Разомлевший от тепла и сытости Никодим соловелыми глазами смотрел на кота, который по-хозяйски развалился на столе, пристроив хвост на стопку блинов, и нагло слизывал сметану с крынки.
— Брысь, окаянный.
Валенок полетел в наглеца, но цели не достиг. Кот презрительно посмотрел на хозяина и молча соскользнул на пол. Масленичная неделя подходила к концу, осталось отгулять последний денёк, сжечь чучело и ждать весну.
В дверь легонько постучали, старик не обратил внимания, тогда постучали сильнее.
— Кого там черти принесли?
— Это я, дедушка. — пискнул девчачий голосок.
— Заходи уже.
На пороге появилась Женя, внучка Фрола, с тарелкой.
— Я вам блинов принесла, только они остыли уже.
— Ставь на стол к остальным, только накрой сверху, а то кот утащит, чаю будешь?
— Нет, мне еще с дедом надо столб украшать. Придёте завтра на площадь? Да вы не вставайте, я уже ухожу.
За весь день к старику больше никто не зашел попроведовать, вся деревня готовилась к гуляниям, а Никодим до вечера дремал на своей теплой печке, пока она совсем не остыла. Собрался было растопить по новой, хватился, а спичек нет. Неужто Женя упёрла? Вот только зачем?
Время уже позднее, сельпо закрыто, пришлось идти до соседей. У Кольки молодого тоже спички пропали, и у Снежки, да и у остальных сельчан. Даже у Фрола в доме не нашлось ни одной коробочки. Хорошо еще, что в других избах печи топились, и старик смог нагрести углей в железное ведёрко, этого хватило, чтобы развести огонь.
Саму Женю Никодим не нашел, а догадки свои деду непоседы говорить не стал. Мало ли зачем ей такой запас спичек понадобился, решил разобраться сам.
Закончив хлопать по хозяйству, старик вернулся к дому Фрола, позаглядывал в окна. Девчонка еще не вернулась. Сходил до Полкана.
— Здравствуй друг трехвостый, дело есть.
Пес, разомлевший от блинов, как и все сельчане, зевнул.
— Давненько не виделись, чего тебе.
— Дело есть, помоги Женю найти. Один ты по запаху выследить можешь.
— А чего искать-то, в столярке она, еще днем туда ушла, сам видел.
— Спасибо, блинцов хочешь? Принести могу.
— Не надо, видеть их уже не могу. — зевнул пес и положил морду на лапы.
— Ну тогда бывай.
В мастерской оконце маленькое, как не старался Никодим, а рассмотреть не смог, с кем это Женя беседует. Вроде бабулька какая-то в платке, но не местная. А чего она тогда к девчонке прицепилась? Вдруг цыганка какая прибилась к деревне и морочит ребенку голову? Не порядок.
Старик нарочно громко закашлял и направился ко входу, пусть знает незнакомка, что идут по ее душу. Толкнул дверь, свет от электрической лампочки ударил в глаза, но даже сощурившись Никодим разглядел, что Женя в коморке одна, а рядом стоит чучело у стены.
— Где она? — строго спросил старик.
— Кто? — удивилась девчонка.
— Бабуся, с которой ты беседовала, я все в окно видел.
— Нету никакой бабули. — уставилась в пол непоседа.
— Но ведь была! Точно была! Прямо вот здесь! — старик ткнул пальцем в чучело и оцепенел. На мешке с соломой, что вместо головы к палке приделана, красовался платок, точь-в-точь как у неизвестной бабки.
— Новый морок у нас завёлся. — прищурился старик и потянулся к палке в тряпье. Чучело отскочило.
— Руками попрошу не трогать. — Защебетал нарисованный краской рот.
— Не трогай ее, дедушка! — кинулась под ноги Женя. — Она ведь живая.
— Вижу, что живая. Но почему?
Целый час наперебой девчонка с чучелом рассказывали старику, как ночью случилось чудо, будто дух зимы и вправду вселился в наряженную палку, а вот освободиться из ловушки не смог, застрял. И сжигать теперь его никак нельзя. Как вообще живое существо на костёр отправлять? Никодим слушал, кивал. На своем веку всякого насмотрелся, но ожившие чучело встретил впервые.
— Мне вот что скажите, если палку не сжечь, зима от нас не уйдёт?
— Уйдет, конечно. — поспешила заверить бабулька. — Времена года сменяются волей солнца, а не древнего, угодившего в беду духа.
— Так давайте новое чучело сделаем, а это пусть идет на все четыре стороны.
— А если и оно оживёт? — уставилась слезными глазами на Никодима Женька.
— Дух же в этом, так что не оживёт. — Успокоил старик.
— Вы меня конечно извините. — вставил слово нарисованный рот. — Только духов зимы много, может и второе ожить.
— Двое за раз, это вряд ли.
Пока Никодим мастерил из брусков крестовину, Женька успела натаскать тряпья и соломы, сделать новую голову, нарисовать личико, вырезать платок и даже сшить подобие сарафана. Новое чучело получилось еще лучше старого. Довольные тихушники осмотрели свою работу со всех сторон, — годится!
— Женя, домой. — позвал Фрол внучку. И девчонка выскользнула за дверь. Старик тоже было собрался домой, наказал старому чучелу приглядеть за новым, как вдруг:
— Не надо за мной присматривать, не маленькая.
Никодим аж присел от растерянности, и на него уставились сразу две пары нарисованных глаз.
— А я предупреждала. — фыркнуло чудо номер один.
Долго сидел на полу старик обхватив голову руками, все размышлял, как сам же удвоил проблему и гадал, как теперь ее решить. Так и нашел его на полу Фрол, что заметив свет, пошел его выключить.
— Никодим, ты чего здесь? Плохо стало?
— Нет, тут другое...
Одна голова хорошо, а две лучше! Поутру на каждом крыльце в деревне лежал листочек бумаги, в котором говорилось, что за вход на площадь нужно заплатить ненужной вещью. Народ тянулся неся под мышкой кто старые, износившиеся до дыр, валенки, кто изъеденный молью свитер. В общем барахло нашлось у каждого. Все это на входе старички забирали и укладывали на кучу хвороста, а взамен выдавали спички, что нашлись в столярке. Потом выступал староста, рассказывал о начале новой традиции, что теперь каждую масленицу, вместо чучела будет на площади пылать ненужное старье. Так и место в домах для новых вещей освободиться, и тепло от костра зиму прогонит. Народу идея так понравилась, что некоторые по несколько раз до дома бегали, все тащили и тащили хлам, и ребятне потеха вокруг большого костра хоровод водить.
Одна только Женя места себе не находила, дождалась пока старички освободятся и пошла узнавать, куда делись чучела. Никодим в ответ хитро подмигнул:
— Тайга большая, поди сыщи.
