Анна открыла дверь, уже зная, что увидит его на пороге. Дмитрий стоял с пакетом фруктов в руке, как всегда, без предупреждения. Его улыбка была острой, будто нож, которым он всё это время резал её нервы.
— Забыл кое-что, — он кивнул на шкаф в прихожей.
— Ты уже забрал всё, — она попыталась закрыть дверь, но он подставил ногу.
— Не всё, — он вошёл, оставляя за собой запах дорогого парфюма и сигарет. — Например, твоё обручальное кольцо. Оно же всё ещё у тебя?
Она сжала кулак, пряча руку за спину.
— Уходи.
— Испугалась? — Он рассмеялся, развалившись на диване. — Думаешь, я не знаю, что ты ходишь к психологу? Хочешь научиться мне противостоять?
— Хочу научиться жить без тебя.
— Не получится, — он бросил яблоко на стол. — Ты же помнишь, как плакала, когда я уходил?
— Ты сам меня выгнал.
— Нет, — он наклонился вперёд, — ты сама разрушила семью. А теперь мечтаешь, чтобы я вернулся.
Вечером звонок. На экране — «Дмитрий». Анна сбросила вызов. Через минуту — сообщение: «Забыла, как я люблю, когда ты упрямишься?»
Она выключила телефон, но его голос звучал в голове: «Вернусь, когда захочу».
На следующий день он пришёл за детьми. Сашка радостно бросился к отцу, Маша спряталась за Анну.
— Папа, мы пойдём в парк? — спросил Саша.
— Нет, — Дмитрий смотрел только на Анну. — Сегодня важный разговор.
— Дети не виноваты в твоих играх, — она попыталась забрать у него рюкзак Саши.
— Они — мои дети. И ты — моя жена. Хоть и бывшая.
— Ты пришёл обсуждать это?
— Нет. Хочу, чтобы ты знала: я видел твои чеки из ресторана. С каким-то мужчиной.
Анна замерла.
— Это не твоё дело.
— Ты спишь с ним? — Его голос стал тише, опаснее.
— Уходи.
— Боишься, что я расскажу детям? — Он улыбнулся. — Или что он узнает, как ты умоляла меня не уходить?
Через неделю Дмитрий появился ночью. Звонок в дверь раздался в три часа. Анна открыла, зная, что это он.
— Ты не отвечаешь на звонки, — он пьяно шатался, в руке — букет её любимых роз. — Прости. Я сорвался.
— Уходи.
— Ты же любишь меня. Всегда любила.
— Нет.
— Врёшь, — он схватил её за руку. — Ты будешь ждать. Как тогда, помнишь? Когда я ушёл к Лере. Ты ждала полгода.
— Ты сравниваешь измену с разводом?
— Это не развод. Это пауза.
— Пауза кончилась.
— Нет, — он приблизил лицо вплотную. — Это ты кончишься, если я уйду.
Весной Анна познакомилась с Максимом. Он был тихим, как её страх, и твёрдым, как её решимость. Когда Дмитрий увидел их вместе, он прислал эсэмэску: «Он не даст тебе того, что давал я».
— Он прав? — спросила Лера.
— Нет, — Анна смотрела на Максима, который учил Сашу играть в шахматы. — Он даст больше. Потому что не берёт ничего.
Летом Дмитрий явился с судовым решением.
— Ты ограничила мне доступ к детям? — Он швырнул документы на стол. — Ты хоть понимаешь, что они запутаются?
— Они уже запутались. Из-за твоих угроз.
— Я их отец!
— Ты эгоистичный манипулятор, — впервые она повысила голос. — И если ты не уйдёшь, я вызову полицию.
Он замер, глядя на неё с удивлением.
— Ты не посмеешь.
— Посмею.
В августе он пришёл пьяным, с синяком под глазом.
— Ты довольна? — проорал он. — Из-за тебя меня избили!
— Ты сам виноват.
— Ты всё испортила! — Он ударил кулаком по стене. — Ты ничто без меня!
— Тогда почему ты здесь? — Она не дрогнула. — Иди домой, Дмитрий.
Он ушёл, хлопнув дверью. На полу осталась лужа из разбитого стакана. Анна собрала осколки, думая, что это символично: то, что он разбил, она сама склеит.
Осенью пришла открытка: «Я вернусь, когда захочу. И ты будешь ждать». Анна прикрепила её к холодильнику, рядом с рисунком Маши — птицей, летящей над горами.
— Кто это? — спросил Максим.
— Просто письмо от прошлого, — она поцеловала его. — Оно больше не имеет власти.
Зимой Дмитрий прислал фото: он на новогодней ёлке с детьми. На обороте: «Видишь, как им хорошо? А могло быть лучше».
Анна сожгла фото в камине. Пепел унёс ветер, как и его обещания.
Прошло полгода с тех пор, как Максим выставил Дмитрия за дверь. Анна начала находить странное удовольствие в мелочах: в том, как кофе не дрожал в чашке, когда звонил незнакомый номер; в том, что дети перестали вздрагивать при каждом скрипе входной двери. Но Дмитрий не исчез. Он присылал открытки без текста, заказные письма с пустыми бланками, а однажды — куклу, похожую на Машу, с разрезанными волосами.
