«Ты вообще не считаешься со мной! Убирайся из моего дома!» — крикнула Аня, бросив в сердцах связку ключей на стол. Её голос звенел от ярости, а глаза метали молнии.
— Анют… Дочь, что случилось? — тихо переспросила Галина Николаевна, мама Ани. Она как раз вернулась с прогулки, рассчитывая помочь с ужином, но наткнулась на жуткую бурю эмоций.
— Что случилось?! Ты всё время вмешиваешься, куда не просят! Я взрослая женщина, замужем, сама разберусь! — Аня сорвала с себя кофту, кинула на диван, дышала прерывисто. — Считай, мам, твоя помощь мне больше не нужна.
Мать застыла, сжимая в руках хозяйственную сумку. Старалась понять, чем вызвана такая реакция. Полчаса назад всё было относительно спокойно, она лишь предложила дочери взять детские вещи на стирку, потому что пятна трудно выводятся, а у Ани маленький ребёнок, Катенька, которая рисует всем чем попало. Но Аня взорвалась:
— Хватит командовать, указывать, куда что положить! Я устала от твоих нравоучений. Ты всё решаешь за меня. Не лезь в мою семью!
Галина Николаевна почувствовала, как внутри нарастает горечь. Ведь она жила у дочери около полугода — помогала, нянчила внучку, чтобы Аня могла выйти на работу. И вот результат: громкие обвинения, крики.
— Доченька, я… — начала она, но вмиг поняла, что любые слова не помогут. Аня уже села за стол с сердитым выражением.
— Мам, давай без разговоров, — процедила она холодно. — Мне хватит. Собирай вещи и уезжай к себе в деревню. Тебя никто не держит, твой «устав» нам не нужен.
Галина Николаевна сжала губы, чувствуя, что в горле встал ком. Хотелось всё прояснить, но видела, что Аня не готова слушать.
— Ладно, раз так, то… — выдавила она, стараясь не расплакаться. — Не буду мешать твоему счастью.
В углу комнаты виднелась маленькая Катенька, дочь Ани, смотрела испуганно, не понимая, почему мама кричит на бабушку. Галина Николаевна взглядом попросила прощения у внучки, тихо собрала сумку с одеждой и вышла за дверь.
«Вот и всё, — подумала она в подъезде, где тусклая лампочка еле горела, — дочь меня выгнала…»
На следующий день Галина Николаевна села на автобус и уехала в свою деревню. Вернее, это был даже не родной дом, а маленькая квартирка, оставшаяся от родителей. Там давно никто не жил, но ей пришлось срочно обустроиться, достать старое одеяло, проверить воду в колодце. Всё ощущалось чужим, но другого выхода не было: она не могла оставаться у дочери, коли та выгоняет.
Соседи в деревне удивлённо спрашивали, почему вернулась. Галина туманно объясняла: «Так получилось, у меня тут дела…» Старалась не распускать слухи, ведь всё-таки семья, да и как признаешься, что родная дочь выгнала?
Первые дни она плакала по ночам: скучала по внучке, которая была светом в её жизни. Думала, как там Аня справляется? Но гордость и обида не позволяли звонить.
Тем временем, Аня наивно полагала, что без матери будет только лучше. Она вспоминала бесконечные советы: «Не ставь коляску здесь, поставь блюдце под горшок» и прочие придирки. «Теперь я наконец буду сама собой распоряжаться!» — думала она.
Однако уже спустя неделю стала чувствовать нехватку материнской поддержки. Работа требовала сил, муж Саша постоянно пропадал в командировках, а маленькая Катенька всё чаще капризничала. Пока Аня была на работе, нанимала няню, но та стоила недёшево. И ладно бы только финансы, — няня, как оказалось, без особой любви к ребёнку: «У меня только час до следующего клиента, давайте поторопимся…» — ворчала она.
По вечерам Аня с трудом успевала приготовить еду, постирать одежду дочки, уложить её спать. Буквально валились с ног. «Мам, ну прости, что я наговорила тебе,» — мысленно повторяла, но не решалась позвонить. Гордость? Да, и ещё обида, будто она сама не понимала, зачем мать постоянно лезла в её дела.
Разве для этого нужно возвращать мать? «Справлюсь сама!» — убеждала себя, стирая ночью Катенькины комбинезоны, но внутри уже чувствовала нарастающее напряжение.
