ГЛАВА 1. «Сомнения и первые удары»
— Мама, ну ты серьёзно? — я чуть не выронила телефон, услышав в трубке голос бывшей свекрови. Она позвонила мне в восемь утра, когда я стояла на кухне и пыталась накормить Ваню кашей. Обычно в это время мы, наоборот, готовы ко всяким сюрпризам — сын у меня очень непоседливый, всё норовит раскидать еду и бегать, куда глаза глядят. Но вот звонка от Татьяны Петровны не ждала точно.
— Да, Ира, серьёзно, — сказала она тоном, будто мы с ней старые приятельницы. — Кстати, «мамой» меня называть больше не надо, я ж не твоя мама. Давно уже.
От её холода пробрало до костей. Когда-то, в самом начале брака с Артёмом, она казалась мне доброжелательной женщиной — всегда предлагала помощь, по телефону расспрашивала, не обижаюсь ли я на её «советы». Но стоило нам с Артёмом развестись, как она быстро показала второе лицо.
— Допустим, — выдохнула я, стараясь держаться спокойно. — Что вы хотели?
— Я тут, — начала бывшая свекровь, натянуто прокашлявшись, — решила, что Ваню нужно воспитывать как положено. А ты, я вижу, совсем загоняешь себя на работе. Дитё, небось, на нянь девать надо или бросать у соседей. А мне его судьба не безразлична. Так что, Ирина, я буду подавать в суд на опеку над ребёнком. Лучше приготовься.
У меня чуть сердце не ёкнуло. Казалось, что я ослышалась. Суд? Опека? Отнять ребёнка? Да быть не может. Татьяна Петровна не может вот так, с бухты-барахты, завести дело и всерьёз пытаться забрать моего Ваню.
— Что-что? — только и смогла выдавить.
— Ты слышала: я добьюсь, чтобы внук жил у меня. Так будет лучше. Я сейчас все документы оформляю, адвоката найму, да и судья меня поддержит: у меня-то всё подготовлено — и комната для Вани, и игрушек полный шкаф. А ты? Всё бегаешь, работаешь, не успеваешь ничем заниматься, — она щёлкнула языком, видимо, выражая неодобрение. — Ладно, я не собираюсь тебя уговаривать, просто знай: скоро мы встретимся в суде.
И телефонные гудки. Она сбросила звонок, а меня охватила такая паника, что я невольно села на пол. «С ума она, что ли, сошла?!» — прокручивала я в голове одну и ту же мысль. Конечно, закон на моей стороне — я же мать, родительские права не лишена, да и какой повод? Но что если… Она ведь женщина напористая, умеет хитро повернуть слова, да и грязи разной наверняка успеет накопать.
Ваня, увидев, что я села на пол, радостно бросил ложку с кашей и тоже присел рядом, смешно выдувая пузырьки ртом. Не понимает ничего, мой малыш. А я уже в голове прокручивала варианты: «Надо адвоката, надо поговорить с бывшим мужем, может, он в курсе этого маразма…»
— Ванечка, — сказала я сыну, обняв его, — всё будет хорошо, понимаешь? Никому я тебя не отдам. Никогда.
Он, конечно, ничего не ответил, только улыбнулся и прижался лбом к моему плечу. Ему всего четыре годика — самый золотой возраст, когда ребёнок радуется даже пустякам. Я сама безумно люблю этого мальчика: ради него пашу на работе, чтобы ничего ему не было нужно.
Но я понимала: если Татьяна Петровна затеяла эту игру всерьёз, она не остановится. Надо будет готовиться к тяжёлой битве.
В этот же день я попробовала связаться с Артёмом — всё-таки отец ребёнка, может, переубедит собственную мать или хотя бы прояснит, зачем ей все эти суды. Мы расстались с ним не очень красиво: он считал, что я «слишком много требую», что работаю «чуть ли не круглосуточно и прихожу домой злая». А я считала, что он слишком инфантилен, большую часть времени тратил на посиделки с друзьями и вовсе не участвовал ни в семейном бюджете, ни в воспитании.
