«Настоящая опасность — живые», — говорила я. Пока зеркало в доме дяди не появились отражения мёртвых.
Я приехала на похороны своего дяди в его дом, находящийся в деревне. Первое, что бросилось в глаза в его комнате, массивное трюмо, застывшее напротив кровати. В предпогребальной суете родные забыли завесить его тканью, как того требует обычай. Решив, что теперь соблюдать ритуалы бессмысленно, я махнула рукой и отправилась помогать с организацией похорон. К вечеру, когда все было кончено, я вернулась в опустевшую комнату. Лучи заката скользили по зеркальной поверхности, и вдруг холодная волна страха сдавила горло. Не раздумывая, сорвала со стола вышитую скатерть и набросила ее на зловещий блеск, словно скрывая врата в иной мир. На сороковины я осталась в деревне, взять отпуск и привести дом в порядок казалось хорошей идеей. Подруги, узнав, что неделю я проведу там, где недавно умер человек, ахали: «Неужели не страшно?» Я лишь пожала плечами: «Настоящую опасность таят живые, а не призраки». Но по ночам, ловя боковым зрением очертания задрапированного трюмо, тихонько поправляла ткань, убеждаясь, что ни одна щель не открыта...
За окном царил промозглый ноябрь, наполняя комнату ледяной сыростью. Воздух был пропитан тягучим сладковатым ароматом, от которого першило в горле. Не в силах терпеть, я распахнула двери, впустив порывистый ветер. Завтра предстояло поминать дядю сорок дней со дня его ухода, и нужно было готовить трапезу. Целый день кружась в хлопотах, к закату я едва добралась до кровати. Повернув голову, замерла: в зеркале трюмо, которое, казалось бы, я закрывала, отражалась я сама, а скатерть лежала на полу. «Наверное, родные после девяти дней заглядывали», мелькнула мысль. Набросив ткань обратно, я попыталась забыться. Проснулась внезапно, будто от чьего-то толчка. Лунный свет заливал спальню, превращая тени в причудливые узоры. Подбросив дров в угасающую печь, я вернулась, но едва сомкнула веки, как тот же приторный запах обволок сознание. Он был настолько силен, будто исходил от кого-то рядом... Взгляд скользнул к трюмо скатерть снова лежала на полу. В зеркале виднелась кровать, где я сидела, но детали будто сместились. Присмотревшись, я медленно легла. И тут лунный луч, прорвавшись сквозь тучи, высветил в отражении мужчину в темном костюме. Он лежал рядом, спиной к зеркалу, лицом ко мне. Сердце замерло: я ощутила его дыхание, пропитанное тем же сладким удушьем. Вскрикнув, я рванула в гостиную, схватила нож и крикнула: «Выходи!». Тишина. Со стуком сердца обошла каждый угол под кроватью, в шкафу, за дверями никого. «Воображение», пыталась убедить себя, но запах, то накатывающий, то исчезающий, говорил об обратном. Сон сбежал от меня. Включив телевизор для фона, я начала резать овощи. Рассвет не сулил покоя лучше занять руки, пока ночь не отступила.
Утро началось с приезда многочисленных родственников. Дом оживился смехом и оживленными разговорами, и ночной кошмар словно растворился в солнечном свете. Однако к закату тревога, словно холодная тень, снова подкралась ко мне. К счастью, двоюродный брат Владимир с супругой Верой решили заночевать, и я, успокоенная их присутствием, легла в постель без прежнего страха. Напрасно. Пробудил меня все тот же едкий запах гниения. Открыв глаза, я едва не задохнулась от ужаса у кровати замер силуэт мужчины в безупречном черном костюме и ослепительно белой рубашке. Но вместо лица обнаженный череп с клочьями разлагающейся плоти, искаженный зловещей гримасой. Призрак шагнул ко мне, вытянув длинные костлявые пальцы, и тогда я закричала, сорвав голос.
Владимир и Вера ворвались в комнату, но в кромешной тишине не нашлось места ни духам, ни следам их присутствия. Брат, молча пожав плечами, ушел курить на крыльцо, а Вера, присев на край кровати, начала утешать меня, будто я испуганный ребенок. Чтобы доказать, что все это игра воображения, она подошла к зеркалу, взяла гребень и стала расчесывать свои густые волосы, бросая ободряющие взгляды. Внезапно ее рука дрогнула. Гребень со звоном упал на пол, а сама Вера беззвучно осела на землю. В зеркале, за ее спиной, мертвенно поблескивал пустыми глазницами тот самый череп. Его скрипучий хохот эхом отозвался в моей голове. Сорвав скатерть со стола, я набросила ее на зловещее отражение и бросилась приводить Веру в чувство. На рассвете мы с Вовой молча собирали вещи. Вера, бледная и молчаливая, больше не спорила. Никто не предложил остаться, зеркало в угоду призраку мы оставили завешенным. Всю дорогу домой в машине царила гнетущая тишина, будто даже слова могли притянуть за нами ту незримую тень.
В следующий раз я оказалась в том доме почти через год как раз в день поминок дяди. Брат с женой тоже приехали. Мы с Верой упрямо твердили, что не останемся ночевать, но Владимир и слышать ничего не хотел. Чтобы отвязаться от наших возражений, он даже поднял рюмку «за упокой» якобы в память о дяде. По привычке я набросила плотную скатерть на зеркало в спальне и улеглась в соседней комнате. Неожиданно ночь прошла тихо, без странностей. Утром, заглянув в спальню, я увидела скатерть на полу. «Опять ты…» прошипела я, хватая ткань, но в тот же миг в отражении мелькнула тень. Призрак застыл в дверях, кривясь в ухмылке. Я резко обернулась на пороге стоял Вовка. Одет он был непривычно: темный костюм и белая рубашка вместо вечных спортивных штанов. «Ты чего так вырядился?» спросила я, пряча дрожь в голосе. «Решил обновить стиль. Нравится?» усмехнулся он и вышел в коридор. Я снова взглянула в зеркало. Спина брата, удалявшегося в даль комнаты, казалась чужой менялось не только одеяние, а что-то глубже. И тут отражение внезапно повернулось, и я увидела его лицо искаженное страхом, с глазами, полными муки. С тех пор Вову словно подменили. Он избегает разговоров, а я всё гадаю: что же скрывало то зеркало? Или… кто?