оглавление канала
Он еще что-то продолжал говорить, но я зацепилась за одну его фразу. Как сон, как страшный сон… Она крутилась в моей голове, словно заезженная пластинка, и я никак не могла сообразить, почему именно эти слова зацепились у меня в мозгу. Потом, словно вспышка озарения. Ну конечно!!! Сон!!! Мой сон!!! Как я могла об этом забыть!! Конечно, никакой гарантии не было. Но, в любом случае, это было лучше, чем стоять и слушать этого маньяка, и ждать, когда ему взбредет в голову пристрелить пацана, или Олега, или всех нас, вместе взятых. А то, что он нас не выпустит из этой избы живыми, у меня не было никакого сомнения. Не думаю, что Пауков испытывал иллюзии по поводу того, что Олег его отведет к Камню Демиурга. Это все была игра, утверждение собственной значимости в роли бога, вершащего людские судьбы по своему желанию и усмотрению. А еще, Олег… Он ненавидел Олега всеми фибрами своей души, хотя я очень сомневалась в наличие таковой у этого монстра. Но, в то же время, в нем еще где-то глубоко теплилась память о женщине, матери Олега, которую он когда-то любил. Пожалуй, единственный раз в своей никчемной жизни. Всего лишь маленькая искорка даже не настоящей любви, а так, ее жалкого подобия. Но и эта искорка во мраке его жизни, наполненной злобой и завистью, сияла ярче солнца, напоминая ему, что есть и другая, какая-то непонятная и не доступная ему жизнь, в которую ему никогда уже не будет дороги. Именно за это, его ненависть выплескивалась на Олега, в котором он видел причину того, что Ольга его когда-то отвергла, именно это заставляло его медлить и говорить всякую чушь, дающую ему ложное представление о собственном величие и всемогуществе.
Я скосила глаза на Олега. Он стоял молча, напряженно сжимая кулаки. Все было ясно. Он был готов пожертвовать собой, ради спасения наших жизней. Только, похоже, четкого плана этого самого спасения у него и не было. И я приняла решение. Нужно было рисковать. Хотя, честно говоря, какого-то конкретного плана и у меня тоже не было. Так, сплошная женская интуиция, зовущая меня в мой сон. Я заставила себя дышать ровнее, расслабила все мышцы и постаралась отключить свое сознание от всего происходящего. Удалось это мне не сразу. Но все же, после некоторых усилий, я смогла дышать ровнее, сердце стало биться в груди размеренно и сильно. И я закрыла глаза, посылая мысли Олегу и мальчику Антону: «Когда хлопну в ладоши закройте глаза… Крепко закройте глаза…». Только бы Олег не выдал свои эмоции, не посмотрел на меня, чтобы этот паук не догадался, что я пытаюсь что-то предпринять. Я молила его об этом, вкладывая в свою мольбу всю свою уверенность, всю убежденность, на которую только была способна в тот момент. «Не мешай мне, родной… Только не мешай! И все будет хорошо. Сделай, как я прошу… Пожалуйста, сделай, как я прошу…» И в ответ пришла едва слышная мысль от него: «Будь осторожна…» И, как будто эта его мысль добавила мне последнюю каплю в чашу моего равновесия. Нужное состояние покоя снизошло на меня.
Вокруг меня закрутился небольшой вихрь, словно некие тени, взявшись за руки стали водить вокруг меня хоровод. Передо мной стали мелькать лица никогда мною не виденных ранее людей. Они двигались вокруг, не отрывая от меня своих взглядов. Я не успевала вглядеться в черты их лиц, различить, какого цвета были у них глаза или волосы. Я просто стояла посередине этого хоровода и ждала. Будто откуда-то издалека, совсем из другого мира, до меня донесся истеричный голос Паукова. Он завизжал, как будто я ему на мозоль наступила:
- Что ты задумала, стерва?! Я сейчас пристрелю щенка!!! Прекрати, или увидишь, как его голова разлетится пополам!! Считаю до трех…!!!
