Уезжая в далекие края и теплые или очень холодные страны, мы все равно любим места привычного обитания. То наше место рождения притягивает нас как магнит, даже если железа в нас меньше 3-5 грамм. Просто так мы устроены, что помним детские годы с пронзительностью, не сравнимой ни с чем.
Горловка не мой родной город, и я не помню первую встречу с ней. Но все визиты были приятными, приносящими удовлетворение и повышающими базовые знания. Дело в том, что в ней жила моя тетя-бабушка Валентина Иосифовна Малова. Сложные годы и не стандартный папа Иосиф Петрович Малов (мой прадед) за долгую жизнь создал несколько семей, в каждой из которой рождались дети. Валечка была последним его ребенком от последней официальной жены. И не в разводах была причина происходящего: в те сложные годы на женских плечах в селе лежал огромный груз забот, которые мы сегодня не можем себе даже представить. Из рассказа Валентины Иосифовны первая семья ее отца погибла в пожаре – женщина и трое ее детей сгорели. И мама Валентины Иосифовны была бы не последней женой – мой прадед, крепкий и основательный мужчина погиб, встречая будущую жену: у него, как у всего рода Маловых, был плохой слух и его убило маневровым поездом – ударом в висок.
Жили Маловы в Кутейниково, перебравшись туда из Благодатного. Маленькая Валя родилась, когда ее старшие братья были уже взрослыми и состоявшимися мужчинами. И когда умерла ее мама, именно старшие братья решали с кем останется жить девочка. Пожив у родной сестры Акулины Иосифовны, она перебралась к брату (моему дедушке) – Никифору Иосифовичу. У Акулины – или бабушки Кили – не было своих детей, а сын ее мужа от его первого брака обижал маленькую Валечку, показывая, что ее присутствие лишнее. И мой дедушка Никиша забрал свою сестру в родительский дом, на маловское подворье. Никифор Иосифович был женат на Паше, первый сын Толик умер в раннем младенчестве, следующей была дочь Людмила. Второй дочерью стала моя мама – она родилась спустя четыре года после рождения старшей сестры. Родилась прямо при девочке Вале, которой было всего десять лет. В то время рожали дома. Валечка всегда рассказывала, какая она была, родившись, беленькая и темноволосая – «як княгиня», сказал мой украинский дедушка и назвал мою маму Ольгой. Валечка росла, в семье родился еще один сын Валерий. А через год с небольшим умирает бабушка Паша, оставляя троих сирот. Умирает от повторного брюшного тифа: очевидно на фоне войны и скудного питания никакой иммунитет у нее не сформировался. Никифор Иосифович, завидный жених, фронтовик и красавец недолго был один. Вопреки пожеланиям умирающей жены взять в жены ее подругу, у которой было трое детей, дедушка остановил свой выбор на Антонине Михайловне Дубровой. Ее в качестве невесты привезли Никифору из Амвросиевки. Логичный Никифор Иосифович честно признавался, что троих детей вырастить еще куда ни шло, но шестеро…
Валечка росла, постепенно понимая, что и здесь в семье родного брата и без нее хватает ртов. В свои шестнадцать лет она уехала в Амвросиевку поступила в медицинское училище, выучилась и поселилась в городе Горловка. Не знаю, было ли у нее распределение, но ее выбор пал на неплохой город, где и шахты, и заводы, и все как надо было в то советское время. Послевоенная Горловка отстраивалась, вычищая последствия немецкой оккупации. Прочитала удивительную вещь в википедии: В 1932 году Горловку планировали сделать административным центром Донбасса, но уполномоченный по этому вопросу Лазарь Каганович, поразившийся непролазной грязи возле шахты «Кочегарка», решил ехать в Юзовку (Сталино). Население Горловки по тому же источнику в 1987 году достигало максимальной цифры 345 тысяч человек, потом все идет только на уменьшение.
Приезжая в Горловку на практику на четвертом и пятом курсе Донецкого Политехнического Института, я неизменно приезжала к тёте Вале, даже поселившись официально в общежитие. Горловский машзавод стал вторым после Брянского, где мы будущие инженеры-экономисты окунулись в атмосферу всего производства от литейного цеха до выходя готовых деталей. На практике после второго курса в Брянске нам провели полную экскурсию по цехам, чтобы те слова и термины, которые мы изучали в теории, были увидены нами воочию. В Горловке мы уже были совсем инженерами-экономистами, в литейку нас не водили, мы приезжали на завод, смотрели чертежи, брали нужное для будущих дипломов. Приехав к мужу на пмж в поселок Сангар РС(Якутия) я с удивлением узнала, что горно-шахтное оборудование, которым была укомплектована шахта «Сангарская», производилось именно в Горловке.
Города всегда привлекают нас архитектурой, красивыми местами, прогулками. В Горловке я ничего этого не видела, приезжая в гости или на практику. По сравнению с Донецком город, конечно, был много проще, но транспорт ходил по расписанию, в магазинах были продукты, пусть не в таком изобилии, как сейчас. Валентина Иосифовна по сельской привычке купорила овощи и фрукты, угощая меня беременную на практике на пятом курсе всякими изысками типа перца гогошар или изумрудного варенья из крыжовника. Она открывала шкафчик и просила показать пальчиком, что я хочу. Поэтому моя любовь к городу была крепко связана с моей чудесной родственницей, прожившей там до самой смерти в 2008 году. Приезжая в отпуска с крайнего Севера, я непременно приезжала ее проведать вместе с детьми.
