Знаете, бывают предложения, от которых невозможно отказаться? Вот и я не смогла.
— Анастасия Сергеевна, вы же понимаете, как нам нужны молодые специалисты? — директор школы, Марья Петровна, смотрела на меня поверх очков. — Село у нас небольшое, но перспективное. И домик для вас есть! Отдельный! Представляете?
Я представляла. После университетской общаги и съёмной комнаты в областном центре собственный дом казался раем. Пускай деревянный, пускай старый — зато мой. На целый год точно, а дальше видно будет.
— А что за домик-то? — спросила я, уже мысленно паковала чемоданы.
— Бабы Глаши. Царствие ей небесное, — директриса перекрестилась. — Сродников у неё не было, вот и отошёл дом сельсовету. Стоял пустой почти год, но крепкий ещё, добротный. Печь есть, колодец рядом.
И вот через неделю я уже ехала в старом рейсовом автобусе в село Кленовка — мой новый дом на ближайший учебный год. Чемодан, рюкзак и коробка с книгами — всё моё богатство. Ну и диплом учителя начальных классов, конечно.
Автобус высадил меня на единственной остановке. Пыльная дорога убегала вдаль между аккуратными заборами. Пахло яблоками и концом лета.
— Настенька! — Марья Петровна махала мне с крыльца деревянного здания. — Приехала! Пойдём, покажу твоё новое жилище.
Дом бабы Глаши стоял на самом краю села. Небольшой, но какой-то... основательный. Тёмные бревенчатые стены, резные наличники, высокое крылечко. За домом начинался лес — стеной подступали высокие сосны и ели.
— Чего застыла? — Марья Петровна уже открыла дверь. — Заходи, осваивайся.
Внутри пахло травами, деревом и... чем-то ещё, неуловимым. Вещей было немного: старый буфет, стол, пара стульев, кровать с высокой спинкой. В углу — русская печь, сложенная из белёного кирпича.
— Тут чисто, — заметила директриса. — Я просила Николаича подготовить дом, но не думала, что он так постарается.
Действительно, ни пылинки, ни паутинки. Половицы светлые, будто недавно вымытые.
— Розетки есть, свет есть, — продолжала Марья Петровна. — Печь исправная, дрова в сарае. На первое время хватит, а потом Николаич ещё подвезёт. Вода в колодце во дворе, чистейшая! А в следующем году, даст Бог, и водопровод проведут. У тебя вопросы есть?
Вопросов было много, но я решила, что разберусь со всем сама.
— Спасибо. Я справлюсь.
Когда за Марьей Петровной закрылась дверь, я медленно обошла дом. Две комнаты — спальня и горница, маленькая кухня с печью, сени. На подоконниках — вышитые салфетки, на стенах — старые фотографии в рамках. На одной — пожилая женщина с прямой спиной и пронзительным взглядом.
"Баба Глаша, наверное", — подумала я и почему-то поёжилась.
Ночь наступила внезапно, как это бывает в конце августа. Только что было светло — и вот уже темнота за окнами, и звёзды высыпали, яркие, крупные, совсем не такие, как в городе.
Я устроилась на кровати с книжкой. Старый торшер давал тёплый уютный свет. Было тихо. ОЧЕНЬ тихо. Знаете, в городе никогда не бывает такой тишины — всегда что-то гудит, шумит, работает. А тут... только иногда ветер шелестел листвой за окном.
И вдруг — СКРИП.
Я замерла. Звук шёл откуда-то из угла, будто кто-то наступил на половицу. Медленно подняла глаза от книги.
Никого.
"Дом старый, — успокоила я себя. — Дерево живое, вот и скрипит".
Снова погрузилась в чтение, но уже не могла сосредоточиться. Каждый шорох, каждый звук заставлял напрягаться. А звуков становилось всё больше. Скрипели половицы — то в одном углу, то в другом. Что-то шуршало за печкой. А однажды мне показалось, что кто-то вздохнул прямо над ухом.
