— Ты меня слышишь? — голос Кати дрожал, но она старалась говорить ровно. — Ты не имеешь права так поступать. Это мой дом!
Игорь молчал. Стоял у окна, спиной к ней. Свет из окна рисовал его силуэт — высокий, когда-то родной, а теперь чужой. Он поднёс к губам сигарету, затянулся, хотя давно бросил.
— Не кричи, — тихо сказал он наконец. — Твой дом? Разве? Ты уверена?
Катя сглотнула, словно от этого зависело всё, что у неё осталось. Она прижала ладони к щекам, как будто пыталась вернуть себе лицо, которое теряла за эти три месяца.
— Игорь, у нас дочь! — Она сделала шаг к нему. — Ты думаешь о ней?
— Думаю, — кивнул он. — Именно поэтому так. Я не хочу, чтобы она росла в этих криках и оскорблениях.
Он обернулся. Глаза у него были пустые, будто за стеклом. Тот самый взгляд, что она впервые увидела у него, когда поняла: он её больше не любит. Или никогда не любил? Катя вдруг поняла, что не знает ответа.
— Значит, ты уходишь? — спросила она и уже не дрожала. — К ней?
— Да, — просто сказал он. — К ней.
Её чемоданы стояли у двери. Два одинаковых — синие, как тот вечерний Петербург, в который она когда-то встретила Игоря. Катя смотрела на них, как на гроб с собственной жизнью. Запах сирени. Мама всегда ставила веточку сирени на комод в её комнате, когда Катя приезжала домой. «Чтобы тебе снились добрые сны». Она закрыла глаза. Сны не помогли.
— Мама! — крикнула Аня из детской. — Мам!
— Иду, милая, — она встряхнулась, будто бы её окликнули с того света.
Катя вошла в комнату. Аня сидела на полу среди игрушек, рисовала. Слишком спокойно для такой бури в доме.
— А папа нас не любит? — вдруг спросила девочка.
Катя замерла. Ане шесть лет. Разве можно объяснить ей, что любовь иногда уходит, как поезд, на который опоздал?
— Любит, — ответила она. — Просто он… просто ему нужно уехать.
Аня посмотрела на неё снизу вверх, нахмурилась. В её взгляде было столько понимания, сколько не у каждой взрослой женщины.
— Ты плакала, мама?
Катя кивнула.
— Но я сильная, — сказала она.
— А я буду как ты, когда вырасту?
Катя сжала губы и обняла дочь. Если бы кто-то тогда сделал так с ней, может, всё было бы иначе.
Игорь уехал через два дня. Без скандала. Без последнего взгляда на неё. Только бумажка с его корявым почерком: «Я оставляю тебе машину. Ты заслужила больше, но на большее меня не хватило».
Катя порвала записку и выбросила в мусорное ведро. Машину продала через неделю. Деньги положила на счёт Ане.
Прошло два месяца. Она привыкала пить кофе одна. Сначала всё напоминало пытку: то чашка, которую он привёз из командировки, то шарф, забытый на спинке кресла. Но потом вещи стали просто вещами. Она вытерла пыль, перекрасила стены в спальне. Сиреневый цвет. Как сирень из детства.
Как-то вечером позвонила мама.
— Катюша, — голос был напряжённый. — Ты можешь приехать? Папе плохо.
Катя села на пол рядом с Аней, посмотрела, как та собирает из конструктора башню.
— Да, мама. Мы приедем.
Поездка в Смоленск была тяжёлой. Дорога, запахи станции, все это возвращало её в юность. Когда они с Игорем впервые ехали к его родителям, Катя смеялась, держала его за руку. Тогда он купил ей чай в стакане с подстаканником. «Ты у меня леди», — сказал он.
Сейчас вагон был почти пустой. Аня спала, уткнувшись в её плечо. Катя смотрела в окно, где мелькали огоньки станций. Она думала о том, что внутри неё будто кто-то выключил свет.
Отец встретил их на пороге, в старом свитере, постаревший на десять лет. Мама держала его под руку.
— Привет, папа, — сказала Катя. — Как ты?
Он улыбнулся так, как могут улыбаться только мужчины, пережившие предательство.
— Я держусь, Катюша. А ты?
Катя кивнула. Хотела сказать: «Всё хорошо», но не смогла.
— У меня тоже выключили свет, — вдруг сказал он, будто услышал её мысли.
Катя посмотрела на него.
— Ты о чём?
— Мама знает, — кивнул он в сторону жены. — Моя младшая сестра... Она умерла. Несчастный случай. Мы были близки. Я тогда словно оглох.
Катя молчала. Она вспомнила, как в детстве отец всегда держал её за руку, когда она боялась. Как он учил её кататься на велосипеде. Она вдруг поняла: он сейчас держится ради них.
— А теперь, — продолжил он, — я держу маму. А ты держишь Аню. Понимаешь?
Катя кивнула. Поняла.
Прошло три дня. Отец выглядел лучше. Аня нашла новых подружек во дворе. Мама пекла пирожки с капустой, как в детстве.
Вечером Катя села с отцом на скамейку у дома.
— Пап, — сказала она, — как ты тогда справился?
Он посмотрел на неё. Долго.
— Я выбрал: либо жить с этой болью, либо умереть раньше времени. Я выбрал жить.
Катя сжала его ладонь.
— Я тоже выбираю жить, папа.
Когда они с Аней возвращались в Питер, Катя снова смотрела в окно. И вдруг впервые за долгое время почувствовала: поезд движется в правильную сторону.
— Мам, — спросила Аня, — а наш дом останется сиреневым?
Катя улыбнулась.
— Да, милая. Сиреневым.
— А я вырасту и тоже перекрашу его?
— Только если захочешь.
Аня кивнула.
— Хочу сиреневый. Это как запах у бабушки во дворе.
Катя закрыла глаза. Улыбнулась.
«Пусть будет сирень», — подумала она.
__________________________________
Пишите комментарии и ставьте лайки ❤