Медсестра по образованию и сельская интеллигентка по рождению, Валентина Иосифовна дала мне наравне с мамой правила ведения домашнего хозяйства, снабдила меня большим количеством закруток, которые я увезла с собой и сложила в коробки для отправки в контейнере. Тот уклад ее жизни сильной женщины, вырастившей в одиночку сына, сумевшей получить однокомнатную квартиру, которую содержала в безукоризненной чистоте, дал мне возможность обрести понимание правил достойной жизни.
Валентина Иосифовна для меня олицетворяет тот самый образ гордой и сильной женщины ГОРЛОВКИ, стойкой и терпеливой. Потому что объем всех испытаний, выпавших на долю и в той войне, а теперь и в этой, нашей, до которой мы дожили, не ожидая такого поворота событий, лег тяжелым грузом на несгибаемую, но прогнувшуюся от тяжести спину. И, так как Валечки не стало, а город живет, я по-прежнему слежу за всем в нем происходящим, насколько это возможно. Каждый день читаю «Типичный Донецк» в телеграм и ужасаюсь. Близость к той линии разграничения, которая сложилась в 2014 году или позже, я точно этого не знаю, сделала Горловку удобной мишенью для тех наших бывших братьев, которые уверенными в своей правоте убивают своих бывших сограждан, при чем цинично управляя беспилотниками и направляя их на «мишени» в их игре – обычных горловчан, идущих с работы, едущих на работу или по другим многочисленным делам. Играют человеческими жизнями, догоняя и добивая. Каждый день кого-то ранят в моей любимой Горловке, каждый день прилетает и разрушается че-то жилье. Так ли много нужно, чтобы отнять у человека то последнее, что ему удалось сберечь – свою собственную жизнь и дом, любой, который получилось отстроить, купить, получить. Дом – наша большая одежда, шагнув в который после работы мы может отдохнуть, расслабиться или просто прийти в себя после трудового дня. Дом – это целый мир, устроенный по твоему разумению. Нигде, как в нем, тебе не удается так отдохнуть. Поэтому потеряв свое жилье человек теряет базис, не понимая, как жить дальше. Иметь жизнь, но не иметь дома – это тоже сложно. Но и жизни человеческой так мало нужно, чтобы пропасть. С весны 2014 Горловка знает о войне не понаслышке, и, если от Донецка война со скрежетом, но отступила, то к Горловке она приросла просто намертво, собирая каждый день свой «урожай». Сил уже нет читать эти сводки. Как живут горловчане, ежедневно подвергаясь полноценному обстрелу и прилету БПЛА, я не понимаю. Я знаю, что не все могут уехать, обстоятельства бывают настолько разные, что все учесть невозможно. Очень обидно, что даже за эти три года С В О город не укреплен, никаких защитных для населения сооружений не предусмотрено. Да на весь наш бывший миллионник их пару тройку, чего далеко ходить. Такое чувство, что принцип - спасение утопающих в руках самих утопающих – работает и здесь на нашей донеччине. Кто не уехал, не сдался, не сменил родину на другое место – тот сам себе и виноват. Я уезжала, увозила детей, но вернулась по своим обстоятельствам. Ни разу я не пожалела, что живу дома. Поэтому жду, как все мы ждем. Ибо лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Держись, дорогая и любимая Горловка! Ничего не бывает навсегда. Мы с тобой дождемся, когда мир придет на наши улицы окончательно. И эти страшные события, происходящие на расстоянии вытянутой руки, останутся историческим прошлым. Здесь и сейчас теперь нам более понятно, что и как было и в ту великую отечественную, потому что принципы ведения войны хоть и усовершенствовались, но не сильно изменились. Добавилось современное вооружение, добавились беспилотные летающие объекты, но самое прискорбное – добавилось огромное количество ненависти в нас самих. Как, собственно, и горя с обеих сторон. И там, и тут – все те же люди. Люди бывшего союза, потом Украины, а потом ставшие друг другу небратья. Разве в 1917 было иначе? Наверное, так и было. Залитая кровью Россия разделилась: кто за белых, кто за красных.
Ничего хорошего нет ни в одной во не. Горы трупов, разрушенные города и поселки, напоминающие руины Алеппо, аллеи могил с флагами двух государств в этих государствах и реки слез, выплаканных потерявшими своих близких. Мы вступили в какую – то странную фазу жизни, когда обычные вещи перестали быть главными. И фраза наших бабушек «только бы не было во ны» обрела тот самый смысл и для нас. Колесо истории смяло под себя наши надежды и планы. Теперь приходиться только приспосабливаться к внешним факторам.
Только к смерти приспособиться нельзя.
Если вам понравилось читать, поставьте лайк и подпишитесь пожалуйста. Это поможет продвижению канала. Спасибо)