Испытываете ли вы потребность в «корнях»? Вставал ли для вас вопрос о вашем происхождении? Занимались ли вы самостоятельным поиском корней? Почему вам стало важно знать свою родословную? Испытываете ли вы страх, гордость или безразличие от того, кто ваши предки? Случалось ли вам встречаться с людьми, которые оказались вашими родственниками? Приходилось ли вам посещать места жизни своих предков? В этом эпизоде мы разбирались, как знание о наших предках влияет на нас и нашу идентичность.
Поддержать нашу работу можно через ВК Донаты https://vk.com/donut/shtabrywokru и на сервисе Бусти: https://boosty.to/rywokru.
Мой интерес к родословной обозначился примерно к 14 годам. Так сложилось, что по линии отца мы не общались ни с какими родственниками. А ещё мне всегда было интересно узнать происхождение моей редкой фамилии – Никитас. Я нигде не мог найти однозначного ответа. На полке дома стояла карманного формата книжица Суперанской и Сусловой «О русских именах». Я изучил её досконально, цепляясь за любые косвенные подсказки о том, откуда пошла фамилия и почему она пишется именно так. Спустя десять лет, когда интернет стал доступнее, я нашёл Александру Васильевну Суперанскую в Институте языкознания Академии наук и увидел её рубрику про фамилии в «Российской газете». Стал писать письма с просьбой дать ответ о происхождении фамилии. В своём обратном письме она просила меня быть менее настойчивым, а свой ответ опубликовала в одном из выпусков газеты в июле 2009 года. Вот он:
«Фамилия происходит от имени Никитас. Это одна из многочисленных народных разговорных форм православного имени Никита. Она зафиксирована на Украине наряду с Никитан, Никитась, Никиташ. Хотя в литературном украинском языке предпочитается основная форма этого имени Микита (произносится Мыкыта), формы с начальным "н", как в русском языке, там тоже в ходу. В фамилии Никитас нет специальных образующих фамилию суффиксов. Просторечная форма имени перенесена в ряд фамилий безо всяких изменений».
И я до сих пор наблюдаю множество однофамильцев в Крыму, Херсоне, Донецкой, Днепропетровской, Сумской областях и в Краснодарском крае. Именно из Краснодарского края идёт моя ветка. Всё, что было известно о моём прадеде, это то, что он в 1909-м году уехал из Армавира осваивать «дальневосточные гектары». В череде поисков однофамильцев мне попалась моя сверстница Ирина Никитас, которая с родителями жила как раз в Армавире. Я в своей голове уже объявил её для себя дальней родственницей и стал писать бумажные письма. Узнал, что она увлечена туризмом и предлагает приехать сходить в поход, а жить я буду у неё в семье. Я согласился, заработал на студенческих каникулах на билеты и поехал в неизвестность. В итоге увидел Армавир, познакомился с Ириной, её семьёй и с её друзьями по туристской секции, с которыми мы вместе сходили в поход в горы Архыза.
С тех пор я много и часто переписывался с Никитасами, живущими в Салавате, Омске, Москве, Кустанае, Голышманове… В итоге даже попал в сюжет «Моя родословная» на Первом канале, где я показывал карту России с отмеченными булавкой городами, в которых жили Никитасы. От однофамильца из Салавата я узнал про Харви Маккея, который написал книгу «Копайте колодец до того, как захотите пить» - о силе и важности социальных связей и контактов. Когда я был в Киеве, то хотел в справочном бюро узнать адрес Никитаса, чей номер был указан в телефонной книге. Я звонил с гостиничного телефона и объяснял женщине на том конце телефона, что у нас всего два дня, и я ищу родословную. Говорю «узнать можно?», а она мне в ответ: «не можно!». Тогда я не понял, на каком языке она мне отвечает, и думал, что дразнится.