— Алло, Артём? Привет, — начала я с осторожным, но вежливым тоном, — извини, что беспокою. Мне тут… твоя мама заявила, что собирается подавать в суд, чтобы получить опеку над Ваней. Ты об этом ничего не знаешь?
— Чего?! — искренне удивился он. Видимо, это в новинку и для него. — Я ничего не слышал, первый раз от тебя. Может, она что-то ляпнула на эмоциях? У неё бывает.
— Да вроде бы нет. Она говорила вполне серьёзно. Сказала, что у неё «всё готово» и что я, мол, «вечно на работе», а ей лучше отдать ребёнка.
На том конце провода помолчали.
— Ну слушай, — проговорил Артём с тяжёлым вздохом, — меня она не посвящала в эти детали. Я позвоню ей, попробую поговорить, окей? Хотя ты же знаешь мою маму… Если она вбила себе что-то в голову, то будет гнуть свою линию.
— Вот и я про то же… — я хотела ещё сказать, чтобы Артём не оставался в стороне, но потом поняла: он никогда не вмешивался решительно, да и сейчас вряд ли будет. — Ладно, позвони, попробуй. Если что — сообщи.
Мы попрощались, и я осталась у разбитого корыта. Ну хорошо, раз она открывает «фронт», мне придётся отвечать. Я позвонила подруге, которая работала юристом, и попросила прикинуть шансы.
— Ириш, ну бабушки редко выигрывают такие суды, если только нет чётких доказательств, что мать — алкоголичка, или наркоманка, или лишена родительских прав, — успокаивала меня Анжела. — Ты же хорошая мама, пашешь ради ребёнка. Так что не волнуйся. Но всё равно нужно быть начеку: бабушка может и грамотно подставить. Мало ли какие у неё связи.
— Она очень настойчивая, — ответила я. — И знаешь, что самое жуткое? Она реально верит, что у неё получится «отнять» Ваню.
— Понимаю… Ладно, давай встретимся. Я оформлю бумаги, чтобы сразу отразить твою сторону, если она реально подаст иск. Понадобится характеристика с работы, показания соседей, да и всё, что докажет твою вменяемость и заботу о сыне.
— Спасибо, Анж, ты меня спасёшь. Серьёзно.
Повесив трубку, я почувствовала, как страх немного ослаб: я не одна в этой войне. У меня есть друзья, есть нормальные соседи, которые подтвердят, что я не пропадаю где-то в барах по ночам, а просто честно зарабатываю на жизнь. Вот только Ване не объяснишь все эти судебные тяжбы. Ему важно, чтобы вечером мама обнимала, читала сказки. И я обязана обеспечить ему спокойствие — и любовь, и безопасность. Я готова стоять до последнего.
Когда на часах уже стемнело, я уложила сына спать и села писать список дел: собрать бумаги, показать нашу квартиру со всем необходимым детским, взять рекомендации от воспитателей в садике… Мне предстояло стать матерью-львицей.
ГЛАВА 2. «Угрозы и набирающий обороты конфликт»
Через несколько дней после первого звонка Татьяны Петровны я получила заказное письмо. Сомнений не осталось: она подала заявление в суд и официально потребовала определения места жительства ребёнка «с бабушкой». Листок обжигал руки, когда я читала эти формулировки: «Исковое заявление об определении места жительства несовершеннолетнего ребёнка».
— Ну, здравствуйте, — буркнула я, сидя на кухне. Чувство было мерзкое — будто тебя без спроса облили грязью. Меня вызывали на предварительное заседание.
Я тут же позвонила Анжеле:
— Прикинь, она таки не блефовала. Мне пришли документы на суд.
— Так, спокойно, Ириш, — голос подруги звучал уверенно. — Это всё ожидаемо. Успокойся и делай всё по плану. Ты ведь собрала рекомендации с работы?
