Современные поклонники тяжелой музыки воспринимают 1990-е Metallica как нечто само собой разумеющееся — этакую тяжелую версию блюз-рока, сдобренного альтернативной меланхолии.
Для многих поколений, выросших на альбомах Load(1996) и Reload (1997), эти пластинки стали культовыми, эталоном смелости и экспериментов.
Но для старой гвардии фанатов, воспитанных на жестком даунстроке Master of Puppets и …And Justice for All, 1996-й стал годом предательства.
Представьте: после пяти лет ожидания, вместо продолжения «Чёрного альбома» (1991), слушатели получили скорее очередной альбом Alice in Chains или Soundgarden, чем прежнюю Metallica.
Если Black Album был шагом к мейнстриму, то Load и вовсе переступил черту. Короткие стрижки, грим, клипы в духе арт-хауса — группа выглядела так, будто слилась с эпохой гранжа, оставив позади кожаные куртки и скорость thrash metal. Песни вроде Until It Sleeps или Hero of the Day звучали как диалог с новым временем: меньше агрессии, больше рефлексии, блюзовых гармоний и даже кантри-мотивов (Mama Said).
Старожилы метал-сцены восприняли это как удар ниже пояса. В то время как Nirvana и Pearl Jam переосмысливали рок, Metallica, не просто адаптировались, а ушли от своей сути. Парадоксально, но именно в 1996-м, когда Megadeth выпустили техничный Cryptic Writings, а Pantera — брутальный The Great Southern Trendkill, «короли трэша» вдруг заговорили на языке, чуждом их корням.
Это было похоже на то, как если бы Iron Maiden внезапно записали акустический рэп-альбом — немыслимый поворот для легенд жанра.
Лишь к 2008 году, с выходом Death Magnetic, группа вернулась к истокам, словно пытаясь загладить вину перед теми, кто не простил им 90-е.
Но и здесь кроется ирония: для многих молодых фанатов Metallica именно Load стал точкой отсчёта — как The Joshua Tree для U2 или Achtung Baby для поклонников радикальных перемен.
Metallica 1996-го, как хамелеон, отразила эпоху, где метал столкнулся с альтернативой и пошатнулся, а музыканты выбирали между верностью фанатам и жаждой роста.
И если для одних это был «творческий провал», то для других — глоток воздуха в душном мире жанровых рамок.