Везде, где бывал, искал и часто находил однофамильцев. Я не смог далеко копнуть вниз по линии своей фамилии, однажды зашёл в тупик, и надеялся, что смогу увлечь однофамильцев темой поиска корней, смогу собрать «веточки» всех Никитасов. К моему удивлению, мало кого по-настоящему увлекла тема генеалогии и мало, кто знал больше двух колен предков (родители и дедушки-бабушки). Женщины откликались чаще. Вообще по статистике считается, что родословной интересуются в среднем женщины пенсионного возраста.
***
Ирина Баловнева
Я занялась родословной в пандемию два года назад, что совпало с моим декретным отпуском и переездом из Смоленска в Минск. Так я чувствовала причастность к реальному миру. (Как ни странно, прошлое для меня тогда казалось реальнее нового настоящего).
И вот я стартовала с имён четвёртого поколения. Систематизировала, что имела. Сканировала фотографии. Знакомилась с новыми дальними родственниками. Кто-то поддерживает до сих пор общение со мной, с кем-то не задалось с самого начала — и это к лучшему. Мало ли какие причины у человека молчать.
Например, начинала я с имени одного из прадедов, а потом благодаря рассказам родственников, паре найденных фотографий, документам об участии в Первой и Второй мировых войнах, архивным справкам мы изобразили его жизнь на нескольких десятках печатных страниц.
Как-то один новый знакомый помог добраться мне в моих поисках до седьмого колена, потому что искали мы своих дедов в одной местности. Выяснилось, что до конца XVIII века все предки по мужской линии моего отца жили в одной деревне. Дедушка – дай бог ему здоровья – до сих пор там живёт, на той же рыхлой влажной земле, с грибными лесами, выпасами в клевере и рыбной речкой. В этой же семье обнаружилась история набожной и переставшей в одночасье ходить Марии Фёдоровны, которая помогала людям словом, врачевала, успокаивала. По одной из семейных легенд о ней после того, как в 1943 году немецкие войска сожгли дома в их деревне, она помогла неизлечимо больному советскому солдату. И тот, вероятно, с помощью сослуживцев, поставил ей сруб.
Другую ветвь я изучаю, прибегая к помощи генеалогов, потому что нет возможности самой съездить в дальний от меня регион. Но я знаю, что там все переселенцы-малороссияне. Этим летом я наконец съездила в гости к бабушке, и зашла в местную библиотеку. Там быстро нашлась статья местного редактора с именами первых переселенцев 1850-х гг. Моих Кошляков там было трое, и, похоже, все родственники. Меня занимает мысль о том, что известный художник Валерий Кошляков — из того же города и может происходить из тех же ветвей.
Для меня большое удовольствие узнавать новые детали, знакомиться. Но ещё большим удовольствием будет закончить поиски, достать последние документы, которые я определила последними, и сверстать в книжку. Материалов я набрала много, поэтому по каждой ветви придётся печатать отдельную часть.
***
Агата
Вслед воспоминаниям о семье в голову часто приходит первый и последний разговор с бабушкой с глазу на глаз, когда она уже часто повторялась и забывала слова, но всё ещё была в ясной памяти, плохо ходила, хорошо ела и пила.
В тот предновогодний день бабушка отдыхала в кресле напротив. Мы молча переглядывались, и не решались заговорить друг с другом. На этот случай у неё был припасён способ обратить на себя внимание, и пробить тишину – любимым:
«А вот когда я была маленькая, нам было голодно. Нечего было кушать, и мы с соседскими мальчишками, пятилетние, шестилетние, ходили, у собачек в военных частях отбирали пустые консервные банки, макали в них пальчики, и слизывали остатки тушёнки. Во как. Ещё и с губами порезанными ходили всегда, потому что потом языками внутрь лазали».
Через какое-то время история про банки повторялась с ещё более неприятными подробностями, а разум ребёнка поглощал их со школьным прилежанием. Зачем? Чтобы хранить? Чтобы благодарить за открытость? Чтобы кого-то впечатлить девятого мая?
Нет. Чтобы знать, что у меня был этот наш с ней разговор. С моей закрытой, труднодоступной, громкой, по правде говоря, жестокой, почему-то все ещё любимой бабушкой.
