Выходцев из УССР хватало на Колыме. Вот об одном из них и пойдет
речь. Историю эту мне рассказал знакомый журналист из Магадана, с
которым мы путешествовали по Якутии и Сибири в 1992-м году.
Он молодой тогда был, в середине 80-х получил разнарядку в областную газету
в Магадане. А Чукотка тогда еще не была самостоятельным регионом, как
автономная область в Магаданскую область входила.
И вот в редакцию местной газеты приходит задание съездить в оленеводческий колхоз, сделать серию репортажей. Ну, кто поедет? Опытные кадры заскучали – кому охота зад зимой морозить по тундровым стойбищам? Понятное дело –
нарядили молодого журналиста. Мол, ты начинающий, тебе нужно опыт
нарабатывать, кругозор расширять. Езжай, Вася, мы бы сами, то тебе
нужнее! Сам понимаешь!
По тундре, по широкой равнине
А Васе куда деваться против авторитета старших товарищей? Поехал. До
Анадыря самолетом, оттуда пообещали вертолетом до метеорологической
станции подкинуть с попутным рейсом. А уже там (за то зуб давали)
встретит его чукча и до места с максимальным комфортом довезет. Вертолет
лично для журналиста никто естественно выделять не стал – не та фигура,
чай, не из программы «Время». Ну, да ладно, Вася был в те года человек
молодой, не гордый, главное, думает, чтобы на месте не забыли про него.
Но оказалось, всё нормально. В Анадыре вертолетчики рейс придержали,
дождались пассажира. На метеостанции тоже встретили радушно. На вопрос,
где провожатый, добродушно сказали, что уже дожидается пассажира.
Журналист смотрит – а точно, недалеко от здания станции собачья упряжка стоит, на ней абориген сидит в национальной одежде. Прямо сразу, не отходя от
кассы, журналист в местный колорит начал погружаться.
Пошел к местному жителю, спрашивает, мол, далеко ли ехать?
- Да не, - тот на чистом русском говорит, - Тут недалече, часов за 5-6 обернемся. Считай рядом.
Помолчал чуть, вспомнил, должно быть, про местный колорит, добавил:
-Однако.
- Вы, - дальше говорит, - Не беспокойтесь, меня председатель к вам
прикрепил, так что я вас дня за три по нескольким стойбищам провезу, а
потом обратно доставлю.
- Сейчас перекусим, - продолжает, - Да и поедем.
На нарты тряпицу расстелил, на нее оленины построгал, достал хлебушка, сала соленого.
- Угощайтесь, - рукой показывает, - Чем богаты.
И сам сало давай наяривать.
Корреспондент присоединился к трапезе, но больше на чукчу поглядывает. Странный он какой-то, одним словом нетипичный. Глаза без разреза, еще и усы вислые такие, запорожские, ну чисто Тарас Бульба, если бы он в оленеводы
подался.
Перекусили, да поехали однако. Час едут, другой. Пейзажи однообразные, быстро приелись. Делать нечего, потихоньку разговорились, благо скорость не такая и высокая, общению не мешает. Журналиста всё интересует: житьё, бытьё, старинные сказки, легенды, тосты.
Самый знаменитый в СССР собиратель народного фольклора – Шурик. Кадр из кинофильма «Кавказская пленница»
С житьем и бытьём абориген очень обстоятельно рассказывает, а вот со всем
остальным корреспондент явно в пролете – абориген их особо не знает.
Но журналисту всё интересно, а еще то, что оленевод постоянно на суржик перескакивает. Ну, например:
- Та яки жирники? Керосинка же е – оно и тепло и супчик сварить можно быстро. И мотонарты есть, но собачки тож добре.
Журналист не выдержал:
- Слушай, - говорит, - ты чукча или нет?
- А як же – абориген ухмыляется, - самый натуральный луораветлан. Можу паспорт показать.
- Да мне паспорт без надобности, - корреспондент говорит, - Мне бы как на самом деле.
- А на деле, - смеется оленевод, - я из-под Донецка, фамилия моя Семенченко, а зовут Петром.
