Когда мы уже торопились по заснеженным улицам, пряча лица от свирепого северного ветра, Лариса спросила меня, не знаю ли, как дела у Артёма.
- Привет! – сказала я. – Он с кем вообще встречается?
- Я его уже четыре дня не видела, - грустно сообщила Лариса.
- Позвони, - посоветовала я.
Лариса только вздохнула.
- Поссорились что ли? - спросила я.
Лариса снова вздохнула. Я махнула рукой. Не хочет говорить и не надо. Ещё в универе после Ромкиного поцелуя на меня накатило странное состояние. Хотелось беситься, орать, куда-то бежать. Что я и проделала, ломанувшись через замусоренный двор общаги, прыгая на ходу через какие-то детали мебели и подозрительные пластиковые мешки, из которых вываливались картофельные очистки и бутылки разной конфигурации. На крыльце меня поймал Костя.
- Полька! – восхищённо сказал он. – Ты как беспризорник!
- Да! – объявила я. – Сегодня я свободна, вооружена и опасна!
- Тогда пошли!
Костя окольцевал рукой мои плечи, и мы ввалились в вестибюль. Я пригасила свой фонтан, пока мы шли мимо вахты, но, оказавшись на лестнице, задушено гикнула и удрала от Костика, прыгая сразу через несколько ступеней.
Снежка и Манера, отвесив челюсти, наблюдали, как лихо я сдёргиваю рукавицы и куртку.
- Поль, ты чего это? – спросила Снежка, когда я согнулась над ботинками.
Вот что было плохо в этой классной во всех других отношениях грубой обувке, так это процесс снимания-напяливания.
- Во мне проснулся хулиган, - громким шёпотом сообщила я.
Снежка засмеялась.
- А есть ты хочешь? – поинтересовалась она.
- Не особо, - призналась я. – Но я чту ритуалы!
Манера покачала головой.
- Гаймуратова, так идут вразнос…
- Отлично! – обрадовалась я. – Отнесёте мешок с моими кусками по указанному адресу.
Снежка снова засмеялась и выдала мне очень драные кеды вместо тапок.
- Пошли, - сказала она. – Собираемся у мальчишек. У них места побольше.
- Классная вещь, - похвалила я кеды.
Они были велики мне на пару размеров. Манера продолжала смотреть на меня квадратными глазами и я скопировала её тупой вид. Манька тряхнула головой и тоже засмеялась.
В комнате у мальчишек я тут же через весь уже накрытый стол полезла с шумными благодарностями к Вовке. Баринов прибалдел, но сходу оценил балаган и через каждые пять минут стал вставлять в свою речь фразу, что у него «адюльтер с Полькой». Публика каждый почему-то раз дико веселилась. Но мне надоело разе примерно на четвёртом. Я приземлилась на свободный стул.
- Гаймуратова, - сказал Вовка, - признайся, первый раз в жизни сегодня списывала?
- Второй, - сказала я. – Первый раз был, когда у меня ещё не было нынешнего мобильника, и вместо того, чтобы сфоткать расписание с доски объявлений, я его списывала от руки.
За столом снова заржали.
- Народ! – объявил Вовка. – К концу предпоследней сессии перед самыми госами мадам Гаймуратова научилась-таки списывать на экзаменах. По-моему, за это надо выпить.
Его поддержали. И понеслось! Мне по-прежнему не хотелось есть, и алкоголь я принимала с большой осторожностью. Зато весь остальной народ расслаблялся по полной программе. В какой-то момент Лёшку Малешко раскрутили на рассказ о его приколе. Он долго отнекивался, но сдался всё-таки.
- Кто над кем ещё прикололся, - пробурчал Лёшка.
Все заинтригованно замолчали. И в этой тишине Лёшка стал рассказывать, как решил сбить спесь с Чингачгука. Я выпала в осадок с первых слов. Спесь со Змеева! Лично я боялась этого человека до паралича. Подшутить над ним мог только совсем отчаянный сорвиголова. Не думала, что Малешко на такое способен.
- Помните, - тем временем говорил он, - как Чингачгук хвастался, что может определить по семенам любое растение? Ну и вот. Перед новым годом у нас тут кризис был, питались хлебом и килькой. Я выковырнул глазик у рыбёхи и засушил. Потом принёс ему и спросил, что это за растение?
- Ну? – мы затаили дыхание.
- Да он ничего, - вяло сказал Лёшка. – По-честному объявил, что сейчас затрудняется. А вот если я ему дам семечко, то через пару недель он мне скажет, что это. Типа – в справочниках пороется…
Тишина в комнате сделалась абсолютной. Только Лариса нервно подхихикнула в своём углу.
- Не томи, - попросил Баринов.
Малешко вздохнул.
- На экзамене. Он мне сначала вкатал «удода». Не заслуженно, заметьте! А потом говорит… О, говорит, это ведь вы интересовались редким семечком. Вы знаете, я не нашёл сведений о нём в справочниках…
Лёшка обвёл нас всех печальным взглядом.
- И я решил, - продолжал он, - что сейчас буду отомщён за подлый тройбан… Он сказал, что посадил семечко, чтобы посмотреть, какое растение взойдёт…
Самые тупые в этом месте заржали, но быстро замолчали, уяснив удручённый Малешкин вид.
- Он сказал, что растение взошло и заколосилось. И пусть я сам посмотрю…
Мы подались к Лёшке.
- Ну?! – не выдержал Костик.
- Щас покажу, - грустно сказал Малешко и удалился.
Мы сидели в абсолютной тишине, пока он ходил в свою комнату.
- Вот. Он мне подарил.
Лёшка поставил посреди стола обыкновенный гранёный стакан, наполовину засыпанный землёй. Из земли торчал костяк обглоданной селёдки. Сначала было тихо. А потом я подумала, что рухнет потолок. Мы смеялись минут десять.
- Класс! – крикнул Баринов. – Обожаю Змеева! Быть ему профессором!
Потом застолье возобновилось. В какой-то момент я ощутила чью-то ладонь на плече. Повернулась и увидела Юрку. Он практически насильно впихнул мне в руку толстый бутерброд и приказал прямо в ухо:
- Ешь!
Но было поздно. Я, конечно, сжевала подношение, но тормоза уже отказали. Хорошо, что все были примерно в таком же состоянии. Я врезалась в танцы как долго и безнадёжно оторванный от жизни отшельник. Меня передавали по кругу от партнёра к партнёру. Иногда я чувствовала их руки не только на плечах и талии, но и на груди, и на попе. Мир вокруг кружился и летел.
Музыка мне нравилась безумно! Я успешно свернула чью-то руку, посмевшую совершить особенно смелое прикосновение к моему телу, и услышала удовлетворивший меня вяк. Наступила на ногу обнаглевшему и доставшему меня своим «адюльтером» Вовке. Как-то очень болезненно, потому что он отвалился. Моё веселье начало переплавляться в агрессию. В таком состоянии мальчишки устраивают дуэли. Я в тот момент очень сильно им завидовала. Мне до судорог хотелось дать кому-нибудь по морде.