Перебирая навозную кучу, нашел жемчужину

Собираю манатки. Выбрасываю много ненужного, особенно бумаг.
Но, как и ожидал, натолкнулся на стих. И что удивило меня, то я его не помню совсем. Стих есть, а я даже не могу сказать, кто из двоих его написал: Серега Серебряков или Володя Резник? Оба выучились на археологов в ЛГУ, и оба ездили в экспедиции. Оба читали Ницше. Оба писали стихи.
По стилю это скорее Серега, и я бы датировал это стихотворение концом восьмидесятых. Увы, это некому ни подтвердить, ни опровергнуть.
Воспроизвожу здесь как есть:

После Ницше нет Бога. Есть завет и коран,
и талмуд, и ещё очень много …
Пирамиды стоят и кадит Ватикан,
только в них нет ни капельки Бога.
Если б я был стойким, как курган,
окруженный степью-океаном…
Если б был я, как великан
сгустком воли, страстью, ураганом,
я б всходил на востоке Амону подобным
из бездонного чрева за горизонтом,
и, карабкаясь в высь белым дымом бездомным,
уплывал на закат, чтоб растаять экспромтом.
Я б искал себе иной судьбы:
быть звездой в голубизне небесной,
чтобы наклонясь над страшной бездной
озарять далекие миры.
Я желал бы полем в летний зной
быть и колоситься спелой рожью,
в ней * - дорогой, пылью придорожной,
вытоптанной овцами травой.
Я б хотел быть солнечной рекой
безоглядной и неукрощенной,
как волна почти что изречённой,
из глубин исторгнутой строфой.
Если б я был вечным, как небесный путь.
Как дневной ручей, переходящий в вечер.
Если б я был вещим, как весенний ветер,
уносящий боль куда-нибудь.
Я б мечтал остаться на земле
между строк и молодого смеха.
Я искал не там сверхчеловека,
потому, что он живет во мне.
Умирать прекрасно, только больно;
но кому какой отпущен срок
знать нельзя, и мы спешим невольно
к смерти, как на пламя мотылек.
В ожиданье судного фуршета
мы живем как будто напоказ.
Жизнь есть искупительная жертва
Богу - бессознательному в нас.

(*) - я не изменил ни буквы и ни знака.
Всё как есть в том машинописном листочке, который я нашел среди перебираемых мною бумаг.
Исключительно для себя я назвал этот стих - «Экспромт».