В нашей семье у всех плохая память. То ли по наследству, то ли от того, что память о семье вся болезненная.
Вот и мне не хотелось вспоминать своё детство. Оно было тяжёлым, бедным, страшным, беззащитным. Моя бабушка передавала мне по наследству, как в эстафете, грустную историю про детство, горстку родовых травм, сладкий кулёк с конфетами и кислым апельсином посередине. А также успевала всё же научить меня чему-то важному в первую нашу встречу, тем самым прерывала проклятие родового забвения. Учила меня сожалению и желанию.
Сожалению о том, чего не было ни у неё, ни у меня – счастливого детства. И желанию того, чтобы в жизни было что-то кроме остатков на дне банки из-под тушёнки.
Две эти вещи, не очень надёжно, но склеила память о моей бабушке. Малярным скотчем, повисшим на голубой табуретке, на которой мне так и не удалось тогда прочитать для неё «новогодний стишок».
***
Олег Тимошенков
Мой отец с детства рассказывал мне о наших предках по линии бабушки, показывал фотографии, некоторые документы. Я слушал с интересом, но ничего этого запомнить не мог, во многом из-за сложности имён: бабушка была наполовину грузинка, а наполовину еврейка. Тогда ещё вся эта информация была для меня просто фактами из жизни каких-то людей, я совершенно не чувствовал с ними родства. Из-за обилия информации я начал своё исследование по этой линии, а не, как это часто бывает, с фамильной ветви. Поиски сильно облегчала национальность моих пращуров: оказалось, что евреи, в том числе на государственном уровне, очень бережно относятся к своей истории.
Попросив отца приготовить все фотографии, документы и вспомнить все факты из жизни предков, я начал собирать каркас моей родословной, на который уже можно было нанизывать разрозненные факты, взятые из открытых источников. Сейчас я знаю, что моя бабушка Паня была дочерью грузина Иосифа Чиквоидзе и еврейки Хаси Гординой. Детство было трудное, оно пришлось на военные годы и эвакуацию в Свердловскую область. Мама бабушки – Хася – родом из Торопца, что сейчас в Тверской области, с мужем Иосифом познакомились в Ленинграде.
Нить исследования заканчивается на маме моей прабабушки, её звали Хая-Двойра. Поиск дал точный адрес жизни предков в Торопце. Дом сохранился до сих пор, и это просто невероятно – осознавать, что конкретно вот тут, почти сто лет назад, из этого окна на улицу смотрели твои родственники, что видели те же виды, ступали на те же ступеньки, что здесь они встречались, любили, плакали и просто жили. В планах обязательно съездить в Торопец.
Конечно, в процессе поиска информации, исследования фактов из жизни, просмотра фотографий, начинаешь смотреть на своих предков, как на живых людей, как на друзей, проникаешься к ним любовью и переживанием за их зачастую нелёгкую судьбу.
Я очень вовремя начал заниматься этой ветвью, сканировать фотографии и документы, потому что вскоре всё это практически полностью уничтожил пожар в доме. Такое вот везение, если можно так сказать. Может быть, когда-нибудь и эти факты станут объектом для чьего-либо исследования. А пока довольствуюсь радостью, что сохраняю для потомков то, доступа к чему у них уже может и не быть.
Информация о жизни предков вызывает восторг, но не удивление, она будто бы закономерна и не выходит за рамки «родился где-то, жил где-то, умер где-то». Неподдельная радость появляется тогда, когда натыкаешься на семейную тайну. Такая, оказалось, есть и в моей семье.
Бабушка всегда говорила, что её отец Иосиф Чиквоидзе пропал без вести на войне и всё – ни документов, ни подробностей. Но недавно на сайте «Память Народа» появилась информация о некоем Иосифе Герасимовиче Чикваидзе (одна буква отличалась), родившегося тогда же и там же, что и наш, который был ранен, но выжил, получил медаль «За Победу над Германией» в 1945 году и, главное, там же была фотография мужчины, сильно похожего как на бабушку, так и на папу. Это навело на будоражащую сознание мысль, что рассказ бабушки о пропавшем без вести отце – всего лишь легенда, оставленная матерью для дочери, которую девочка пронесла сквозь жизнь и передала нам как исторический факт. Ключ к разгадке этой тайны, возможно, лежит на полках Центрального архива Министерства обороны, до которого мне ещё только предстоит добраться.
