Привет всем на канале Птица-муха!
Небольшая история о том, как дед Митрофан Стёпке рассказывал, кто такая Масленица.
Шла последняя календарная неделя зимы. Только-только запахло весной, всё чаще появлялось солнышко, раньше рассветало и позже темнело. Зима ещё была в своих правах, но снег уже стал более рыхлый. На горке сильно не покатаешься, штаны и рукавицы промокали моментально.
Делать на улице ребятне было особенно нечего, поэтому, в основном, после школы все сидели по домам. Скучали. Скучал и Стёпка. Скучал-скучал и вспомнил, что в кармане школьных брюк завалялись тридцать копеек. Вот он и решил сбегать в магазин за барбарисками.
А в это время дед Митрофан с дедом Григорием приятно проводили время за рюмкой чая. Деды вели светские беседы из разряда "мне коза вчера сказала…" и тут решили выйти за калитку перекурить.
– Дак, вота я тибе и говарю, – продолжил прерванный разговор дед Митрофан. – Чаво Василий-то придумал, чтобы Шурик по пьяни за руль сваво ЗиЛа не садилси. А то, как напьётьси, так ехать ему куды-то надабна.
– И чаво жа он придумал?
– Вот как Шурик приедить, машину бросить у ворот, так он идёть до неё тихонька и карбюратар ему скручиваить, рядом кладёть и уходить (могу попутать механизм за давностью лет). Шурик выходить, да растудыть же тваю налева! Карбюратар на земле лежить! С пьяну-то ему его никак ни вкрутить. Матитьси, а чаво толку?
– А ежели Шурик празнаить, что энта Василия рук дела?
– Гриша, и чаво он сделаить отцу роднаму? Убъёть что ли?
– Да, не убъёть, канешна… Ой, а ты знаишь, чаво мая грымза надысь с магазину принесла? Новасть каку?
– Каку новасть? Чаво случиласи?
– Людка Бурова у дочки Клавки-главбухши мужика увела! Ага. К ей ушёл.
– Эта энтат, как евого, качарыжку ему в рот, Казбек чи Дженибек что ли?
– Ага. Он.
– Вот ить. Тожа нашла сибе мужика. Лучша бы она тогда за энтава негра вышла. Гля, и году не прожили. Глаз да глаз, Гриша, за ими нужон, особенно, за энтими, с гор. Он ведь, Гриша, мужик, чаво?
– Какой мужик?
– Да любой мужик. Он ведь, Гриша, как курица. Три метра от забору отошёл, считай ничейнай.
– Ага. А моя змиюка ещё радуитьси, мол, так им и нада, Клавке, в смысле, с дочкай. Не всё, мол, коту Масленица.
В это время Стёпка уже подходил к дедам и услышал про Масленицу. Он был вполне культурным мальчиком, поэтому сначала поздоровался с дедами, а потом задал вопрос:
– Деда Гриша, а кто такая Масленица?
– Э-э-э, Стёпка, энта… энта… Митрафан, можить быть ты расскажишь Стёпке, а то я чаво-то нонча ни при голаси? Кхе-кхе.
– Ну, тады, Стёпка, садиси, слухай сюды. В давние-давние времена жили савсем неабразованны люди, качарыжку им в рот. И из-за таво, что тёмныи были, думали, что ежели зиму не прогнать, то и лета ни будить. И, вроде как, заправляла энтай зимой кака-та уж очень скверна баба. Стояла посерёд дороги, руки в боки, и весну на белай свет не пущала. И, вроде как, энта, жертву сибе требывала.
А в жертву сибе просила самую, что ни на есть, злобну бабу в деревни.
– А. как это в жертву?
– Ты тольки ни пужайси, давно энта была, чаво с тёмнава народу возьмёшь? Бензинам обливали и подпаливали подле правления. Вот тибе и в жертву.
– Как при инквизиции ведьм?
– Ничаво сибе! А ты откудава знаишь? – поинтересовался дед Григорий.
– Да, мне мамка рассказывала.
– Ну дак вота, – продолжил дед Митрофан плести тень на плетень. – под конец зимы мужики в деревнях шли к старасте, ну, энта, как сичас предсидатиль, и жалились на сваих баб. И ту, что больша других сваво мужика данимала, назначали чучелам и палили. Патома митинг, канцерт, а дальша энтат мужик, чьё чучела сгорела, вёл всех к сибе блинами кормить. Но энта, туды её в качелю, уже давно не практикуитьси.
– А жаль! – сказал, как отрезал дед Григорий.
– А почему не практикуется? – спросил Стёпка.
– А всё энта из-за деды Гришинай бабки. Правда, Гриша?
– Д-а-а? – удивился дед Григорий.
– Да! Чаво забыл, что ли?
– Э-э-э… Да, наверна, выпимши был, Митрафан, вота и запамятавал, – оправдывался дед Григорий.
– Ха! Ещё бы не выпимши! С такой-то радасти. Тагда твая бабка выграла быть чучелам! Вспаминай!
– А-а-а! Ну, чаво-то припаминаю, была дела.
– Так она же живая! – воскликнул Стёпка.
– Да вота то-то и оно, – сокрушённо покачав головой, сказал дед Митрофан. – Она, как празнала, что ей чучелам быть, туды её в качелю, такой скандал закатила предсидатилю, мол, партийнай билет на стол положишь за тако самоуправства, мол, тожа мине, чучела! И кто тибе надаумил мине, чесну женсчину, чучелам назначить? Како я тибе чучела? А он ей, мол, угаманиси, Маня, энта роль почётна, не каждая, мол, такой чести заслуживаить. А она, всё одно! Дойду, мол, до Политбюро, они с тибе с самаво чучела сделають! Ну и спужалси предсидатиль, отменил праздник. Вота значитьси… Патапталси народ, ни митингу тибе, ни канцерту. Деда Гриша рыдаить, какой тута праздник.
– А деда Гриша почему рыдал?
– Н-у-у... Энта... Стёпка, я же тибе рассказавал. Блинов цельну кучу наготовил, кто типеричи исти их будить? Праздник-то спорчен. А сама главна знаишь, чаво?
– Не-а.
– С тех самых пор бабы умными дюжа стали. Наотрез отказывалиси чучелами станавитьси. Вот так вот, Стёпка, деды Гришина бабка всю деревню без праздника оставила, туды её через карамыслу.
– З-а-р-р-а-а-з-а така! – подвёл итог дед Григорий.
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала можно посмотреть здесь.
Весь дед Митрофан здесь.
Телеграм канал тут.