Дима стоял на пустой платформе, засунув руки в карманы куртки. Последняя электричка опаздывала. Ветер гнал по рельсам сухие листья, а фонарь над головой мигал, отбрасывая длинные тени. Часы на телефоне показывали 23:47.
— Ну где она, чёрт возьми? — пробормотал он, выдыхая облачко пара.
Наконец вдали зажёгся свет фар, и поезд с лязгом подкатил к платформе. Дима шагнул в вагон — пустой, если не считать старика в дальнем углу. Тот сидел неподвижно, в длинном чёрном пальто, сгорбившись над тростью. Лицо скрывала тень от широкополой шляпы.
— Добрый вечер, — бросил Дима, садясь у окна.
Старик не ответил. Только слегка повернул голову, и Диме показалось, что под шляпой блеснули глаза — белые, как у слепца. Он пожал плечами и уткнулся в телефон. Батарея села через пять минут.
Поезд тронулся, стуча колёсами. За окном мелькали тёмные поля, редкие огоньки деревень. Дима задремал, но резко проснулся от скрипа. Старик теперь сидел ближе — через три сиденья.
— Вы что-то сказали? — спросил Дима, напрягаясь.
Молчание. Только стук колёс и слабый запах озона, как после грозы. Дима отвернулся к окну, но краем глаза заметил, что старик снова переместился — теперь через одно сиденье. Сердце заколотилось.
— Эй, вы меня слышите? — голос Димы дрогнул.
Старик медленно поднял голову. Лицо было худым, кожа натянута, как пергамент, а глаза — пустые, без зрачков. Он открыл рот, но вместо слов раздался низкий гул, будто ветер в трубе. Поезд вдруг затормозил, завизжав тормозами. Дима вцепился в поручень. За окном — поле, ни платформы, ни огней.
— Что за хрень? — выдохнул он, оглядываясь.
Старик исчез. Вагон был пуст. Дима вскочил, рванул к двери — заперта. По громкоговорителю зашипело:
— Конечная станция.
— Какая конечная? Я же до города еду! — крикнул он в пустоту.
Шипение стихло. Поезд снова тронулся, но старик так и не появился. Дима добрался домой к двум ночи, рухнул на кровать и заснул, списав всё на усталость.
— Ты выглядишь, как зомби, — сказал Серёга на следующий день, протягивая ему кофе в университетской столовой.
— Ночь паршивая была, — буркнул Дима, потирая виски. — В электричке какой-то старик странный сидел.
— Ну и что? Напугал он тебя, что ли? — Серёга ухмыльнулся.
— Да не то слово. Сидел, молчал, потом пропал. А поезд в поле встал.
— Ты пил вчера? — прищурился друг.
— Нет, трезвый был. Просто… жутко как-то.
Серёга пожал плечами.
— Может, бомж какой. Или глюк. Ты же всю ночь зубрил перед этим.
— Может, — согласился Дима, но внутри что-то ныло.
Вечером он остался у Серёги — своей квартиры не хотелось. Они пили чай, болтали о сессии, когда Дима случайно глянул в окно. На улице, под фонарём, стоял старик. Чёрное пальто, шляпа, трость. Лицо белело в темноте, как маска.
— Серёг, смотри! — Дима ткнул пальцем в стекло.
— Где? — Серёга подошёл ближе. — Никого нет.
— Да вон же, под фонарём!
Улица была пуста. Только ветер качал голые ветки. Дима отшатнулся от окна, чувствуя, как ладони потеют.
— Он был там. Я видел.
— Бери чай и успокойся, — Серёга хлопнул его по плечу. — Тебе поспать надо.
На следующую ночь старик пришёл снова. Дима проснулся от стука в окно своей квартиры. За стеклом — тёмная фигура, неподвижная, как статуя. Он включил свет, но улица была пуста. Только на подоконнике остался след — длинный, будто кто-то провёл пальцем по пыли.
— Это не глюки, — шептал он, шаря по ящикам в поисках старого дневника Серёги. Тот вёл записи обо всём странном, что слышал от знакомых.
На странице, датированной три года назад, Дима нашёл:
«Чёрный вагон. Говорят, появляется на ночных маршрутах. Если сядешь — не выйдешь. Старик в пальто — проводник. Забирает тех, кто не должен был там оказаться».
Дальше — обрывки: «Не смотри ему в глаза», «Он ждёт снаружи», «Поле — его станция». Дима захлопнул тетрадь. Руки дрожали.
— Серёга, ты это откуда взял? — позвонил он другу утром.
— Что взял? — сонно пробормотал тот.
— Про чёрный вагон. В твоём дневнике.
— А, это… Слышал от одного парня на вокзале. Фольклор, типа. Ты чего паникуешь?
— Потому что я его видел! И в вагоне, и у себя под окном!
— Дим, ты серьёзно? Может, к врачу сходишь?
— Да пошёл ты, — бросил он и отключился.
Дима решил не ездить на электричках. Взял такси, избегал окон, но старик не отступал. Каждую ночь он стоял где-то рядом — под фонарём, за углом дома, в отражении витрины. Однажды Дима проснулся от звука шагов в комнате. Лампа мигала, а у кровати стоял он — старик, глядя пустыми глазами.
— Чего тебе надо? — крикнул Дима, отползая к стене.
Старик поднял руку. Пальцы были длинными, костлявыми, с чёрными ногтями. Он указал на окно. Дима обернулся — за стеклом было поле. То самое, где остановился поезд.
— Я не поеду с тобой! — заорал он, хватая стул.
Старик шагнул ближе. Гул из его рта стал громче, заполняя голову. Дима швырнул стул — тот пролетел сквозь фигуру и разбил стекло. Старик исчез.
Утром Дима собрал вещи и уехал к матери в другой город. Два дня было тихо. Он начал думать, что всё позади. Но на третью ночь мать разбудила его криком:
— Дима, там кто-то ходит!
Он выглянул в окно. Старик стоял у калитки, трость утопала в грязи. За ним — поле, хотя вчера там был соседский двор.
— Мам, собирайся, уезжаем, — сказал он, сжимая её руку.
— Куда? Что происходит?
— Потом объясню. Надо бежать.
Они сели в машину, но двигатель не завёлся. Старик медленно подошёл к стеклу. Дима зажмурился, слыша, как мать шепчет:
— Кто это?
Гул заполнил салон. Когда Дима открыл глаза, матери рядом не было. Машина стояла посреди поля. Старик сидел на заднем сиденье, глядя вперёд.
— Ты где её дел? — закричал Дима, оборачиваясь.
Старик улыбнулся — впервые. Зубы были чёрными, как уголь. Он указал на пустое сиденье. Дима посмотрел в зеркало заднего вида — его собственные глаза побелели.
Мать нашла машину через неделю. Дима сидел за рулём, застывший, с пустым взглядом. Рядом — дневник Серёги, открытый на странице про чёрный вагон. Она не знала, как он там оказался. Полиция списала всё на переохлаждение — мол, заблудился ночью. Но Серёга, прочитав дневник, заметил новую запись, не в его почерке:
«Я не заметил, как сел».