Солнечный свет. Он бесцеремонно проник в незашторенное окно спальни. Роуз открыла глаза и тут же поморщилась от резкой головной боли. Слишком ярко. Окошко было приоткрыто, и в комнату поступал свежий воздух. Она так привыкла к темноте и скорби, что теперь солнечный день показался ей неестественным для маленького ветхого городка, по которому гулял самый настоящий маньяк.
Она попробовала набрать в легкие как можно больше воздуха, но плотные бинты сдерживали ее грудную клетку.
Она посмотрела на плюшевую лису, неуклюже сидевшую на подоконнике и улыбнулась. Вчера Алан быстро ушел. Медсестра не дала им поговорить. Но он обещал зайти сегодня после школы. А вечером Адам договорился со знакомым врачом и Роуз перевезли домой. И зачем ему это было нужно? Неужели дяде не плевать или он просто изображает любящего родственника? Интересно, который час? И телефон куда-то подевался. Она хотела встать, но резкая боль в распухшем плече не дала ей этого сделать.
Потом до ушей девушки донесся какой-то шум. Казалось, что на первом этаже двигают мебель. Скрип половых досок, шаги и голоса. Женский смех. Голоса стали приближаться, превратились в громкий шепот и затаились возле двери в комнату Роуз. Девушка глубоко вздохнула и закрыла глаза.
Дверь с легким скрипом распахнулась и ударилась о стену. Девушка резко распахнула веки и с осуждением посмотрела на мать, стоящую в дверях. Следом вошел Адам и тут же молча кинулся в кресло рядом с окном. Теперь, из-за слепящего солнца, девушка видела, как его силуэт небрежно закинул ногу на ногу и болтал той ногой, что сверху.
Мама подошла ближе. Ее загорелое посвежевшее лицо словно излучало свет. Зеленые глаза, жирно подведенные коричневым карандашом в обрамлении густо прокрашенных длиннющих ресниц, смеялись. Алый рот растянулся в широкой улыбке, показывая белоснежные зубы с торчащими клычками, придающими ей еще больше шарма. Кучерявые каштановые волосы так выгорели на южном солнце, что Роуз подумала, что мама сменила имидж. Она сильно похудела. Казалось, что ее длинное шерстяное платье с яркими оранжевыми узорами висело на ее фигуре, словно на вешалке.
— Привет, Рози, — приветливо произнесла она, но у Роуз что-то сжалось внутри, а уголки губ поползли вниз. Обычно так ее называл только папа.
— Привет, — буркнула та.
— Дорогая, — сказала она плаксивым голосом, по детски выпятив нижнюю губу и присела на кровать дочери, заняв на ней так много места, что девушке пришлось подвинуться. — Адам сказал, что ты упала с лестницы.
Роуз прищурилась и бросила взгляд на Адама, вернее на его фигуру, спрятавшуюся в тени.
— Ага, — буркнула девушка.
— Вижу, тебя уже выписали, — снова широко улыбнулась мама. — Я рада. Значит, не все так уж плохо.
— Ага, — повторила Роуз.
— Ну и славно, — мама вскочила с кровати, а следом за ней с кресла поднялся Адам. — Если что, я разбираю чемоданы в спальне. Адам принесет суп.
С этими словами они поспешно вышли из комнаты Роуз. Та только вздохнула с облегчением. И чем она заслужила все это? Почему родной матери было на нее наплевать?
Роуз почувствовала, как в груди что-то защемило, а потом в горле образовался огромный ком. Глаза стали влажными, но она подавила желание разрыдаться. Ей хотелось громко закричать, сломать что-нибудь в этой комнате, но она продолжила лежать молча и неподвижно, подавляя эмоциональный взрыв.
Позже пришел Адам, принес куриный бульон с рисовыми булочками и овощным салатом. Он что-то трещал о своей новой работе в школе искусств, о том, как бы Роуз было полезно заняться чем-то плодотворным, что поднимет ей настроение. Он пригласил ее на мастер-класс. Но, Роуз знала, что тот просто хочет похвастаться. Она только слушала, но ничего не отвечала, уставившись в стену с пожелтевшими обоями. «Скоро полегчает», — сказал дядя напоследок и удалился. Сегодня его подпрыгивающие кудряшки не забавляли, а только раздражали девушку.