За окном мелькнула тень.
Сердце подпрыгнуло к горлу. Я отложила книгу и медленно подошла к окну. Во дворе никого. Только ветви старой яблони качались на ветру, отбрасывая причудливые тени.
"Просто нервы, — сказала я себе. — Первая ночь на новом месте. Непривычно".
Но спать всё равно не могла долго. Лежала с открытыми глазами, вслушиваясь в ночные звуки дома. А перед рассветом наконец провалилась в тревожный сон.
Утро встретило меня солнечным светом и запахом... свежезаваренного чая?
Я резко села на кровати. Сквозь открытую дверь спальни виднелся кухонный стол. А на нём — чашка, от которой поднимался пар.
"Кто-то приходил?" — пронеслось в голове.
Но дверь была заперта изнутри, я точно помнила, что закрывала её на щеколду перед сном.
Дрожащими руками я натянула халат и вышла на кухню. На столе стояла чашка с дымящимся чаем и тарелка с... пирожками?!
Я огляделась. Никого. Только тикали настенные часы, да за окном щебетали птицы.
Чай пах мятой и ещё чем-то травяным. Пирожки выглядели аппетитно — румяные, явно свежеиспечённые.
"Может, Марья Петровна пришла проведать?" — подумала я. Но как она вошла в запертый дом?
Стук в дверь заставил меня подпрыгнуть. На пороге стояла полная женщина средних лет с корзинкой в руках.
— Здравствуйте! — улыбнулась она. — Я Нина, соседка ваша. Ближайшая, правда, через три дома. Решила зайти, познакомиться. Вы же новая учительница?
— Да, Анастасия, — кивнула я, всё ещё немного растерянная. — Очень приятно.
— А я вам гостинцев принесла, — Нина протянула корзинку. — Яблоки из сада, огурчики свои. А то в магазин-то у нас не находишься, он через день работает.
— Спасибо большое! — искренне поблагодарила я. — Может, чаю? У меня как раз...
И тут я запнулась, вспомнив про загадочный чай и пирожки.
— А вы... вы случайно не заходили ко мне утром? — осторожно спросила я.
Нина удивлённо приподняла брови: — Как же я зайду? Дом-то на замке был.
— А кто-нибудь ещё ключи имеет?
— Вроде только у Марьи Петровны должны быть, да у вас, — пожала плечами Нина. — А что стряслось-то?
Я замялась: — Да нет, ничего... Показалось, наверное.
Нина вдруг замерла, оглядывая дом внимательнее. Её взгляд остановился на старой фотографии на стене.
— Так это ж... Глафиры Степановны дом, — медленно произнесла она. — Я как-то и не подумала...
— Да, бабы Глаши, — кивнула я. — А что?
Нина как-то странно на меня посмотрела: — Девушка, да там ж ведьма жила!
Я нервно рассмеялась: — В каком смысле... ведьма?
— В самом прямом, — Нина перешла на шёпот. — Знахарка она была. К ней со всей округи ехали — кто с болезнью, кто с бедой. Говорят, помогала. Но и боялись её. Особенно мужики. Она ж сглазить могла, приворот навести. Или наоборот — отворот сделать.
Я скептически улыбнулась: — Но ведь это всё предрассудки. Наверное, просто травница была, знала народную медицину...
— Ага, травница, — хмыкнула Нина. — А почему, думаете, дом год пустой стоял? Никто брать не хотел. Говорят, она своё... это... колдовство дому передала. Будто дом живой теперь.
По спине пробежал холодок.
— Ну, мне пора, — вдруг засобиралась Нина. — Борщ на плите, небось уже выкипел. Вы заходите, если что нужно будет. Третий дом от колодца, с зелёными ставнями.
Когда она ушла, я вернулась на кухню. Чай в чашке все ещё дымился. Я осторожно понюхала — пахло душистыми травами. Потом подняла один пирожок — с капустой, ещё тёплый.
"Бред какой-то, — подумала я. — Откуда они взялись?"
