающе, обстоятельно объясняет
- Да, это то, что Вы имеете в сухом остатке, это память, это боль спрессованная годами, она просто поднялась наверх. Это тоже пройдет. Будет приходить и уходить волнами. Это нормально. Улыбнитесь! Ну, вот , Вы уже улыбаетесь!
И действительно волнами накатывет. И я улыбаюсь. До следующей волны.
Кто-то ему сказал:
- Но это так больно!
-Надо учиться жить с этой болью.
Эта фраза поразила. Почему? Мы всегда избегаем боли, трудностей, желаем на праздники друг другу легкой, счастливой жизни. Никто никому не говорит под Новый год– прими эту боль, она есть, научись с ней жить.
Бессмысленно описывать ощущение, когда ты перестаешь с ней бороться, просто «принимаешь» боль, учишься жить с ней, (думаю, это сродни смирению в христианстве), бессмысленно говорить и что ты получаешь после - а ты получаешь совсем немало. Это надо испытать. Как в ресторане – одно дело читать меню, другое – видеть как другие наслаждаются этой едой и совсем другое пробовать самому.
Пробует каждый сам. Один.
Заключение. Мир не совсем такой каким он кажется.
Со мной в комнате жило еще 5 человек. Каждый день, наблюдая не только за своими ощущениями, хочешь- не хочешь наблюдаешь и за соседями. Режим и порядок для всех один, но начиная со звука гонга в 4 утра, каждый сам себе решал некоторые вопросы. Например, идти на медитацию в зал или оставаться в комнате. Я понимаю, что утро для меня время гиблое и добраться до зала могу только если меня кубарем катить, на второй же день осталась медитировать в комнате, благо, это разрешалось. Остальные честно ходили до зала по темной дорожке с фонариком. Каждый день их становилось все меньше, из списка выбывал еще один из 10 негритят. Я констатировала, сидя под теплым одеялом : «И их осталось трое»…
Поскольку все 10 дней я спала по 2-4 часа и утром просто была как мешок с картошкой, то у меня стояла другая дилемма - сон или завтрак? Какой завтрак - не лезет же ничего в 6 утра! А потом уже не дадут, подумай хорошенько. Кто мало спит, тот должен много есть, надо идти! Боже, почему я должна выбирать!
Моя соседка справа, тетушка лет 55, прислонившись к стеночке, страдала как подстреленная лань на медитациях. Ее страдания грозили мне только тем, что моим ногам уже в этом случае вытянуться было некуда. Я злюсь и думаю: сейчас же прозвенит гонг и она забудет про свою спину, побежит как молодая газель, первая заскочит в душ, а потом заснет как сурок. И так каждый день, откуда только силы берутся!
Соседка слева честно ходила на все утренние медитации, а к обеду ее «вырубало». Бедная девочка, думала я, ей по-моему это совсем не в радость, «досыпает» курс и думает, наверное, поскорее бы мучения кончились.
Жена «Штирлица» была совсем юной и обладала милой детской улыбкой и стеснительностью. Совсем девочка, думала я, муж наверное ее сюда притащил, изверг!
Голосов друг друга мы никогда не слышали, имена узнали только перед прощанием (ой, а тебя как зовут-то?), в последний день, который дается на адаптацию и медленное возвращение к жизни в «миру» все оказались совсем не теми.
Когда наша тетушка бросилась всех обнимать, я уже готова была простить все ее забеги в душ «без очереди». А когда она рассказала, что приехала из Барнаула, имея 5000 пенсию, взрослого сына с ДЦП и внука с таким же диагнозом, мне стало стыдно за все свои гадкие мысли. Простая женщина из деревни, которая рубит курам головы, вырастила на своем огороде всякую всячину, чтобы заработать себе на билет (а он подороже будет тура в Турцию с морем, отелем и прочими прелестями).
Соседка слева, очень тонкая и думающая девушка из Мурманска вовсе не мучилась, просто ей, в отличие от меня, легко давалось утро.
А юная жена «Штирлица» из Перми оказалась ходячей энциклопедией восточных практик и буддизма. Она, в отличие от меня, точно знала куда едет и зачем, просто дома ей затруднительно было создать полное погружение и молчание и хотела чтобы Штирлиц тоже приобщился. Интереснейшие вечерние лекции, которые мы каждый день слушали, были для нее чем-то давно понятным и известным .
Так о камни реальности разбились мои ярлыки и штампы.
Путешествие души.
Побывав в разных частях планеты, понимаешь, что неизведанных мест, нетронутых цивилизацией все меньше и меньше.