— Да, всё собрала: и справку, что у меня стабильный доход, и рабочий график, и даже положительную характеристику. Ещё взяла справку из детского сада — воспитательницы подтвердили, что Ваня ухоженный, опрятный, приходит в садик всегда вовремя, забираю его тоже без опозданий.
— Отлично. Тогда всё будет нормально. Она может пытаться давить, но, повторю, ты — родная мать, и суд крайне редко решается отдать ребёнка бабушке. Разве что у неё есть супер-компромат, но я сомневаюсь.
— Компромат? — я горько усмехнулась. — Чего там может быть? Разве что она меня сфоткает, когда я иду домой поздно… Но я-то не шляюсь, а работаю в две смены периодически.
— Вот именно. Не придумывай себе страшилок. Давай я подъеду к тебе, обсудим стратегию, чтобы ты морально была готова к суду.
Положив телефон, я поймала себя на том, что у меня дрожат руки. Может, это и нормально. Когда речь идёт о твоём ребёнке, любое давление страшно. Но я пыталась взять себя в руки: «Нет, я не дам ей шанса. Мама я или нет?»
Подготовка шла полным ходом. Я уговаривала себя, что всё это лишь формальность: суд встанет на мою сторону, и всё закончится. Но Татьяна Петровна появилась передо мной лично — в тот же вечер.
Звонок в дверь. Я, правда, ожидала курьера или соседку, но точно не её. Схватила Ваню, попросила его пока побыть в комнате и открыть дверь сама вышла.
— Привет, Ириша, — широко улыбнулась бывшая свекровь, держа в руках бумажный пакет. — Вот, пирожки принесла. Домашние. Ванюшке от бабули.
— Зачем пришли? — резко спросила я, даже не пытаясь скрыть холод.
— Что ж ты так? — Она прошла в коридор, хотя я не звала. — Я же вроде с добром. Тебе не совестно — лишать ребёнка нормальной бабушки?
— Никто вас не лишает, — я нахмурилась. — Но вы ведь собираетесь у меня его отнять через суд, да? Так что это за «добро»?
— Понимаешь, — она поджала губы. — Я уверена, что у меня времени и возможностей больше, чем у тебя. Ты вечно занята, то на работе, то решаешь свои проблемы. А внук растёт, ему нужна забота! Вот я и буду заботиться.
— Но он мой сын! Я всё для него делаю.
— Что-то не видно, — фыркнула свекровь, оглядывая квартиру. — Вечно беспорядок, игрушки небрежно валяются, так? Да и посмотри на себя: вон, волосы кое-как собраны, под глазами синяки. Это нормально, считаешь?
Я не выдержала:
— Вы пришли оскорблять меня в собственном доме?! Да кто вам дал право?
— Тише ты, не ори, — отмахнулась она. — Я пришла сказать: если не хочешь позора и долгих разбирательств, лучше отдай мне внука добровольно. Я тебе разрешу его навещать.
Я чуть не задохнулась от возмущения:
— Вы с ума сошли, Татьяна Петровна? Никогда! Понимаете? Никогда в жизни я не отдам своего сына!
— Ну и хорошо, — она приподняла брови. — Тогда готовься. Я не отступлюсь. У меня уже юрист знакомый есть, я там всё оплачу. И судья у нас хороший знакомый, так что…
— Пожалуйста, уйдите, — я старалась говорить без истерики. — У нас больше нет темы для разговора.
Она даже не повернулась сразу. Заметила Ваню, который выглядывал из комнаты:
— Ванечка! Бабушка к тебе пришла, пирожки принесла. Иди-ка, давай я тебя обниму!
— Всё, хватит! — я резко встала между ней и сыном. — Уходите.
Татьяна Петровна поморщила губы:
— Да не истери ты так. Мне жаль Ванечку. До встречи в суде, Ирина.
И скрылась за дверью. У меня аж тряслось всё тело. Ваня подбежал ко мне, спросил:
— Мам, а чего бабушка так кричала? Я испугался…
— Всё хорошо, сыночек, не бойся, — я погладила его по волосам. — Я тебе обещаю, всё хорошо.
