Порфирий Педрович свято верил в то что друзья должны помогать друг другу в нужде деньгами.
Вот если бы кто из друзей попал в нужду, то он бы помог сразу же. Если б деньги были. Но их не было.
Но ведь главное не деньги, а готовность помочь - так вот он был готов, аж звенел, аж лучился. Просто денег не было.
И конечно, Порфирий - горячо дорожа этой своей чертой, этой преданностью дружбе - переживал жесточайший крах идеалов дважды в месяц. Ну то есть всякий раз, когда он, с достоинством прося взаймы, получал вместо помощи унизительное уклончивое "да ты понимаешь...сейчас напряг..."
"И это они называют дружбой...", - думал он с горечью, - "но ты всё равно мой друг, и я прощаю тебя, прощаю, товарищ, живи хорошо, я не помню зла".
И возвышенная печаль заполняла его по самое горло, и было с ней не совладать, так, что Порфирий Петрович светло слезился, а на душе было горячо-горячо от снесенной с таким великодушием обиды.
И представлял, как он, в новом светлом костюме, наконец отдает давние долги всем этим друзьям -
- отдает новенькими купюрами, улыбаясь, словно и не было всех этих лет, наполненных их унизительными подозрениями в его честности и платежеспособности -
- а друзья конфузятся, и говорят "прости, Порфирий, что не верили тебе". И он прощает, прощает.
***
Порфирию Петровичу трижды присылали в конвертах кредитные карточки разные банки. Трижды он психовал на банковские подлые заманухи, но все три карточки почему-то активировал - по телефону.
Пин-коды он запоминал плохо, потому записал их на бумажке.
Бумажка тревожила его воображение - ему мерещилось, как на него нападают, приставляют нож к горлу, обыскивают карманы, находят карточки - все три, и говорят:
- Богатый, гад! А ну-ка назови коды, цуко, быстро!
А он ловко сует в рот бумажку с кодами, быстро жуёт и проглатывает, оставляя подонков ни с чем.
С некоторых пор карточки ему прискучили - денег на них не осталось, нужно было ежемесячно платить по каждой, это Порфирия Педровича нервировало и очень разочаровывало в жизни.
"Хрен вам! - думал он вместо платежа в день очередного побора, - награбили народных денег, и ссуживаете народу под проценты!"
И горечь за обездоленный народ наполняла его сердце тяжелой тоской.
Да, за народ! а не потому что опять с работы попросили вон.