Восьмое марта - 3.
Перед началом задуманного плана, Валера был просто обязан навестить свою соседку, Агату Шварц, и как следует разобраться с воблой. Для полноценной разборки ему требовался кое-какой реквизит и самое главное: пиво. Пива он взял на разлив и строго в трёхлитровых банках. Агата его конечно ждала, но она же была приличной женщиной, а приличная женщина не должна пускать в дом одинокого и пьяненького соседа.
Высокая, худая, как жердь, и плоская, как доска, Агата, воплощала в себе множество стереотипов о людях искусства и, хотя она была на две головы выше Валеры, ей ни разу не удалось посмотреть на него сверху вниз. Они никогда не здоровались в лифте, она никогда не бывала у него дома, однако они дружили. И как только на балконе поспевала очередная связка вяленой рыбы, Валера уже был тут как тут, скребся в дверь, орал и изображал из себя бродячего котика.
Валера позвонил в звонок и, когда открылась дверь, чинно поклонился хозяйке.
— По-здорову ли, матушка, Егоровна? Подобру ли, по радости, аль по Штраусу? Соблаговолите пустить калику перехожую, або имею к вам дело, дюже сурьёзное да политическое.
— Ну, надо же? Кто бы это мог быть? Не иначе сам Валерий Васильевич о мой коврик споткнулся? А, что же это, от вас, так смрадом табачным разит? Не иначе, отроки подъездные на вас подышали, или вы помогали разгружать товар в Красном и Белом и нечаянно уронили на себя ящик с продукцией?
— Остроумны вы матушка, как всегда, и обворожительны сегодня, как никогда раньше. А позвольте припасть к пальчикам вашим, воздушным. А позвольте облобызать вашу десницу, от которой так вкусно пахнет апельсинами? Я, вот, шёл мимо и дай, думаю, — зайду в гости! Так апельсинов вдруг захотелось. Пустите матушка! Кто же гостей-то, в каменных подъездах томит? — улыбался Валера.
— В моей скромной горнице бывают только приличные люди, Валерий Васильевич, а не пьяницы и похабники, вроде вас. Шли бы, проспались сначала, а ужо после и по гостям, с харей умытой, — отвечала Агата.
— Значит не найду я нынче утешения и тепла в доме вашем? — уточнил Валера.
— Именно так. У вас своя хата имеется. Идите, проспитесь, а уже завтра, при костюме и в галстуке-бабочке, с цветами и парфюм очень рекомендую вам поменять, а то на районе все мухи умерли, — кивнула женщина и попыталась закрыть дверь. Вот только дверь не закрывалась. Заклинило дверь.
— Да что б тебя в коромысло! Валера! Твоя работа? — возмутилась Агата. — А ну, немедленно: запили мне дверь!
Валера, гремя тяжёлым рюкзаком просочился в прихожую и, снимая на ходу обувь, не преминул упрекнуть хозяйку:
— А всё потому, что живёшь одна. Некому в квартире дунуть-плюнуть. Вот, у тебя всё подряд и ломается. Вот, смотри. Тьфу!
Он с удовольствием плюнул на дверные петли и продемонстрировал вполне себе исправную входную дверь, после чего снял с плеч рюкзак и и попросил вешалку для куртки.
— Знаю я эту песню. Моя проблема не в отсутствии мужика, а в том, что — “В нашем доме поселился замечательный сосед…”.
— Фи! Я нахожу ваши намёки мистическими и нескромными, — отвечал Валера, затаскивая рюкзак в зал, большую часть которого занимал эстрадный рояль. — Поменьше телевизора и побольше смазки, кстати о смазке…Куда мне пиво поставить?
— На стол естественно. Ты принёс газеты?
— А как же. “Труд”, “Правда” и подшивку журнала “Крокодил” за 1986 год. Только учти: я не буду на этих газетах воблу чистить, я их под честное слово в библиотеке взял. Для подстилки - требую современную бурду!
Агата принесла ему пачку дешевых газет, тарелку и пол-литровую, советскую пивную кружку, а сама побежала переодеваться. Это была их общая игра. Они давно так играли.
Валера застелил обеденный стол с круглой лакированной крышкой газетами, потом прогулялся на балкон и выбрал три самые лучшие рыбки (обязательно с икрой), при этом он с грустью отметил, что в этот раз рыба была покупная. Видимо не повезло в феврале с рыбалкой, но ничего не поделаешь. Всё, ради восьмого марта.
Агата сменила своё серое с пуговицами платье на короткий, цветастый сарафан с широкими лямками и большим карманом на животе. Заплела две смешные косички и стала похожа на нескладного долговязого подростка. Валера же облачился в красный, вязаный свитер и нацепил на нос большие очки в квадратной оправе.
— Себе, я смотрю, ты стол обставил, а моё — где? — недовольно спросила она, узрев творящийся на столе бардак. Валера только-только закончил выкладывать из рюкзака банки с пивом и собирался налить себе первую кружечку.
— Не убралося, внучка, — каркающим старческим голосом пояснил он. — Дедушка, доставку организовал. Яндекс-мать его за ногу, сичас принесёт.