К обеду ей удалось встать с кровати и одеться в темно-фиолетовый халат-кимоно с белыми аистами, который когда-то принадлежал ее отцу. Он привез его из одного своего путешествия по Японии. Халат был велик Роуз и доставал ей до самых пят, но она носила его каждый день с тех самых пор, как отец умер. Кроме того, она любила фиолетовый цвет. Говорят, что он нравится сумасшедшим, хотя таковой Роуз себя не чувствовала. Она всегда мыслила трезво, конечно, до ее падения с крыши, но ведь каждый может совершить глупость. После смерти отца Роуз не позволяла себе вести себя опрометчиво и эгоистично, чего нельзя было сказать о ее матери. Из ванной комнаты девушка услышала, как внизу в гостиной ее мать что-то поет. Ее всегда бросало из стороны в стороны. Она всегда проявляла себя, как эгоистичное дитя, на каждом шагу рассказывая о том, как ей тяжело живется без мужа, как она страдает душевно. Постоянно привлекая внимание почти незнакомых людей, она требовала утешения, в то время, пока Роуз готовила ей завтрак и занималась уборкой. После того как ей удавалось выплакаться, она шла по магазинам и тратила много денег на безделушки.
Роуз сделала небрежный пучок — пряди торчали во все стороны, но что-то в этом было. Натуральная гейша-ведьма, подумала она про себя и даже улыбнулась своему отражению. Она нехотя умылась, почистила зубы, обтерлась мыльным полотенцем и почувствовала себя лучше.
Спустившись вниз, Роуз открыла рот от изумления — половину гостиной занимали неразобранные чемоданы, до отказа набитые вещами.
— Привет, мам, — поздоровалась она, наблюдая, как та расстегивает пластиковый чемодан, из которого вываливается разноцветное барахло. — Ты же уезжала с одним чемоданом, насколько я помню.
— О, Роуз, — только ответила мама, пропуская мимо ушей слова дочери. — Помоги- ка мне. Тут молния заела. А ну-ка, навались!
— Мам, у меня же рёбра…
— А, ну да, ну да. Тогда я сама. Ох…
Раздался то ли треск, то ли взрыв, и вот они уже сидели на лопнувшем пополам чемодане.
— Не многовато вещей? — с раздражением спросила Роуз, разглядывая бесконечные блузки, длинные юбки и купальники, похожие на ниточки.
— Нет, что ты, — отмахнулась мама. — Это все — нужное.
— Я думала, ты вчера все разобрала.
— Ну так, я разобрала половину, — фыркнула та. — И вообще, что за претензии? Я устала с дороги, Роуз.
— Половину? — пролепетала девушка и глаза ее округлились. Какое-то сумасшествие. Так можно и весь дом превратить в гардероб. Не лучше ли было оставить тряпки в чемоданах.?
— У меня сложный период Роуз, — обиженно произнесла мать и тяжело вздохнула.
Роуз хотела было что-то возразить, чувствуя, как внутри нее все клокочет от обиды, но раздался звонок в дверь, сменивший злость на приятное волнение.
— Я открою, — бросила Роуз, вскочив с тряпичной горы. По пути она поправила прическу, впопыхах сделав на своей голове еще больший творческий беспорядок.
— Привет, — поздоровался Алан, заглядывая в гостиную. — У вас что, погром?
— Мама приехала, — шепнула девушка, выходя на улицу и закрывая за собой дверь.
— Тут прохладно, — сказал Алан, кивнув на ее тонкий шелковый халат.
— Ничего, все лучше, чем дома, — она вздохнула и закатила глаза, кутаясь в тонкую ткань, которая тут же сделалась ледяной.
Роуз непроизвольно оглядела Алана с головы до ног. Она отметила, что тот был одет с иголочки: зауженные графитовые брюки и шерстяной свитер приглушенного синего цвета, из-под которого выглядывала белоснежная рубашка. Но потом, присмотревшись, поняла, что свитер местами покрывали катышки, а белая рубашка вовсе не была белоснежной — кое-где на ткани виднелись еле заметные пятна, которые, судя застиранной ткани, многократно пытались вывести.
— Мы зайдем или планируешь померзнуть? — он приблизился к девушке, приобняв ее одной рукой. Она хмыкнула, выражая недовольство его внешним видом, но, как только почувствовала тепло, разомлела, осторожно прижимаясь к его груди. Нахлынувшие чувства волнения и робости были для нее непривычными и раздражающими.
— Пойдем, — вскоре сдалась та с неохотой, открывая входную дверь и приглашая гостя в дом.