Ситуация усугубилась, когда Саша задержался в командировке на неделю дольше. Аня явно не поспевала по домашним делам. Утром, не выспавшись, она едва сдерживала раздражение, а днём бежала на работу.
Однажды, вернувшись поздно вечером, она обнаружила, что Катенька плачет, а няня оставила записку: «Ушла, ребёнок не успокаивался, ничего не могу сделать.» В панике Аня кое-как убаюкала дочку, чувствуя, что сама на грани истерики.
На следующий день позвонила мужу:
«Саша, ты не можешь раньше приехать? Тут просто всё навалилось, няня постоянно уходит, когда ей вздумается, у меня не остаётся сил…»
Тот отмахнулся:
«Извини, у нас контракт на грани. Не могу сорваться. Придумай что-то. Может, позови свою мать, она ведь может помочь?»
Аня вздрогнула: «Мать? Но я же её выгнала, как я…»
Саша продолжил, не замечая её смущения:
«Да что? Ты же сама говорила, что без неё лучше… Ну уж извини, тогда и справляйся сама. Я не могу сейчас.»
И отключился. Аня почувствовала стыд и растерянность. «Действительно, мама бы всё сделала, как прежде…» Но как ей теперь позвонить после того, как грубо выставила за дверь?
Наступил понедельник, полный проблем. Аня на работе узнала, что грядут сокращения, и её место на грани, ведь она часто отпрашивается ради ребёнка. Вернувшись домой, увидела, что няня уже хочет уволиться: «У вас нет регулярного графика, я не могу так!» — кричала та.
Катенька, капризная от резкой смены людей, плакала, у неё поднялась температура. Аня металась между аптекой и дочкой, не знала, что делать. Слёзы выступили сами собой. Она позвонила мужу, он не брал трубку. Попыталась дозвониться к свекрови, но та сказала: «Я не буду сидеть с вашей дочкой, у меня своё хозяйство.»
Оставался один вариант, но грызла гордость: «Призвать маму на помощь?» Однако вспомнила, как грубо выгнала её, крича: «Убирайся!»
Ночью Катенька совсем разболелась, поднялась температура под сорок. Аня, в панике, вызвала скорую. Те сказали: «Вам бы в больницу, ребёнку плохо.» Она в слезах, на такси помчалась в клинику, держа дочку на руках, ощущая, как та горит.
В больнице её оформили в палату, нужен был хотя бы кто-то, чтобы помочь. Аня ночевала на раскладушке рядом с ребёнком. Саша снова недоступен, няня не отвечает, подруги работают, а Лене (коллеге) тоже не выбиться.
Сидя на жёстком стуле у кроватки, Аня наконец сломалась. «Мамочка, прости меня, — прошептала она, сжимая руку дочери. — Я не справляюсь… Я была так жестока.»
Она достала телефон, долго смотрела на номер матери, не решаясь. Наконец, набрала.
Галина Николаевна в деревне уже легла спать, но телефонный звонок раздался в половине двенадцатого ночи. Увидев «дочь» на экране, встревожилась:
«Анюта? Что такое?»
На том конце послышались всхлипы:
«Мам… прости меня. Прошу… Катюша в больнице, высокая температура, я одна… Приезжай, умоляю!»
Сердце Галины Николаевны оборвалось, все обиды отошли на второй план:
«Конечно, я сейчас же. Есть ли последний автобус? Если нет, я на попутке до города доеду. Жди, доченька.»
Утром, когда в палату впустили посетителей, Аня стояла в коридоре, с опухшими глазами после бессонной ночи. И вдруг увидела мать: уставшую, с дорожной сумкой, но в глазах решимость помочь.
«Мама…» — выдохнула Аня, и слёзы хлынули. «Я виновата… Как могла я выгнать тебя? Прости… Я была дурой…»
Сказав это, Аня буквально опустилась на колени перед матерью, не обращая внимания на любопытные взгляды медсестёр. «Прости, мам, я всё осознала, я не могу без тебя. Доченька заболела, а у меня никого нет. Я так жалею, что наговорила тебе гадостей!»
Галина Николаевна схватила её за плечи, подняла:
«Да встань же, Анютка, не позорься. Я всё понимаю. Вижу, что ты раскаялась. Не надо на коленях! Я не держу зла. Я приехала, давай вместе разрулим всё, главное — чтобы Катюша поправилась. А остальное не важно.»
