Когда Добрыня начал вставать и ходить, муж и я заметили, что он постоянно смотрит вниз, избегает зрительного контакта и не использует указательный жест. Эти признаки стали первыми тревожными сигналами.
Позже стало очевидно, что его реакции и взаимодействие с окружающей средой были ограниченными. Несмотря на занятия и игры, прогресс был медленным.
В возрасте полутора лет у Добрыни появились новые проблемы: он начал крутить колёса, закрывать двери, щёлкать выключателем и убегать с площадок, ходил на цыпочках. Он плохо реагировал на своё имя, не выполнял просьбы и не понимал обращённую речь. Боялся громких звуков и не реагировал на слова «стоп» и «нельзя».
Добрыня забирался на высокие поверхности и не испытывал страха перед высотой. Он мог выбежать на дорогу, что вызывало беспокойство и тревогу. Мы начали подозревать у него аутизм, но близкие не верили в диагноз и считали, что проблемы пройдут с возрастом.
Я решила взять ситуацию в свои руки и начала активно заниматься с сыном. Добрыня посещал развивающие центры, детский сад, приёмы у невролога и курсы ноотропов. Постепенно он начал привыкать к людям, хотя по-прежнему боялся громких звуков и животных.
В возрасте двух лет Добрыню впервые положили в больницу. Впоследствии он трижды проходил лечение в других медицинских учреждениях. В возрасте двух с половиной лет ему поставили диагноз, и он получил инвалидность. Я решила не выходить на работу, чтобы иметь возможность продолжать реабилитацию сына.
Добрыня посещал бассейн, гимнастику, занятия в центре Монтессори и другие программы. Однако он не мог заниматься в группе и не принимал участие в некоторых других занятиях. В настоящее время он посещает занятия в ГППЦ и проходит программу «Джаспер» в организации «Обнажённые сердца».
В возрасте трёх с половиной лет у Добрыни остаются проблемы с речью, коммуникацией и стереотипное поведение. Несмотря на это, мы продолжаем активно заниматься с ним и верим в его успех.