Анна открыла дверь, уже зная, кто стоит за ней. Знакомый парфюм, смешанный с табачным дымом, ударил в нос раньше, чем она увидела его лицо. Дмитрий улыбался, как будто они расстались вчера по взаимному согласию, а не полгода назад в суде.
— Привет, — он протянул пакет с яблоками, — детям витамины нужны.
Она не шелохнулась.
— Мы договаривались: звони перед приходом.
— А если бы ты сказала «нет»? — он шагнул внутрь, снимая ботинки. — Кстати, Маша в школе рисунок нарисовала. Меня рядом с тобой. Счастливые.
Анна сжала дверную ручку.
— Ты забыл, что мы в разводе?
— Развод — формальность. — Он прошёл на кухню, достал из холодильника йогурт. — Сашка, кстати, спрашивает, когда я перееду обратно.
— Ты врёшь.
— Проверь. — Он лизнул ложку, глядя на неё исподлобья. — Ты же знаешь, я никогда не вру.
Она молчала. Спорить с Дмитрием было всё равно что биться головой о стекло: больно, бессмысленно, и в итоге трескается только твоя кожа.
Вечером, укладывая детей, Анна застала Сашку за рисованием. На листе — она, Дмитрий, оба держатся за руки, а в углу — солнце с улыбкой до ушей.
— Папа скоро вернётся? — спросил мальчик, не отрываясь от фломастера.
— Нет, — Анна села рядом, — папа живёт отдельно.
— Но он же любит нас?
— Любит. Но семья — это не только любовь.
Сашка нахмурился:
— А что ещё?
«Границы», — хотела сказать она. Но вместо этого взяла синий карандаш и дорисовала солнцу очки.
Через неделю Дмитрий заявился с чемоданом.
— Забыл кое-что, — он кивнул на шкаф в прихожей. — И заодно проверить, как вы тут.
Анна перегородила дорогу:
— У тебя есть пятнадцать минут.
— Не спеши. — Он достал ключи от машины. — Кстати, завтра в бассейн с детьми съезжу. В два часа.
— Я не согласовывала.
— А нужно? — Он рассмеялся, будто она сморозила глупость. — Ты же помнишь, как Машка боится воды без меня.
Это было ложью. Машина уехала от бассейна за три квартала, потому что дочка боялась хлорки. Но спорить с Дмитрием — снова стекло.
В субботу Анна встретилась с Лерой, своей бывшей однокурсницей. Та крутила в руках визитку психолога:
— Ты должна поставить блок. Он же энергетический вампир.
— Он их отец, — Анна помешала ложкой остывший кофе. — И я не хочу, чтобы дети думали...
— Что папа — эгоистичный манипулятор? — Лера фыркнула. — Они и так это чувствуют. Сашка вчера спросил, почему ты плачешь, когда папа уходит.
Анна замерла. Она думала, дети не замечают её дрожащих рук после каждого «визита».
Ночью звонок. На экране — «Дмитрий». Она сбросила. Через минуту — сообщение: «Забыла, как я люблю, когда ты упрямишься?»
Анна включила телевизор. Шёл старый фильм: героиня бросала мужа, садилась в поезд, уезжала в закат. В реальности поезда не было — только маршрутка до психотерапевта.
На следующий день Дмитрий перехватил её у подъезда.
— Ты игнорируешь звонки? — В его голосе звенела обида, как будто это он страдал от её молчания.
— Ты врываешься в мою жизнь без спроса.
— Это НАША жизнь, — он шагнул ближе, — ты просто живёшь в ней без меня.
— Нет, — Анна почувствовала, как дрожь в руках сменилась тяжестью, — это ТВОЯ жизнь. А моя — здесь. И в ней нет места для тебя.
Он засмеялся:
— Правда? А кто будет чинить кран, платить за квартиру, учить Сашку кататься на велосипеде?
— Я. Или сантехник. Или новый мужчина.
Улыбка Дмитрия померкла.
— Ты не посмеешь.
— Уже посмела.
Он схватил её за запястье:
— Ты жалкая. Без меня ты никто.
— Тогда почему ты здесь? — Она вырвалась. — Если я никто — иди домой.