Другая «тайна» связана с происхождением моего деда по маме. Он всю жизнь жил с отчимом, а о настоящем отце никто ничего не знал, кроме его мамы – моей прабабушки. Прабабушки нет, как, наверное, нет больше и ключей к разгадке этой тайны. К слову, я смог довольно много узнать об этой ветви благодаря мемуарам моей прапрабабушки, сохранившимся у её ныне живущей дочери – моей двоюродной прабабушки. Не хватает слов, чтобы описать, что чувствуешь, когда находишь такие материалы. Также на руку сыграло то, что они жили в Бельском уезде, в деревне Тринитово (ныне Холм-Жирковский район Смоленской области), по которому в открытом доступе есть огромный пласт родословной информации в виде церковных метрических книг.
Мне всегда было интересно происхождение моей достаточно простой фамилии – Тимошенков, но дальше запроса в поисковик, дело не продвигалось. Очень жаль, но меньше всего у меня информации как раз именно по предкам, чью фамилию я ношу. Я был в родовом селе, видел братскую могилу, на плите которой добрая половина фамилий Тимошенков, но на этом пока всё.
Исследование родословной – важная вещь не только «для души», но и, так сказать, для тела, с материальной точки зрения. Так, с февраля 2022 года я посмотрел на свою генеалогию под новым углом, который раньше даже не захотел бы рассматривать. Оказалось, что мои предки хоть и косвенно, но способны открыть передо мной новые горизонты, а также дать чувство безопасности и уверенности.
***
Марина
Два года назад я поехала в родные края, где прошло моё босоногое детство, и где я посетила родовое кладбище. Впервые в таком месте я не испытывала чувства горечи. А наоборот! Я с жадностью изучала надгробия своих родных... Вот здесь похоронены дедушка и бабушка, у которых я гостила всё лето, когда мне было семь лет. Я помню их уставшие и грустные лица, они никогда не отдыхали, потому что не знали, как это... А вот здесь лежат мои прадедушка, прабабушка и их умершие в раннем возрасте дети... Мне стало не по себе. Это мои родные люди, у меня с ними одна кровь, а я ничего не знаю о них...
Я остро почувствовала «зов крови» - желание узнать, как жили мои родные много лет назад.
И вот начинается мой путь составления генеалогического древа.
С некоторым остервенением я принимаюсь за работу. Мне нужно узнать не только своих прадедов, но и сколько у них было детей, братьев, сестёр. До ночи рисую, сидя на полу, квадратики на огромном полотне бумаги, что-то записываю в компьютере, параллельно обзваниваю и пишу родственникам. «Здравствуйте, это ваша троюродная сестра. Я составляю древо, помогите мне пожалуйста в этом...»
Кто-то с радостью отвечает, шлёт фотографии. Кто-то скептически относится к моим расспросам, игнорирует. Но вот уже жизнь среди «наших» завертелась.
И понемногу начинается вырисовываться картина. Из людей. Из моих родных. Их так много! Они все передо мной. С кем-то моя жизнь напрямую связана, а кого-то я никогда и не видела. Кого-то ещё предстоит найти, но квадратики для них уже нарисованы. Сейчас они все со мной. Рядом. И моё сердце ликует от счастья, что я всех их собрала в нашу родовую книгу жизни.
***
Ксения
Пустота – так можно описать мои ощущения. У меня много родни. И они ничего для меня не значат. Многие из них – пустые люди, некоторые пьют. Обо мне всегда заботилась лишь мама.
С ней сейчас мы близко общаемся.
Отец плохо с нами поступил, эта ветвь родословной для меня не существует.