Каждый раз они разыгрывали одну и ту же сценку: Валера играл деда, пьющего пиво, а Агата внучку, которая приехала к дедушке на каникулы. Это было чем-то вроде их совместной психологической терапии. Когда только Валера заселился в этот дом, Агата переживала серьёзный внутренний кризис и даже собиралась повеситься. Валера, как верный чёрт, вышиб стул у неё прямо из под ног, а потом, собственноручно достал из петли хрипевшую из последних сил пианистку. Подумаешь, кто-то неудачно пошутил:
"Кто с Агатой свяжется, тот навсегда развяжется.
Чё из-за шутников в петлю-то лезть?
Так они и общались. Дедушка читал внучке газеты, ругался, недовольно кряхтел, или, наоборот, одобрительно крякал, а внучка веселила дедушку, поедая свежую клубнику, огурцы и яблоки. Иногда, по просьбе дедушки, внучка садилась за рояль и показывала, чему за год научилась в музыкальной школе. Лист, Брамс, Вивальди, или что-нибудь из современного, скажем: Джон Уильямс.
Доставка не подкачала: курьер притащил несколько тяжёлых пакетов и дедушка, кряхтя, заплатил за всё, не забывая ругать нынешнюю власть и современные бесовские порядки. Внучка была послана мыть клубнику и бананы, а затем ей было приказано играть для дедушки — “Вихри враждебные веют над нами…”, а сам дедушка расположился в кресле-качалке и соблаговолил подпевать.
— Завтра: Восьмое марта, а не Седьмое ноября! — обиженно надулась Агата. — Ты дедуль, совесть-то поимей! Ну, хотя бы, для приличия, заказал Грига.
— Внуча, я так и знал, что тебе в музыкалке, зверь-баян, на ухо наступил. Дедушка хочет вспомнить молодость. Он хочет вспомнить, как беляков бил под Одессой, как грузди собирал под Тамбовом, как геройски потерял нижнюю челюсть в Вышнем Волочке. Эх, жизнь была, не то, что сейчас, — ехидничал Валерий Васильевич.
— Ну, Деееееда!!!
— Бабушку натравлю, с крапивой! Отрастила копыта, огород вспахать некому…Он же так говорил? Я прав?
— Да, всё так и было, — вздохнула Агата, усаживаясь за стол поближе к клубнике и взбитым сливкам. — Ты лучше почитай вслух газету, а я попозже за рояль сяду.
— Не было у вас там, в селе, рояля, — ворчал Валера, допивая первую кружку пива. — Пианино было списанное, из школы. Его твой дед притащил, с помойки. У завхоза за бутылку выменял. Красное такое, в трещинах. Он половину клавиш, лично, сам поменял.
— Помню, — кивала и улыбалась Агата. — Если бы не его уроки, работала бы я в другом месте и была бы у меня совсем иная жизнь.
Валера поставил пустую кружку и с готовностью забубнил над газетой.
— Намолотили…центнер…тысяч…Труженики совхоза Верный путь Ильича…Опорос скота….Верной дорогой идёте - товарищи… О! А это интересная статья. Ты только послушай — “Повсеместно, среди молодёжи, входит в моду новая игра: Охота на лис”.
Они так сидели до самого вечера, пока не закончилась клубника и пиво. Валера прочитал Труд и целую кучу фельетонов из журнала Крокодил, а потом Агата неожиданно спросила его.
— Валер? Ты ведь не просто так пришёл ко мне именно седьмого числа? Ты так делал в прошлом году и в позапрошлом, с чем это связано?
— Но уходил-то я всегда восьмого, — отозвался Валера, обдирая шкуру у очередной рыбки.
— Да. И это мне тоже весьма подозрительно.
— Как и ребятам, которые живут этажом выше, и нас подслушивают. Нет, в этом случае всё законно. Завтра у меня строгое расписание. Я должен обойти несколько женщин, с которыми у меня заключён контракт, и поздравить их с международным женским днём. Расписание плотное, ведь каждой из них я должен уделить не более часа. Вечером я буду отдыхать в баре “Ремень и пряжка”, где тусуются байкеры, и на этом мой трудовой день будет закончен, — рассказал Валера.
— Валера играет роль Казановы? — улыбнулась Агата. — На тебя это не похоже.
— Всё, ради восьмого марта. Видишь монетку? — он показал ей квадратную золотую пластинку с дыркой внутри. — Пока она со мной, мы можем разговаривать без опаски. Сексоты Восьмого отдела слышат лишь бубнёж дедушки и хихиканье внучки. Они ничего не услышат, пока ты не сядешь за рояль и не заиграешь. Сейчас можно трепаться, сколько душе угодно.
— Значит, ты опять от меня чего-то хочешь? — догадалась Агата.
— Ага, — Валера согласно кивнул, а потом спросил. — Что у тебя с твоим последним партнёром? C этой третьей скрипкой, подающей большие надежды?
