Давайте, что ли, тоже выскажусь по конфликту «Тарковский-Андреасян».
С кинематографом Тарковского я познакомился лет в 13-14. Тогда я впервые в жизни прочёл «Пикник на обочине» братьев Стругацких и сразу понял, что это — самая интересная повесть на свете. Причудливый и опасный мир со странными правилами, удалой сталкер-герой, опасности и приключения. Ух!
В очень скором времени я узнал, что существует экранизация. И называется она «Сталкер».
«Ну, ничего себе!» — обрадовался юный Лев Валерьевич. Судя по исходнику, это должен был быть лучший фильм на свете. И вот однажды в газете, которая публиковала расписание киносеансов, я увидел, что будут показывать «Сталкера»!
Впрочем, было и одно странное обстоятельство. Почему-то этот фильм моей мечты демонстрировали во второстепенном Доме культуры где-то на задворках Дзержинского района Новосибирска. Я в том микрорайоне, где показывали «Сталкер», и не был-то никогда в жизни. Но ничего, решил я. Надо и мне побыть исследователем неведомых территорий. Не всё храбрецу Рэдрику Шухарту отдуваться!
Тот самый ДК располагался на краю некоей умеренно зловещей жилой застройки, над которой нависало совсем уж жутких очертаний промышленное предприятие, ощетинясь чадящими трубами. Билет стоил 15 копеек. Как-то маловато для лучшего в мире фильма, который почему-то показывают не в лучших кинотеатрах, а в самой **пе советского мегаполиса.
Людей тоже было не сказать, что много. Человек 15. Примерно десять были районной шпаной (слово «гопники» тогда никто не знал). Я — тощий и очкастый поклонник братьев Стругацких с другого района — почувствовал, что день сулит дополнительные приключения, помимо экранных. Любой книголюб дал бы дёру от такого бомонда в ту же секунду, но мне прямо вот очень хотелось увидеть экранизацию «Пикника на обочине». И я остался.
Остальные пять зрителей были странными, непарными. Позже я стал классифицировать такую категорию людей, как городских сумасшедших. Ну, и я к ним примкнул.
Начался фильм, и я сразу почувствовал неладное. Это была какая-то очень медленная нудятина, совсем не похожая на то диво, что я читал у Стругацких. Собственно, ничего общего и не было. Разве только в середине фильма сталкер кидал гайки на веревочке. Но в книге он делал это со смыслом, а здесь — не пойми, зачем.
Расслабиться и заснуть не давала разве что урла, которая обосновалась на втором ряду, чтобы закинуть ноги на спинки первого ряда. Эти гопники глумливо верещали, улюлюкали, ржали. Особенно в моменты, когда герои фильма впускали на лица пафос. Апофеоз улюлюканья наступил, когда Кайдановский принялся читать стишок.
«Это какое-то дер**мо», — понял юный Лев Валерьевич. Единственное, что удерживало меня в зале, был сценарий, который всё-таки написали именно братья Стругацкие. А значит, так надо. Что ж, попробуем понять.
А урла, между тем, была самая опасная из мыслимых — на год-на два меня старше, пьяная, ищущая весёлых приключений. Я решил так — надо исчезнуть из зрительного зала не после титров, как обычно, а минут за пять-десять до конца. Тогда, может быть, появится шанс избежать ненужных встреч с пассионарными аборигенами.
Однако события пошли по незапланированному сценарию. Гопники принялись харка**ся в экран, закурили. И тут разбираться с ними влетел спецназ дома культуры — уборщица со шваброй, на которую была намотана осклизлая серая тряпка, и два мужика в рабочих фартуках и беретках. На экране в это время герои рефлексировали над тем, что бы такого загадать. Катарсиса я не почувствовал, потому что в зале разворачивались события куда интереснее экранных.
В ходе недолгой баталии верх одержала команда уборщицы и беретов. Урла, улюлюкая, покинула зал. Теперь, понятно, стоило досмотреть странный фильм до конца.
А на экране начался монолог Алисы Фрейндлих, а потом пугающая девочка стала дистанционно двигать посуду. А потом все они, включая странно лысого Кайдановского вышли на улицу. А там — ух! Завод! Всем заводам завод. Даже похуже того, что снаружи.
И меня пробрало, зайцы мои. Но это не было эстетическим наслаждением. Просто откуда-то из подсознания поднялась и заявила о себе некая хтонь, нечто недоброе, унылое, донельзя печальное. Тут не было дихотомии «понравилось-не понравилось». Пробрало и проняло, как отвратительный портвейн «Анапа», с которым я в те годы не был знаком.
Сейчас я понимаю, что Тарковский был несомненно талантлив, но талантом тёмным и тревожным. Не добрым и не окрыляющим, не зовущим к свершениям и не открывающим зрителю простор для роста над собой. Талантом фрустрационно-медитативным был одарён Тарковский.
Остальные фильмы Тарковского произвели впечатление куда более бледное, а вот «Сталкер» в память врезался, не отнять.