Аня всхлипывала, прижимаясь к матери, словно маленькая девочка, чувствуя такое облегчение от её слов.
Галина Николаевна сутки дежурила в больнице вместе с дочкой. Врачи, видя заботу бабушки, сказали: «Слава богу, что вовремя обратились. Девочка пойдёт на поправку.»
Аня наблюдала, как мама сноровисто помогает кормить Катеньку, моет ей ручки, меняет одежду. Всё это она сама толком не умела. Ощущала благодарность: «Мама, прости, что выгоняла…» — тихо повторяла. Галина Николаевна лишь покачивала головой: «Главное, что сейчас все вместе.»
Через несколько дней их выписали. Аня решила: «Мам, я хочу, чтобы ты снова жила с нами. Пожалуйста, вернись. Я была неправа.»
Галина Николаевна улыбнулась: «Если это действительно нужно… Я только рада быть рядом с внучкой.»
Вернувшись в квартиру, Аня приготовила чай. Они сели за кухонный стол, где когда-то и начинались ссоры. Но теперь всё иначе: Аня смотрела на мать с благодарностью.
— Мама, я хочу объяснить… Мне казалось, что ты вторгаешься в мою жизнь, указываешь, как быть женой, как воспитывать дочку. Я чувствовала, будто не свободна, что ты не доверяешь моим решениям…
— Анюта, милая, — вздохнула Галина Николаевна, — я и правда могла переусердствовать советами. Не со зла, а по привычке. Сама понимаешь, столько лет жила одна, потом переехала к вам, хотела как лучше, но вышло навязчиво. Прости.
— Нет, ты меня прости, — перебила Аня. — Я должна была поговорить, попросить мягко не вмешиваться, а не выгонять со злости. Но я психанула. Катюша с детским садом проблемы, муж часто в отъезде, я сорвалась… Простишь?
— Конечно, — мать сжала её руку. — Мы одна семья. И что бы ни было, я помогу. Но давай теперь вместе учитывать границы.
— Договорились, — Аня улыбнулась сквозь слёзы. — Больше я тебя не прогоню, мам. Ты дороже мне, чем все проблемы.
Спустя месяц их семейные отношения наладились: Галина Николаевна помогала заниматься внучкой, но старалась не лезть в каждую мелочь, а Аня научилась спокойно объяснять, если что-то её не устраивало. Утренние конфликты ушли. Когда муж возвращался из командировок, видел, что в доме царит тепло и забота, а дочка спокойна.
Однажды, убирая шкаф, Аня наткнулась на старое фото, где она совсем юная, с мамой. Вспомнила, как мечтала стать самостоятельной, думала: «Зачем мне её советы?» Но жизнь показала, как легко остаться без опоры.
«Чем была я всё это время недовольна? Мать лишь хотела помочь…» — подумала Аня, чувствуя, как внутри растёт благодарность.
По вечерам они всей семьёй читали сказки Катеньке, смеялись, готовили ужин, а Аня понимала, что теперь сама не будет повторять: «Убирайся из моего дома!» — ведь дом без матери был таким пустым и холодным.
В редкие минуты она вспоминала тот ужасный день, когда в гневе наговорила много грубостей. Всё внутри замирало от стыда. Но видя, как мать смеётся, разговаривая с внучкой, Аня благодарила судьбу, что успела остановиться и попросить прощения, прежде чем стало слишком поздно.
В воскресный полдень Аня и Галина Николаевна пекли пирожки, а маленькая Катенька сидела рядом, пытаясь лепить тесто. Аня улыбнулась: «Девочка моя, мы будем так каждый выходной готовить? Мама говорит, у неё есть ещё рецепты.» Катенька радостно хихикала, а Галина Николаевна смеялась: «Конечно! Буду передавать вам все секреты.»
Аня чувствовала удивительное спокойствие. Ей вспоминался тот момент месяц назад, когда на коленях умоляла мать вернуться. Может, кто-то бы назвал это унижением, но для Ани это стало важным жестом. Она признала вину, осознала, что дорогих людей не выгоняют в одну минуту злости. И эта покаянная сцена стала началом новой гармонии.
В конце концов, всё обернулось к лучшему: обиды остались позади, а родная душа осталась рядом. Ведь когда семья вместе, никакие конфликты не страшны, лишь бы было желание понять друг друга.