Но есть не решилась. Вылила чай в раковину, пирожки выбросила. На всякий случай.
День прошёл в хлопотах. Я разбирала вещи, изучала дом, ходила в школу знакомиться с коллегами. К вечеру валилась с ног от усталости, но всё же решила протопить печь — ночи становились прохладными.
Я сложила дрова, как показывал мне отец ещё в детстве на даче, и попыталась разжечь огонь. Бумага сгорела, но дрова не занялись. Я попробовала ещё раз — тот же результат. После третьей неудачной попытки я сдалась и пошла чистить зубы.
Когда вернулась — в печи уютно потрескивал огонь.
Я застыла в дверях. Кто разжёг печь? Ведь только что не получалось!
По стенам плясали тени от пламени. Мне показалось, или одна из теней вдруг приняла форму человеческой фигуры? Я моргнула — и тень снова стала обычной, бесформенной.
В эту ночь я снова долго не могла уснуть. Лежала, прислушиваясь к каждому шороху. Дом словно жил своей жизнью — поскрипывал, вздыхал, шелестел. Иногда мне казалось, что кто-то ходит по соседней комнате, но когда я выглядывала — никого не было.
К утру на кухонном столе снова стояла чашка с дымящимся чаем. А рядом — свежие полевые цветы в старой глиняной вазе.
"Этого не может быть", — твердила я себе, разглядывая ромашки и васильки. Они были ещё влажными, будто только что сорванными.
Чай я снова вылила, но цветы оставила — слишком красивые были.
По дороге в школу я вдруг заметила старика, сидящего на лавочке у калитки. Он внимательно наблюдал за мной, попыхивая трубкой.
— Доброе утро, — поздоровалась я.
Старик кивнул: — И тебе не хворать, учительница. Как спалось-то в доме Глафиры?
— Нормально, — соврала я. — А вы... знали её?
— Все её знали, — усмехнулся он. — И боялись. А зря. Глафира Степановна — человек хороший была. Строгая, да. Но справедливая. И дар у неё был. Настоящий.
— Какой дар? — осторожно спросила я.
— Лечить людей. Видеть то, что другим не дано. Помогать тем, кто достоин помощи.
— А вы в это верите? В... ведьм, колдовство?
Старик долго смотрел на меня сквозь клубы табачного дыма: — Я верю в то, что есть силы, которые нам не понять. И люди, которые с этими силами в ладу живут. Глафира такой была. И дом её — особенный. Сам выбирает, кого принять, а кого нет.
— Дом не может выбирать, — возразила я. — Это просто... строение.
— Как знать, — пожал плечами старик. — Только год никто там жить не мог. А тебя — принял. Значит, разглядел что-то.
От этих слов мурашки побежали по спине.
— Мне пора в школу, — пробормотала я. — До свидания.
Весь день я не могла сосредоточиться. Мысли возвращались к словам старика, к загадочному чаю, к ожившей печи. "Это какой-то розыгрыш, — убеждала я себя. — Или совпадения. Такого просто не бывает".
Но вечером, вернувшись домой, я застыла на пороге. В печи снова горел огонь, хотя я точно не разжигала его. А на подоконнике лежал... листок бумаги?
Я медленно подошла и взяла его. Старая пожелтевшая бумага, а на ней выведено аккуратным почерком:
"Учительнице быть. А чужаков не зови."
Колени подкосились, и я опустилась на стул. Это уже не розыгрыш. Это... что-то другое.
— Кто здесь? — спросила я дрожащим голосом. — Кто пишет эти записки? Кто заваривает чай?
Тишина. Только огонь потрескивал в печи, да ветер шумел за окном.
— Если это ты, баба Глаша... или кто-то ещё... пожалуйста, покажись! — В голосе звучало отчаяние.
Вдруг половица скрипнула позади меня. Я резко обернулась. Никого. Но на стене, освещённой огнём из печи, появилась тень. Женская фигура с прямой спиной и... будто с пучком волос на голове, как на старой фотографии.
