Восемь новелл
Она затараторила: "- Мы тут решили, что будем всей группой сдавать для тебя кровь. Хватит прохлаждаться на больничной койке! " Миша улыбнулся глазами и уголками губ. Все это кричало о его надежде как о последней спасительной вещи, благодаря которой он все это время держался.
Составили график, кто когда сможет сдавать кровь, и в нем отмечали, кто и когда ходил. Шторман был за бригадира: "- Зубов, сдал?" Зубов отрапортовал: "- Вчера."
Кто-то подскочил к столу: "- Мм… Понятно. Завтра пойдут Павшина с Мироновой." Один из студентов, склонясь над листком, раздраженно пробормотал: "- Ведь ясно уже, что ничего не выйдет!" Женя Гнедых не выдержал и тут же выпалил: "- Да что с вами такое! Мы его обязательно вытащим!"
Ропот не унимался: "Чел. пора признать это. Седьмой месяц лечат, а дела все хуже и хуже!" Зубов начал поддакивать: "- Да, да! Последние анализы совсем плохие..." Староста продолжал настаивать: "- Он выкарабкается! Многие по два-три года лечатся и полностью выздоравливают. Ну, все, не кисните! Достали уже!" Он вылетел в коридор, громко хлопнув дверью. Возразить было нечего.Он мог только злиться; злиться на себя, на свою беспомощность, и на судьбу. В аудитории повисла тягучая и противная пауза.
Сверчкова с задней парты тихо прошептала: "- Помолчали бы лучше." Она подошла к столу, взяла ручку и написала свое имя следующим в списке. Все потянулись вслед за ней. Список получился внушительный - пришли и с других факультетов.
Надя сидела на первом этаже с забинтованным локтем. На коленях лежал раскрытый дневник: «Весна. А Миша живой. Это главное! Опять химия, надеюсь, последняя».
Ребята вошли в палату и радостно заулыбались. Мишу, мол, выписали домой.Его больничная койка была пуста. Уборщица энергично мыла полы в палате.
В палату вошла медсестра: "-А... Это вы. К Грачеву?"