— А то сам не знаешь? Бросил меня ради дирижёра! — Агата презрительно фыркнула. — Ну ещё бы! Дирижёр так ловко управляется с палочкой - не то, что я.
— Оставим этих голубых Гарри Поттеров в покое и продолжим, — попросил Валера. — Кажется, ты снова не ездила на рыбалку, а просто купила эту рыбу на рынке?
— Валера, к чему ты клонишь? Да, купила! Моя рыболовная секта с января никуда не ездит. Петровича в больницу положили, а Андрюха и Толик в очередном запое. Куда крестьянину податься? Ниву чинить надо, а они, пока из запоя не выйдут — какая Нива? Вот и пришлось мне на рынок идти, в рыбный ряд.
— Я к тому, моя дорогая внучка, что пора бы заканчивать гонять с мужиками на рыбалку и притворяться “своим”, — Валера задумчиво почесал нос, — Тебе: тридцать пять лет, пора бы и о семье подумать. О дитёнке, о памперсах и бессонных ночах.
Агата страдальчески закатила глаза. Несколько лет назад именно Валера посоветовал ей для лечения нервов обратить своё внимание на рыбалку. Это, благодаря ему, у неё в шкафу, рядом с концертными платьями стоят болотные сапоги. Это он её свёл с весёлой компанией рыбаков, которые целый год считали нового товарища мужиком, а вовсе не девкой. Да у неё же два ледобура, у неё спиннинги, у неё блёсен больше, чем украшений. Водку из горла, песни у костра, комаров только одних своими руками целую армию погубила. А мотыль? Мотыль в холодильнике такой жирный, что один из её ухажеров нечаянно намазал себе бутерброд. Скандал был потом! И этот человек говорит ей о том, что ей надо взять и бросить рыбалку?
— Завтра, в семь утра, к тебе в гости явится… — Валера неопределённо покачал головой, — скажем так, молодой человек в самом расцвете лет. Очень давно в тебя влюблён и очень перспективный. Рекомендую присмотреться и посочувствовать его одиночеству.
— Ясно. Решил меня на сникерс променять, — обиделась Агата, — а я то думала, мы друзья.
— Я о твоём будущем забочусь, между прочим. Пылкий, влюблённый мужчина, это лучше чем все твои гомоскрипки и трубачи вместе взятые. Ты его, главное, прими и продержи до вечера, а потом можешь и за порог вышвырнуть. Мне надо, чтобы стукачи из квартиры сверху, думали, что я весь день у тебя, — Валера многозначительно ткнул пальцем вверх. — Считай, что это мой тебе подгон на восьмое марта.
— Симпатичный, мускулистый, без брюха? — уточнила Агата.
— С пузиком, с бородкой, в очках. Но! Прежде чем ты начнёшь торговаться, сразу скажу: если у вас будут дети, то они будут, все как один, светловолосые и кудрявые. Ты же всегда мечтала о ангелочках, а таких подобрать очень сложно, я проверял.
— Кошмар какой. Ладно, чего не сделаешь для друга, — сокрушённо покачала головой пианистка, — но, в таком случае, тебе придётся отработать натурой. Дедушка готов покряхтеть?
— А можно, девятого занесу? Я девятого, как штык, — попросил Валера.
— Девятого я работаю. Уезжаю на две недели. Так что никакого тебе кредита, только стопроцентная предоплата. Три раза. В ванну, только после меня, — совершенно невинным голосом произнесла Агата.
Поздно вечером они лежали в кровати и дружно курили. Агата держала одной рукой пепельницу, чтобы ему было удобнее стряхивать пепел, а Валера разговаривал по телефону.
— …Николай Николаевич, я не могу завтра выйти на ваше дежурство. Съел что-то не то. Да. Пузо бо-бо! Захворал! Да, я знаю, что карточный долг — долг чести, поэтому попросил Дениску. Он за меня — “от ишачит”, честное пионерское! А я не могу. Очень бо-бо, очень. Как не дома? Ну, да. Я у Агаты. Вам настучали уже? Какие молодцы, дай им Бог здоровья и всего, побольше. У неё и останусь на весь день, можете не беспокоиться. Всего вам, от меня…Этого - самого. С наступающим! Тьфу ты, чёрт! Вовремя повесил трубку.
— Это твой начальник? — спросила подслушавшая разговор Агата.
— Ха! Он конечно любит на нас нажиться, но брать на работу…Мы слишком разные. Восьмой отдел обожает всё “на шару”, как и любая государственная структура, а мы с Дениской вольное ИП. Мы гордые воители кирки и лопаты, частные предприниматели по умеренным, рыночным ценам, а госслужащие - это кровососы и прихлебалы. Вот я ему звонил, а он сразу, как узнал, что я у тебя лежу, две рыбки себе и выторговал. Завернёшь мне утром в газету?
— Конечно дедушка, для тебя всё, что угодно, — Агата нежно погладила его по щеке и спросила. — Продолжим?
— Ладно. И так - Чуковский! Вдруг из маминой из спальни, кривоногий и хромой, выбегает… Ванька-встанька и качает головой!!!