Тень не двигалась. Просто стояла там, где никого не было.
— Я... я не боюсь, — прошептала я, хотя сердце колотилось как сумасшедшее. — Что тебе нужно?
Тень медленно подняла руку и указала на записку, которую я всё ещё держала.
"Учительнице быть. А чужаков не зови."
И вдруг я поняла. Глафира была не просто знахаркой. Она тоже когда-то учила детей. Старый букварь на полке, стопка тетрадей в буфете — я принимала их за реликвии хозяйки дома, но теперь всё встало на свои места.
— Ты была учительницей, — прошептала я. — И ты... ты хочешь, чтобы я продолжила твоё дело?
Тень склонила голову, будто в знак согласия.
— А... а чужаки? Кого нельзя звать?
Но тень уже растворялась, сливаясь с другими тенями от пламени.
— Подожди! — вскрикнула я. — У меня ещё столько вопросов!
Но в комнате уже никого не было. Только огонь в печи, да записка в руке.
Прошёл месяц. Я привыкла к скрипам половиц по ночам, к чашке чая по утрам, к самостоятельно разгорающейся печи. Привыкла к ощущению, что в доме есть кто-то ещё. Я больше не боялась. Наоборот, чувствовала странное спокойствие и... защищённость?
Дети в школе полюбили меня. Особенно после того, как я начала рассказывать им старые легенды и сказки, которые находила в книгах бабы Глаши. А ещё — учить травам и цветам, собирать гербарии, как когда-то, видимо, делала и она.
Однажды вечером в дверь постучали. На пороге стоял молодой человек в дорогом костюме и с кожаным портфелем.
— Анастасия Сергеевна? — улыбнулся он. — Меня зовут Виктор, я представляю компанию "ЭкоДом". Мы занимаемся скупкой земель под экологическое строительство. Ваш участок нас очень интересует — прекрасное расположение, рядом с лесом...
Вдруг за моей спиной что-то с грохотом упало. Мы оба вздрогнули. Я обернулась — всего лишь книга соскользнула с полки.
— Извините, — я снова повернулась к гостю. — Так что вы говорили?
— Мы готовы предложить очень хорошую цену, — продолжил Виктор. — В разы больше рыночной. Вы могли бы купить квартиру в городе...
В печи внезапно взвился огонь, хотя был еле тлеющим. Пламя выбросило сноп искр, едва не достигший занавесок.
— Ох! — я бросилась тушить начинающийся пожар.
Когда обернулась — Виктор стоял бледный, с широко раскрытыми глазами.
— Что это было? — прошептал он.
— Печь старая, — пожала я плечами. — Иногда шалит.
На самом деле я прекрасно поняла, что произошло. "Чужаков не зови". Вот что имела в виду баба Глаша. Тех, кто хочет нарушить покой этого места. Тех, кто пришёл с недобрыми намерениями.
— Знаете, — твёрдо сказала я, — этот дом не продаётся. Ни за какие деньги.
Виктор ещё что-то говорил о перспективах, о выгоде, но я уже закрывала дверь: — До свидания. И пожалуйста, больше не приходите.
Когда дверь захлопнулась, в доме стало тихо. А потом... я могла поклясться, что услышала тихий, одобрительный смех.
— Спасибо, — прошептала я в пустоту. — Я всё поняла. Я буду беречь этот дом. И продолжу твоё дело.
В ответ по комнате пронёсся лёгкий ветерок, хотя все окна были закрыты. А на столе появилась свежая чашка чая. И на этот раз я с благодарностью её приняла.
Знаете, говорят, что дома хранят память о тех, кто в них жил. Но иногда... иногда они хранят гораздо больше. Душу. Характер. Волю.
Я больше не боюсь ночных шорохов и странных теней. Теперь я знаю — это просто мой дом разговаривает со мной. Дом с характером. Дом бабы Глаши. А теперь — и мой тоже.