Он ушёл, хлопнув дверью так, что задрожали окна.
Через месяц Анна сменила замки. Дмитрий прислал эсэмэску: «Ключи отдай — не доводи до скандала». Она ответила: «Приходи с полицией — расскажу, как ты угрожал». Он не пришёл.
На Новый год дети рисовали снежинки. Сашка спросил:
— А папа придёт?
— Нет.
— Он обиделся?
— Нет. Он просто... не понимает, что семья — это не про то, чтобы командовать. А про то, чтобы уважать.
Маша приклеила снежинку на окно:
— А если он всё-таки придёт?
— Тогда я скажу ему «до свидания», — Анна обняла дочь, — и закрою дверь.
За окном падал снег, закрывая следы старых дорог.
В феврале Анна получила письмо от адвоката. Дмитрий требовал увеличить время свиданий с детьми, ссылаясь на «эмоциональную привязанность». Она перечитала строки, чувствуя, как слова «психологическая травма от разлучения» обжигают кожу. Его подпись в конце выглядела как насмешка — резкая, с завитушкой, будто он ставил её специально, чтобы напомнить: «Я ещё здесь».
— Он хочет забирать их на все выходные, — Анна крутила в руках чашку, — говорит, что они скучают.
Лера фыркнула:
— Скучают? Или он скучает по ощущению власти?
— Вряд ли судья это учтёт.
— А ты уверена, что это безопасно? — Лера кивнула на синяк у Анны на запястье — след от прошлой ссоры, когда Дмитрий схватил её за руку. — Он же не остановится.
Анна посмотрела в окно. На улице лил дождь, и капли, стекая по стеклу, напоминали слёзы.
Первые выходные с Дмитрием прошли тихо. Дети вернулись с воздушными шарами и конфетами, но глаза Маши были красными.
— Он плакал, — прошептала девочка, — сказал, что ты его больше не любишь.
Анна прижала дочь к себе, чувствуя, как внутри поднимается волна ярости.
В марте Дмитрий появился с сюрпризом: билетами в цирк.
— Для всех, — он протянул Анне билет, — как в старые времена.
— Нет, — она закрыла дверь, но он подставил ногу.
— Боишься, что я украду их? Или что тебе понравится? — Его улыбка была острой, как бритва. — Ты же помнишь, как мы смеялись над клоунами?
— Ты не клоун, Дима. Ты трагикомический злодей.
Он рассмеялся:
— Ты всегда умела подбирать слова. Жаль, что не для меня.
В апреле Анна познакомилась с Максимом. Он работал в книжном магазине, говорил мало, слушал много. Когда он впервые остался на ужин, Сашка спросил:
— Ты теперь наш новый папа?
Максим замер с вилкой в руке. Анна затаила дыхание.
— Я просто друг, — он улыбнулся мягко, — но если захочешь, могу научить тебя играть в шахматы.
Дмитрий узнал через неделю. Звонок раздался в три ночи:
— Ты спишь с ним? — Его голос дрожал от ярости.
— Это не твоё дело.
— Всё, что касается моих детей — моё дело.
— Они и мои тоже.
— Он бедный, да? Продавец… Ты опустилась.
— А ты — нет, — она бросила трубку.
На следующий день Максима уволили. Владелец магазина, друг Дмитрия, внезапно «оптимизировал штат». Анна нашла в почтовом ящике анонимку: «Он тебе не пара».
Летом Дмитрий прислал фото из отпуска: он, дети, море. На обороте надпись: «Видишь, как им хорошо? Без твоих истерик». Анна порвала снимок, но Сашка успел увидеть.
— Почему ты рвёшь папу? — закричал мальчик. — Он же хороший!
— Нет, — Анна сжала осколки фото в ладони, чувствуя, как занозы впиваются в кожу, — он самый плохой.
Осенью суд разрешил Дмитрию видеться с детьми трижды в неделю. Анна стояла под дождём, наблюдая, как он усаживает их в машину. Машина тронулась, и вдруг Маша высунула руку в окно, показывая что-то на прощание. Анна приглянулась. На ладони дочери была нарисована губной помадой птица — их старый семейный символ свободы.
В декабре Дмитрий пришёл пьяным.