И рассказывает историю, как попал на Чукотку. Отслужил он, вернулся домой
и парочка его приятелей-односельчан сгоношили поехать с ними на Север.
Мол, зарплаты там высокие, отработать несколько лет, да вернуться с
деньгами на родину. Можно будет дом построить, машину купить. Когда еще
ехать на заработки, как не в молодости, пока семьи нет? А с деньгами и
жениться можно будет, при своём доме, да автомобиле сразу в первые парни
на деревне выбиться можно.
Заняли денег на самолет и полетели. Ну, а больше нечем добраться – они же на Чукотку отправились. Решили, что там лучше зарплаты.
Только одного парни не учли. Это нынче рассказывают, что мол, заработать в СССР было проще простого – надо, завербовался на севера и все дела. Так, да не так.
На самом деле устроиться на работу на той же Колыме было непросто. Понятно, что люди требовались. Но нужно еще было, чтобы дали жильё. Хотя бы койку в
общежитии – не было на поселках возможности снимать квартиру. Опять же в
нормальных местах, где платили хорошо, желающих трудоустроиться
хватало. Поэтому о работе договаривались через знакомых, родственников и
ехали, только получив заверения, что работника готовы принять. У
специалистов было получше, но они обычно попадали на Колыму по
направлению.
Да оно и понять можно – работа на северах в большинстве случаев тяжелая, подходит не для всех. Наняли непроверенного человека, он не выдержал и уволился через месяц или два. А где посреди сезона ему замену брать? Вот и предпочитали более надежные кадры. Когда человек добивается места, заверения дает своему родственнику, что от него проблем не будет, то и шансов, что он внезапно уедет, куда меньше.
А вот так, врасплох, пойти, устройся. Так и произошло с приятелями. Нет,
рабочие места были. Но о жилье они должны были позаботиться сами.
Снимать койку? Так не сдавал никто. В гостинице жить? А что тогда
останется от заработка? Толку пахать на Чукотке, если ничего отложить не
получится? Да и на предлагаемой работе зарплата была не шибко велика –
столько и в Донецке можно легко заработать.
В СССР вообще жить сложно было без блата и знакомств. Нет, пробивались, конечно, люди и без них, но приходилось сложно и далеко не у всех получалось. Это сейчас нам иные краснобаи рассказывают, как в СССР все было хорошо, да по закону. Кто в те времена жил, знает, что декларации декларациями, а
знакомства и связи тогда решали всё.
Приятели помыкались, да и полетели обратно. А Петру возвращаться стыдно показалось – он у родственников деньги занял, отдавать нужно, а как. Слышал он, что оленеводы хорошо зарабатывают и требуются постоянно. А что вы хотите? Цивилизация и до Чукотки добралась. В поселках квартиры удобные, со
светом. Кино есть, клуб, магазины. А кочевка – дело трудное, быт почти
как сотни лет назад. Разве что ножи теперь стальные, да в яранге можно
транзисторный приемник послушать. Вот молодежь местная после интерната и
не хотела дело отцов продолжать, на поселках оседала.
Петр и пошел к председателю, благо центральная усадьба колхоза недалеко располагалась.
- Оленеводы требуются? – сразу взял быка за рога парень.
- Требуются, - председатель с интересом на Петра поглядел, - Только вот
колхоз у нас национальный, а ты вроде как совсем на чукчу не похож.
- Да вам-то какая разница? – Петр ему, - Я работы не боюсь. А хочешь, так пиши меня чукчей!
- И записал? – это уже газетчик интересуется.
- А то! У него план и по сдаче олешков и по охвату местного населения. Он
бы и еврея в чукчи записал, если бы тот пришел. Так я и стал аборигеном. Знаешь, прижился, женился, дети у меня сейчас. Нормально, уезжать уже и не хочу. Вот только без сала так и не могу, родственники с Донбасса присылают.
Оленеводы и олешки
Ну, я за достоверность этой истории не поручусь, я позже похожий рассказ
слышал, только про коряка. Но журналист божился, что чистую правду
рассказал.