Но я не обращала внимания на его визгливые угрозы, словно уже была не здесь, в маленькой тесной комнатке, а где-то совершенно в другом, неведомом никому мире, куда не было хода простым смертным. Хоровод все убыстрялся и убыстрялся, пока не превратился в одну сплошную ленту, обвивавшую меня вокруг плотным защитным кольцом. И в этот миг чей-то тихий голос мне будто прошептал на ухо: «Пора!» Я развела вытянутые руки в стороны, и в этот момент прозвучал выстрел. Я скорее почувствовала, чем увидела, как Олег метнулся передо мной, принимая на себя пулю, предназначавшуюся для меня. Мое сердце рванулось обратно, туда, где в старой избушке остался он, моя любовь, возможно, раненый, истекающий кровью и нуждающийся в моей помощи. Но я уже не могла остановиться. С громким хлопком, соединила ладони у себя над головой, и от этого хлопка вспыхнул ярко-белый, все поглощающий свет, заливший все пространство в избе. Он как ластик, стирающий простой рисунок, нарисованный карандашом на бумаге, стер все окружающее, превратив его в чистый белый лист, пустой и безликий, на котором еще только предстояло нарисовать нашу жизнь. Вслед за этим раздался грохот, а может, мне это только показалось, и грохот этот был только в моей голове. Тут я словно стала уплывать куда-то, и этот звук, будто раздробил меня на сотню, нет, на тысячу мелких ледяных осколков, которые таяли под лучами этого яростного, неудержимого света, превращаясь в пар, в легкое маленькое облачко, и в тоже время, становясь всем самым значимым для меня в этом мире ослепительно белого НИЧТО.
Я очнулась от дивной музыки, звучащей в моих ушах. Почувствовала небывалую легкость во всем теле, и поняла, что я все еще парю где-то в пространстве. Приоткрыла глаза, и сразу же крепко зажмурилась. Яркий, ослепительный свет уже угасал, но глазам было все еще больно на него смотреть. Выждала пару минут, или часов, или дней, не знаю. Ощущение времени совсем пропало, как будто его и вовсе не было в этом мире света. Опять осторожно приоткрыла глаза. Свет уже так не слепил, и я постаралась оглядеться вокруг. Ничего не увидела, то есть, совсем ничего. Какая-то молочно-туманная пустота окружала меня. Состояние парения, легкости, стало меня почему-то раздражать. Захотелось встать на твердую почву, ощутить притяжение земли. На мне был надет какой-то белый балахон, которого в моем гардеробе отродясь не бывало. Где я, черт побери!? И тут до меня дошло. Я, наверное, умерла! Так вот он какой «тот свет», о котором все говорят! Не успела я об этом подумать, как в моей голове раздался чистый, ясный, и чуть насмешливый голос.
- А ты так хочешь умереть?
Я отчаянно закрутила головой, хотя получился у меня этот жест не очень эмоционально, по крайней мере, совсем не так, как я рассчитывала. Потом, что-то сообразив, мысленно же ответила:
- Все тут (или, все-таки, там) будем. Но я не особо тороплюсь. Только, думаю, от моего желание сие не зависит.
Тут же последовал короткий смешок:
- Правильно думаешь… Но, ты пока еще и не там, а тут…
Из туманы вдруг показался человек. Сделал некий пасс руками, и я наконец-то приобрела вертикальное положение. Босыми ногами ощутила приятный холодок, будто я стояла на первом зимнем снежке, пушистом и холодном. Но холодно не было, скорее, это можно было назвать освежающим. Человек был намного выше меня, хотя я маленькой себя не считала. Его лицо, обрамленное длинными белыми волосами почему-то все время расплывалось, меня без конца свои очертания. Смотреть на смену его личин было трудно, и я, не выдержав этого калейдоскопа, опустила глаза вниз. Человека, похоже, это нисколько не смутило, и он по-прежнему стоял и разглядывал меня с каким-то упорным вниманием. У меня так и чесался язык, спросить его, что он обнаружил во мне такого уж интересного. Но, по понятным причинам, я сдержалась. Хоть пришедший и говорил, что я все еще на «этом» свете, но мне, как-то не очень в это верилось. Наверное, я слишком «громко», как говорил всегда Асхат, думала. Потому что, человек усмехнувшись, проговорил, словно самому себе:
- Какие беспомощные, слепые и глухие… Что же с вами произошло, что вы все утратили?
Понимая, что, скорее всего, вопрос был риторическим, я не торопилась отвечать, стараясь взять свои мысли под контроль. А человек вдруг заговорил. Голос его звучал строго и, я бы даже сказала, сурово.
- Ты использовала Зов Смерти. Те немногие из нас, которые уставали жить после тысяч прожитых лет, придумали способ, уходить из жизни, не прибегая ни к каким физическим насилиям. Они призывали души своих предков, и те, становясь в хоровод вокруг просящего, уводили его за собой в другой мир. Без боли и без сожалений, одной только силой своих мыслей. И желание просящего было той дверцей, через которую могла свободно выйти его душа. Кто тебе открыл этот тайный путь, который был утрачен не одно тысячелетие назад?