— Ты думаешь, он лучше меня? — Он валился с ног, но глаза горели яростью. — Он даже работу потерял из-за тебя!
— Уходи.
— Нет! — Он ударил кулаком по стене. — Ты моя! Слышишь? Моя!
Анна нажала кнопку сигнализации. Через пять минут приехала полиция. Дмитрий улыбался до самого утра, пока его не увезли в участок.
На суде он сидел спокойно, будто ничего не произошло.
— Она манипулирует детьми, — говорил он, глядя на судью, — лишает меня общения.
Адвокат Анны зачитала записи звонков, показала фото синяков. Дмитрий закатил глаза:
— Она сама просила.
Судья посмотрела на него так, будто видела насквозь.
Прошло два года. Анна, Максим и дети жили в тихом городке у реки. Максим работал в местной библиотеке, Сашка освоил шахматы, а Маша рисовала птиц на всех стенах — теперь они летели не в клетке, а над горами.
В один из четвергов, когда Анна варила суп, звонок в дверь заставил её вздрогнуть. На пороге стоял Дмитрий. В костюме, с букетом гладиолусов — их свадебных цветов.
— Привет, — он улыбался, будто они расстались вчера. — Решил навестить.
Максим вышел из кухни, вытирая руки полотенцем.
— Вы кто? — спросил он, становясь между Анной и дверью.
— Отец детей. А вы? — Дмитрий скользнул взглядом по его потрёпанной футболке.
— Муж Анны.
Дмитрий засмеялся:
— Юридически это не так.
— Зато фактически — да, — Максим шагнул вперёд. — Детей нет дома. Уходите.
— Я имею право...
— Нет, — Максим повысил голос, но не сорвался, — ваши права кончились, когда вы пришли сюда без приглашения.
Дмитрий побледнел:
— Она сама позвала бы меня, если бы не ты.
— Она не звала. И больше не позвонит.
Анна молчала, прижав ладонь к губам. Два года она ждала этого момента — когда за неё скажут «хватит».
— Ты думаешь, ты лучше меня? — Дмитрий сжал цветы в кулаке. — Ты никто! Библиотечная крыса!
— Возможно, — Максим взял букет, выкинул в мусорное ведро у порога. — Но я — её выбор. А вы — её ошибка.
Дмитрий дёрнулся вперёд, но Максим перехватил его за плечо:
— Ещё шаг — вызову полицию.
— Они мне поверят!
— Поверят, что вы преследуете женщину, которую суд ограничил в свиданиях? — Максим достал из кармана документы. — Или что в прошлый раз вы ударили её в присутствии детей?
Дмитрий замер. Анна не знала, как Максим раздобыл эти бумаги, но сейчас это не имело значения.
— Уходите, — повторил Максим. — И не возвращайтесь. Это не ваш дом.
Через час, когда дети играли во дворе, Анна спросила:
— Откуда у тебя документы?
— Ты оставила их в ящике стола, — он пожал плечами. — Я прочитал.
— Испугался?
— Нет. Просто решил, что пора перестать прятаться.
Она прижалась лбом к его плечу:
— Спасибо.
— За что?
— Что не дал мне снова стать той, которая терпит.
Вечером Маша показала рисунок: птица, парящая над рекой, а внизу — два человечка, держащихся за руки.
— Это вы с Максимом, — пояснила она. — А где папа?
— Он… уехал, — Анна провела пальцем по линии горизонта. — Далеко.
— Навсегда?
— Да.
— Хорошо, — девочка положила рисунок на стол. — А можно я пойду учить Максима играть в шахматы?
Анна кивнула, наблюдая, как дочь бежит в сад. За окном сияло солнце, и даже река, обычно мутная, казалась прозрачной.
На следующее утро в почтовом ящике лежала открытка: «Я вернусь, когда захочу». Максим, не читая, бросил её в камин.
— Он не вернётся, — сказал он, целуя Анну в висок. — Никто не возвращается, когда его выгнали дважды.
Она улыбнулась, слушая, как Сашка смеётся за дверью, обучая Максима тонкостям игры в шахматы. Снег за окном таял, обнажая землю — чёрную, сырую, готовую к новому севу.