К сожалению или к счастью, мы с вами живем в эпоху больших событий: повлекут ли они за собой столь же большие перемены – пока неясно, а ждать: интересно и очень страшно.
Художник Александр Лабас заявил о себе в начале 1920-х, когда перемены были уже налицо: тогда новоявленные советские граждане смотрели на мир с оптимизмом: впереди коммунизм, в небе – дирижабли, на кухне – лампочка Ильича. А дальше – еще лучше!
Именно с таким настроением Лабас и художники его поколения создавали свои картины: на холстах они экспериментировали и строили новый мир, который вот-вот должен был воплотиться в реальности.
Бедность была ужасающая. Голод. Холод. Тиф. Отсутствие хлеба, топлива, одежды. Где же искать поэзию и романтику? Я видел в то время картины ужасов, они и сейчас стоят у меня перед глазами. Поэзия и романтика жили в нас самих. Мы надеялись, что будет лучше, и во всем, что нас окружало, выискивали зерна этого чудесного будущего. В нашем воображении мы видели совсем новую жизнь, и в полной гармонии с ней - необыкновенное, смелое, большое и глубокое искусство.
Как мы уже знаем, кислород им, да и всем остальным, скоро перекрыли. Тот же Лабас со товарищи был обвинен в «формализме» и долгие годы не выставлялся.
Но, несмотря ни на что, он прожил долгую жизнь: посмотрите на эти цифры 1900 – 1983. До следующих перемен оставалось всего чуть-чуть.
Лабас считается знаковым художником своего времени, но широкая аудитория знает о его творчестве непростительно мало. Давайте это исправлять.
Чем замечателен этот мастер? А замечателен он тем, что, пройдя целую вереницу исторических испытаний, он сохранил в себе любовь и легкость.
Я не любитель долго рассматривать картины, хоть, как вы видите, страдаю графоманией, стараясь их описать. Так вот эти картины мне хотелось рассматривать. Казалось бы, несколько мазков – и вот тебе человечек, стоящий на набережной. Схематичное изображение. Но при ближайшем рассмотрении создается впечатление, что на полотнах Лабаса эти фигуры оживают. Магия!
Магия, но не только. Еще в этих картинах зашито тепло и надежда на лучшее, которой сейчас так не хватает.
И, согласитесь, приятно черпать эту надежду от того, на чью долю выпал весь ассортимент исторических потрясений и кто после всего этого сумел вновь вернуться к своему зрителю.
В чем я уверен, так это в том, что с каждым десятилетием мои работы будут более и более понятны, ну а через 50 или 100 лет - вот тогда они зазвучат в полную силу, и все увидят в них наше время, которое, мне кажется, я удивительно чувствовал и умел разобраться в очень сложных явлениях нашего потрясающего XX века. Я рожден был удивительно точно во времени, мне этот век походит как ни один другой.