По матери знаю родню до пятого колена. Но от того, что в моём роду были польские дворяне четыре поколения назад, мне ни горячо, ни холодно.
***
Валентина
Я серьёзно задалась вопросом о том, кто мои предки, после курса «Биографической консультации» в вузе. Нам нужно было изучить своё древо, чтобы понять многое о себе. Я погрузилась тогда не слишком глубоко… не было времени.
А когда ушла моя любимая бабушка, я задумалась, что мои дети её совсем не помнят, и так стало грустно. Мне захотелось разобраться в своих корнях, записать и передать детям, кто были их предки.
Допросила маму с пристрастием. Она что вспомнила, рассказала. Я осознала, что мой бунтарский дух, поиск справедливости и готовность к борьбе за истину – всё это идёт из семьи.
Мои оба прадеда (по маминой и папиной линиям) были председателями, в разных местах. Один в Харьковской области, второй – в Полтавской.
Одного прадеда расстреляли во время репрессий за твёрдость и объективность. Осталась прабабушка с тремя детьми. Все отвернулись: семья врага народа ведь. И она с детьми выживала как умела, пекла пирожки. Один из детей – мой дед – продавал пирожки на вокзале, потом покупал муку и бежал домой.
Второй прадед спасал от голода жителей посёлка, когда государство изымало урожай. После изъятия всё грузили в амбар и жгли. Ночью мой дед забрал зерно из амбара, сколько смог, и возил по селу, закидывал за забор. Власти – не оценили…
Мамина линия восходит к казакам. Фамилия прадеда была Вырвыхвост. Все женщины рода – яркие пышные казачки, с сильным характером. Некоторые были ведуньями. Бабушки и дедушки пережили войну детьми и подростками. Кого-то этапом увели немцы, но он сумел сбежать. Кто-то ухаживал за ранеными советскими солдатами в погребе. Кто-то стрелял из рогатки в немца и чуть был не утоплен им в бочке с водой. Подрывали немецкие авто. Носили еду солдатам в лес.
Мои родители – дети, рождённые после войны. Не избалованные. Привыкшие идти вперёд и не сдаваться. Ценить малое. Многие вещи я приняла в родителях, потому что осознала, в какое время они родились, какие были их ценности.
Сильный дух своего рода я ощущаю и в себе. Осознание, кто мои предки, помогло мне принять себя, прежде всего, свою эмоциональную натуру. Я перестала бояться этого. Да! Я умею сердиться, и принимаю сложные решения. Могу быть резкой и категоричной в каких-то вопросах. Потому что ценю жизнь сегодня и сейчас, она у меня одна. Не принимаю полутонов и всегда ищу ясности. Нет времени на скобки и отступления. Я – из казацкого рода и горжусь этим!
***
Лариса
Родословная мне помогает выяснить, что было до меня. Ведь это влияет на то, какой я стала и почему именно такой.
Я больше знаю о родных по маминой линии, так как папа был отстранён от воспитания и появился в моей жизни в 17 лет. Родители познакомились просто: папа позвонил в институт, где мама тогда работала, и предложил встретиться, услышав лишь её голос. Он был лётчиком, а круче лётчика только космонавт. То, что маме не нравилось в папе, почему-то передалось мне. Так она говорит. Например, вспыльчивость и агрессия.
Мать всегда восхищалась своим отцом. Особенно его кропотливостью и внимательностью. Об этих свойствах характера деда я слышала и на его похоронах. Эти качества передались и нам с мамой.
Вызывает фрустрацию то, что в роду мне известна всего одна история любви. Все остальные браки и отношения – по расчёту, по удобству что ли.
История любви – это любовь моего деда по материнской линии к своей первой жене. Во время войны он попал в лагерь. Когда освободился и вернулся к своей семье в Астрахань, то узнал, что жена ему изменила. От горечи разочарования дед уехал к родственникам в Смоленскую область.
Что я чувствую? Гордость за своего деда, безразличие к тем, кого не знаю, интерес к сёстрам деда.