— Здравствуйте, миссис Блэк!
— Здравствуй, Алан, — ответила та, улыбнувшись гостью, а затем продолжила вытряхивать свои чемоданы, которые уже изрядно пострадали.
— Пошли наверх, — шепнула Роуз в самое ухо Алана.
Закрыв за парнем дверь своей комнаты, Роуз перевела дыхание.
— Твоя мама похорошела, — заметил Алан. — Где она отдыхала?
— Она только сегодня приехала, — серьезно сказала та, глядя в синие озера. — И кажется, будто ее вовсе тут нет.
— Ого, — он вмиг сделался задумчивым.
— Можешь присесть сюда, — Роуз указала на кресло. Тот послушно погрузился в кресло и вопросительно посмотрел в лицо Роуз. Она продолжила: — Мы толком не разговаривали после…
— После смерти твоего папы, — закончил Алан сложную фразу.
Девушка легко, словно невесомая птичка, опустилась на подлокотник рядом с Аланом. Пола шелкового халата скользнула вниз по бедру, и Роуз поспешила поправить его, а потом посмотрела в глаза парня, проверяя, не видел ли тот чего. Но он смотрел куда-то в пол. В голове Роуз мелькнуло прозрачное чувство огорчения, а потом ей сделалось неловко от своих мыслей.
— Все это сложно, — зачем-то сказала она, хотя это и так было ясно.
— Понимаю, — ответил парень. — Все кого-то теряли в своей жизни. Я, например, скучаю по дедушке.
— Какой он был?
— Смелый и добрый. Хоть и мог иногда прикрикнуть, но с ним было весело, — его губы расплылись в улыбке, а взгляд окутала пелена воспоминаний. — Он мастерил самолетики… Да, это сложно.
— Ты не рассказывал.
— Да мы с тобой, по сути говоря, вообще редко разговаривали. Особенно в школе. Ты постоянно куда-то убегаешь.
— Школа вызывает у меня непреодолимое желание выйти в окно, — она улыбнулась одним уголком рта, а потом закусила нижнюю губу — «хватит говорить чушь, Роуз». И с каких это пор она стала задумываться, что говорит, ведь ей всегда было наплевать на мнение окружающих. Но Алан тихо рассмеялся, и она засмеялась в ответ.
— Ты похожа на гейшу, — сказал тот, глядя на ее пучок.
— На гейшу-ведьму, — озвучила она свою недавнюю мысль.
— Точно. Такая же красивая и опасная, — синие озера заблестели. Роуз невольно представила, как в глубоком синем озере, прогретом жарким летним солнцем плещутся маленькие рыбки, отражая солнечный свет от серебристой чешуи. Радуясь теплу, они греют свои бочка, пытаясь прогреться так, чтобы хватило на зиму. Лето так скоротечно, зато холода длятся целую вечность.
В дверь комнаты постучали и Роуз вздрогнула от неожиданности.
— Это Адам, — послышался приглушенный голос.
— А, дядя. Заходи, — ответила девушка и до нее донесся вздох. Она ехидно улыбнулась, и Алан посмотрел на нее с недоумением.
— Пожалуйста, называй меня просто — Адам, — с нажимом сказал тот, внося в комнату поднос с чаем и персиковым вареньем. — Привет, Алан.
— Привет, — отозвался тот.
Роуз приняла поднос и поблагодарила за угощение.
— Ну, все, — сказал Адам, разводя руками. — Теперь я вас оставлю. Ведите себя хорошо.
Он подмигнул Роуз, на что та скорчила гримасу.
— Раньше я думал, что вы брат и сестра, — признался Алан, когда шаги Адама за дверью стихли.
Они уплетали персиковое варенье за обе щеки, запивая его ароматным травяным чаем.
— У тебя… — Алан пальцем провел по щеке Роуз, стирая с нее оранжевый след, а потом сунул палец себе в рот. — Сладкая.
Роуз сделалось жарко.
— Ты, что покраснела? — синие озера заполонили серебристые рыбки. Кажется, они заигрывали с девушкой и смеялись над ней.
— Чушь, — фыркнула Роуз и демонстративно отвернулась, скрестив руки на груди.
Она услышала, как кресло скрипнуло, и, почувствовав дыхание рядом со своим ухом, замерла. А потом горячие губы опустились прямо на ее бледную щеку, измазанную вареньем. Сердце Роуз бешено заколотилось. Она повернула голову и нырнула в синие воды озер.