Жизнь Сергея текла по накатанной колее вахтового работника. Месяц в заброшенной таёжной глуши, где буровые вышки царапали небо, а потом две недели дома, в уютной квартире с видом на парк. Он привык к этому ритму, как привык к мысли, что дома его ждёт Лена — тихая, предсказуемая, с вечным запахом корицы от свежей выпечки. Они поженились рано, почти сразу после техникума, и двадцать лет спустя их брак напоминал заезженную пластинку: ужины в полседьмого, сериалы по четвергам, редкие ссоры из-за не выключенного света в ванной. Сергей не мог сказать, что несчастлив. Просто… привык. А в привычке, как он успел понять, нет места страсти.
Всё началось с Мариной — буфетчицей в столовой вахтового посёлка. Она смеялась громко, закидывая голову так, что виднелась родинка за ухом, и подкладывала ему двойные порции пельменей.
«Ты же у нас, герой, Серёжа, — говорила она, — тебе силы нужны».
Он не помнил, как перешёл от благодарных взглядов к её губам, впившимся в его в темноте кладовки. Потом были другие: медсестра из медпункта, пьяная вдова-геолог, даже секретарша начальника, которая шептала в постели: «Ты мой маленький секрет». Сергей не считал это предательством. Скорее, игрой в жмурки с совестью — глаза закрыты, и мир становится ярче.
Лена ничего не спрашивала. Только иногда, когда он возвращался с вахты с пятнами грязи на ботинках, и красными пятнами на свитере, которые никак не отстирывались, она проводила пальцем по ним и говорила: «Опять в лесу работал?». Он кивал, а она улыбалась, будто не замечая, что пятна не земляные, а от помады. Может, ей было проще не знать. Или она знала, но боялась, что правда разломает их жизнь, как таёжный мороз — хрупкий лёд.
Поворот случился в октябре. Сергей как раз собирался на вахту, когда в дверь позвонили. На пороге стояла женщина в дешёвом плаще, с мокрыми от дождя волосами. «Вы Лена? — спросила она, не здороваясь. — Я… я Марина. С вахты». Сергей застыл, не веря глазам. Марина выглядела старше, чем в его воспоминаниях: морщины у губ, тени под глазами. «Что ты здесь делаешь?» — выдавил он, но она прошла мимо, будто его не существовало. Лена, бледная, сжимала кухонное полотенце. «Он вам не говорил? — Марина достала из сумки пачку писем, перевязанных розовой ленточкой. — Мы писали друг другу. Год. Он обещал развестись… а теперь… теперь я беременна».
Слова повисли в воздухе, как осенние листья перед падением. Сергей видел, как дрожат руки Лены, как её взгляд скользит по его лицу, ища объяснений, которые он не мог дать. «Зачем ты это сделала?» — прошептал он Марине. «Потому что ты трус, — ответила она зло. — Ты думал, я буду вечно твоей ждуньей в тайге, пока ты дома играешь в семью?».
Лена молчала. Потом медленно, словно во сне, подошла к окну, закрыла его, хотя дождь уже перестал. «Уходи, — сказала она Марине. — И ты, Сергей… тоже уходи».
Он ночевал в машине, глядя на их окна. На рассвете Лена вышла с чемоданом. «Я, еду к матери, — сказала она, не глядя на него. — Подумаем, что дальше». А через неделю Марина исчезла — оставила в почтовом ящике записку: «Прости. Не могу». Сергей не знал, что хуже: осознание, что он потерял Лену, или мысль, что Марина, возможно, права — он всегда был трусом.
Но неожиданный поворот ждал его в декабре. Лена вернулась. Без слов. Просто поставила чемодан в прихожей и начала готовить ужин. «Почему?» — спросил он. Она помешивала суп, и пар завивался вокруг её лица, как дым от костра.
«Потому что, ты — моя жизнь», — сказала она тихо. — Но, если ещё раз…». Он кивал, чувствуя, как слёзы жгут горло. Позже, в постели, она взяла его за руку и прошептала: «Ты же знаешь, я всё прощу. Только не уходи». Сергей смотрел в темноту, понимая, что получил шанс. Не потому, что заслужил — просто любовь Лены была больше его слабости.
А в январе Марина прислала письмо. Без обратного адреса. «Ребёнок не твой, — писала она. — Я хотела отомстить за то, что ты разрушил мою жизнь. Прости». Сергей долго сидел с листком в руках, потом порвал его и выбросил. Некоторые тайны лучше хоронить в тишине. Особенно если они спасают то, что ещё можно спасти.