Одна из черт моего отца – вспоминать то, что было в прошлом. Отец как-то сам стал рассказывать о своих корнях, там оказались поляки и литвины. Папа с двух лет воспитывался мачехой. Его родная мать умерла от подпольного аборта, и дед быстро сошёлся с другой женщиной.
Я как-то приехала на кладбище в деревню Заборье, где похоронены родственники отца, и среди могил увидела фотографию мужчины, на которого была очень похожа. Думала, кто же это? Оказалось, мой прадед. Похожа на него, а глаза у меня татарские, как у матери. Поляки, литвины, татары – для меня это как дружба народов. Себя же считаю русской.
Дальнейший поиск предков у меня вызывает сопротивление. Дальше своих дедов я никого не знаю, чувствую что-то нехорошее: или они плохое сделали, или с ними. А потом мне ещё гадалка это подтвердила. Так что у меня никого нет, и ни с какими родственниками сейчас не общаюсь.
Что передать детям? В 16 лет я решила, что у меня не будет детей. Был один раз в жизни эпизод, когда я хотела детей. Тогда я была беременна, но сделала аборт.
Мои родители давно в разводе. Папа успел за это время жениться на вдове и сам овдоветь. Планируем, что папа после смерти будет похоронен у своих родственников, а мама хочет быть кремированной и быть подхороненной к своей родне. А я не знаю, где буду. Но не хочу ни к каким родственникам. Я бы вообще хотела иметь других родственников.
***
Женя Рыстакова
Мне нравится высказывание из «Маленького принца», разрешите, я его процитирую: «Люди? Ах да… Их всего-то, кажется, шесть или семь. Я видел их много лет назад. Но где их искать — неизвестно. Их носит ветром. У них нет корней, это очень неудобно».
Что для меня значит моя родословная? Наверное, мой фундамент на котором я стою, твёрдая опора. Я искала своего прадедушку около десяти лет (известно было, что он погиб в 1945 году в Чите, и всё). Много писем по военным комиссариатам и частям, часто наобум (в конвертах, тогда интернет ещё не был в таком доступе), но спасибо Забайкальскому военному комиссариату, который прислал нам документы и фото Братской могилки воинов, погибших в эвакогоспиталях города Читы.
Оказалось, что дедушка до сентября 1944 года воевал на различных фронтах (всего было четыре ранения, четвёртое – смертельное). К сентябрю 1944 года со своим подразделением (он был лейтенантом) оказался в районе современной Эстонии. Далее последовали эвакогоспитали, которые все были переполнены. Конечным эвакогоспиталем, где дедушку оставили, был эвакогоспиталь Читы, в котором в мае 1945 года он умер.
В 2019 году нам удалось побывать на могилке Братского захоронения, опять же спасибо Забайкальскому военному комиссариату: без присланных ими фото мы не нашли бы захоронение, кладбище огромное. И стало интересно, а родители дедушки – кто они? В областном архиве заказали справку (тогда они принимали генеалогические запросы), так как сама я понимала, что могу не справиться с этой задачей. И так пошло изучение родословной. Одна из линий доходит до 1740-х годов.
Прошедшим летом, навещая на кладбище своих прямых родственников, нашла уже их родственников (двоюродных, троюродных). И получается много-много людей и все они твои родственники, а ты даже о них и не знал...
Познакомившись со своей родословной, я начала по-другому смотреть на историю своей страны, своей Родины. Когда знаешь, что твои предки воевали в Первую мировую, потом жили при становлении нового государства, воевали и жили в годы Великой Отечественной войны, восстанавливали города, деревни, жили на этой Земле, куда я приезжаю на могилки их навестить; гуляли по этим дорожкам, любили, страдали, радовались, то по-другому смотришь на многие вещи, и изучаемая в школе история России «звучит» по-другому. Это уже не сухой текст, а конкретный человек (твой человек и твои люди), семья, место и их жизнь. И ты продолжаешь эту эстафету: от предков – к тебе дальше.