— Он хочет, чтобы мы боялись, — сказала Анна Максиму, пряча куклу в шкаф.
— Тогда не дай ему этого, — Максим чинил раму, которую Дмитрий выбил в прошлый визит. — Страх — его последний козырь.
В апреле Дмитрий объявился на школьном утреннике. Сашка, увидев отца в зале, замер посреди сценки про космонавтов. После выступления Дмитрий подозвал Анну к выходу.
— Ты теперь прячешь детей? — Он кивнул на Максима, который ждал у машины. — Или он прячет тебя?
— Ты нарушаешь запрет приближаться к школе.
— Запрет? — Он рассмеялся. — Ты же знаешь, судьи меня любят.
— Судьи видели твои чеки из бара в день, когда ты должен был забрать Сашу.
— Детали, — он достал из кармана флешку. — Хочешь посмотреть видео? Как ты умоляла меня не уходить?
— У тебя нет такого видео.
— Нет? — Он наклонился, его дыхание пахло виски. — А если я склею его из твоих слёз?
В мае Анна получила повестку. Дмитрий подал в суд на лишение её родительских прав, ссылаясь на «эмоциональную нестабильность». Доказательства: её записи в психологическом дневнике, которые он украл из дома год назад.
— Он хочет забрать детей, чтобы ты вернулась, — Лера листала документы. — Классический шантаж.
— Но они же мои дети…
— Ты уверена, что суд это учтёт?
Анна посмотрела на рисунок Маши: птица в клетке, а за решёткой — силуэт мужчины с лицом Дмитрия.
На суде Дмитрий играл роль заботливого отца.
— Она не может обеспечить им стабильность, — говорил он, демонстрируя фото их пустого холодильника (он забрал продукты перед съёмкой). — А я даю детям всё: от игрушек до частного образования.
Анна встала:
— Вы забираете их на выходные и возвращаете голодными. Вы угрожаете им, если они жалуются на синяки. Вы…
— Синяки? — Дмитрий рассмеялся. — Дети падают. Вы же знаете, как они неуклюжи.
Судья поправила очки:
— У вас есть доказательства этих синяков, госпожа Иванова?
Анна молчала. Сашка однажды сказал: «Папа не хотел бить. Он просто не смог остановиться».
После заседания Дмитрий перехватил её у машины.
— Ты проиграла, — он сунул ей в руку конфету — ту, что любил Саша. — Скоро они будут только моими.
— Ты думаешь, я позволю?
— А что ты сделаешь? — Он сжал её пальцы вокруг конфеты. — Ты же сломана. Без меня ты — ничто.
— Тогда почему ты тратишь столько сил, чтобы уничтожить ничто?
Он замер. Впервые за годы она увидела в его глазах страх.
В июне Максим нашёл в гараже жучок.
— Он следит за нами, — Анна смотрела на маленькую коробочку. — Нужно уезжать.
— Куда?
— К твоей тёте в Карелию. Ненадолго.
— А дети?
— Они останутся с матерью. Дмитрий не станет трогать их в городе — это слишком заметно.
— А ты?
— Я должна перестать быть жертвой.
В Карелии Анна работала в лесхозе, жила в доме без интернета, и первые две недели ей снились только гудки телефонных звонков. Потом приснился Дмитрий: он стоял посреди озера, а она — на берегу, бросала в него камни. Ни один не долетел.
Через месяц вернулась. Дома её ждала записка от Дмитрия: «Ты сбежала, как крыса. Но я всё равно тебя найду».
Максим сжёг записку в раковине.
— Он не понимает, что ты больше не прячешься. Ты борешься.
— А если не получится?
— Получится. Потому что ты — не он.
В августе суд вынес решение: Дмитрий получал право видеться с детьми только в присутствии соцработника. Анна прижала к себе Сашку и Машу, чувствуя, как дрожат их руки.
— Он не заберёт нас? — спросила Маша.
— Нет.
— А если он придёт ночью?
— Тогда я скажу: «Вернись, когда захочешь». Но ты же знаешь, он не захочет.
В сентябре Дмитрий прислал письмо: «Ты выиграла битву, но не войну». Анна прикрепила его к доске в прихожей, рядом с рисунком Маши — теперь птица летела над озером, а в воде отражался Максим с удочкой.
Ночью звонок в дверь. Анна открыла, ожидая увидеть Дмитрия. Но на пороге стояла Лера с бутылкой вина.
— Поздравляю, — она обняла подругу. — Ты перестала быть его тенью.
— Я просто устала быть мишенью.
— Знаешь, что самое страшное для нарцисса? — Лера разлила вино по бокалам. — Когда жертва перестаёт верить в его силу.
Анна посмотрела на спящий дом, на детские рисунки на стенах, на Максима, который чинил кран на кухне.
— Он больше не сила, — сказала она. — Он просто шум.
И впервые за десять лет она не вздрогнула, услышав скрип калитки за окном.