Завершая эту часть, стоит сказать, что спустя примерно год я посмотрел ещё одну экранизацию братьев Стругацких — «Дни затмения» Александра Сокурова, по повести «За миллиард лет до конца света». Была уже перестройка и гениального Сокурова хвалили из каждого утюга. Поэтому и кинотеатр в этот раз был приличным, «второэкранным». Вот только сокуровский фильм оказался унылым и невыносимым — как за счёт нудности, так и в силу удушающей, тягомотной атмосферы «зрелища». «Сталкер» был лучше в разы, в десятки раз. И, хотя никакая гопота в зале не резвилась, я не смог усидеть и половины фильма.
Разумеется, этот позорный высер был снят в традиции Тарковского, режиссёром, который — мало тогда кому известный, но стремительно возвеличенный и утюгопрославленный, сопровождаемый всеобщим одобрением мастеров перестроечной культурки, развивал именно традиции «Сталкера».
***
Что касается Сарика Андреасяна, то я о нём был до поры наслышан и сознательно игнорировал любые шансы познакомиться с его творчеством. Знакомые мне знатоки кино при упоминании имени Сарика снисходительно морщились и говорили о низкопробных шутках.
Тем не менее, знакомство состоялось. Притом у меня на работе. У нас есть кинозал, где частенько проходят предпремьерные показы для журналистов. И вот как-то, году в 2018-м, привезли «Землетрясение» Сарика Андреасяна. О чудовищном катаклизме 1988 года в Армении. Странноватая тема для мастера низкопробных комедий.
Конечно, никакая это была не комедия. Достаточно сказать, что рядом со мной сидела молодая журналистка Маша — отважная девушка, в новогоднюю ночь съездившая на руины сгоревшего общежития гастарбайтеров в чудовищной промзоне. Вообще ехать, по всем раскладам, должен был я. Но молодая Маша желала проявить себя, и в экстренном телеграм-обсуждении вызвалась взяться. Может, ожидала, что Лев Валерьевич возразит и поедет сам. А тот возьми и не возрази. И поехала бедняжка. Но вроде нормально скаталась, какие-то интересные истории привезла.
И вот эта чувиха со стальным стержнем — она ревела навзрыд от Сарикова фильма. Вся покраснела, как рёва-корова, а остановиться — ну, не могла. У меня, не скрою, тоже глаза пощипывало. Я вдруг понял, что Сарик как-то деликатно, мягко, показал все разновидности слёз.
И ещё я совсем неожиданно осознал, что Сарик-то — талантлив.
Мне возразят, что сама тема — душераздирающая. Как ни сними, всё плакать будете. Это совсем не так. Поясню на примерах.
Я и кроме Сарика смотрел фильмы о тех событиях — от других режиссёров. Первый фильм я посмотрел в 2015 году, на кинофестивале. Это был армянский фильм — невыносимо плохой и унылый. Он был про колоритного старика с густыми бровями и седой бородой, который почти весь фильм бродит по подвалу между каких-то брёвен и сам себе (других героев в фильме тупо нет) стонет о чём-то. А потом приходят немецкие (!) спасатели и вытаскивают деда. Тот плачет и на чистом немецком (с войны помнит) объясняется спасителям в любви. Если нужен пример кинематографического кала — то вот он, в кристальном виде.
А второй фильм про то же землетрясение я смотрел на ММКФ. Его снял кто-то из братьев Коттов. Фильм был невыразимо скучен, плосок, пафосен и фальшив настолько, что резало глаза. Хуже Сарикова в разы, даже кратно. От Сарикова «Землетрясения» слёзы из глубины души поднимались, а у Котта было — плачьте, я вам сказал! Вы же видите, как они страдают!
Тем не менее, фильму Котта пели дифирамбы, пресса булькотела умеренным восторгом. А Сарика не хвалил, по-моему, вообще никто. Ну, а сейчас, в свете скандала в киношколе, киношная клака его откровенно травит. Поэтому мои симпатии — на стороне Сарика.
***
Я не говорю, что Тарковский плох. Да вовсе нет. Такие мастера, как он, тоже нужны. Прежде всего, самой отрасли.
Кино (как и другие сферы искусства) имеет потребность в гениях. Для чего? А смотрите. Гениям можно всё, они снимают против правил, нащупывают контуры будущего. Какие-то их находки интересны, какие-то пусты, какие-то со временем становятся мейнстримом.
Оптимальная пропорция гениев — один-два на поколение. Их просто по определению не может быть много. Остальные — увы, должны быть профессионалами. Они должны предоставлять людям качественные, хорошо проработанные зрелища.
Но если все киношники вдруг захотят стать гениями — это верный путь к упадку индустрии. Посмотрите, что произошло с литературой и ужаснитесь. Потому что откуда ни попадя возникли гении, почти все криворукие. Да и действительно — кому хочется учиться, набивать мозоли, тренировать умения? Ведь можно принять важный вид и сказать: «Я как Тарковский».
Так что Сарик Андреасян безусловно прав, а насчёт уровня киношколы, где происходил конфликт, у меня большие сомнения.