Но внутри накатывало тяжёлое ощущение войны, которая неизбежна. Эта женщина точно так просто не сдастся. И я уже не могла делать вид, что всё просто формальность. Она будет использовать все методы. И я должна буду отстоять своё право на сына, чего бы мне это ни стоило.
В ту ночь я почти не спала. В голове то и дело всплывали обрывки разговоров: «…и судья хороший знакомый…», «…отдай внука добровольно…». Я понимала: далеко не все судебные дела решаются по справедливости. Связи, наговоры, сфабрикованные «доказательства» — кто знает, на что способна Татьяна Петровна? Но если придётся, я разорву на себе рубаху, лишь бы спасти Ваню.
ГЛАВА 3. «Громкие судебные заседания и кульминация»
День первого заседания настал. Я пришла вместе с Анжелой, которая была моим представителем. Накануне мы подробно обсудили все детали. Я сделала копии документов: медицинские справки, что Ваня растёт здоровым, что я в адеквате, характеристики с работы, подписанные соседями бумаги, подтверждающие, что я не веду «асоциального образа жизни».
В коридоре суда уже стояла Татьяна Петровна в строгом костюме, рядом с какой-то женщиной. Вероятно, это и была её адвокат. Увидев меня, бывшая свекровь вздёрнула подбородок:
— Ириш, что ж ты так бледно выглядишь? Нервничаешь?
Я сжала губы и ничего не ответила. Анжела лишь посмотрела на неё холодным взглядом.
— Моя подзащитная чувствует себя уверенно, — сообщила она, обращаясь скорее к адвокату Татьяны Петровны. — Любые нападки мы отразим.
Мы вошли в зал заседаний. Судья — женщина средних лет, довольно строгая, но, похоже, без особых симпатий ни к одной из сторон. Вызвала нас к столу и начала разбирательство.
— Гражданка … (имя Татьяны Петровны), вы утверждаете, что ребёнку лучше жить с вами, а не с матерью. Обоснуйте, пожалуйста.
Свекровь поднялась и начала отчеканивать заранее выученный текст:
— Ваша честь, я бабушка мальчика Вани, ему четыре года. Мать ребёнка, Ирина, вечно пропадает на работе, оставляет малыша то с няней, то с чужими людьми. И вообще, как известно, по вечерам она поздно возвращается. Я считаю, что ребёнок в таких условиях страдает: мать слишком погружена в карьеру, дома почти не бывает, да и мало ли что в будущем. У меня же, напротив, есть спокойный образ жизни и целая комната подготовлена для внука, а также много свободного времени, чтобы воспитывать его должным образом.
Она говорила и говорила, делая упор на то, что я «занятая и эгоистичная». А ещё в конце добавила:
— Я забочусь о моральном и физическом здоровье мальчика. Думаю, мать не может дать ему должной опеки.
Я сидела, сжимая кулаки под столом. Но удержалась от крика: «Это же наглая ложь!» Вскоре слово передали нам. Анжела изложила факты:
— Ваша честь, моя доверительница — законный родитель мальчика, работает официально, у неё стабильный доход. Ребёнок посещает детский сад, питается вовремя, воспитатели подтверждают, что он абсолютно ухожен. Нет никаких оснований считать, будто ребёнок недосмотрен. Более того, гражданка (Татьяна Петровна) не предъявляет никаких фактических доказательств, лишь общие слова.
Судья кивнула, попросила документы. Мы предоставили всё. Свекровина адвокат, конечно, попыталась возразить, мол, «работа матери не гарантирует правильного воспитания», но судья справедливо заметила:
— А кто тогда будет кормить ребёнка? На одних бабушкиных пенсиях трудно расти. Или вы планируете полностью содержать внука самостоятельно?
Видимо, эти слова застали свекровь врасплох, потому что она замялась и начала мямлить что-то невразумительное вроде «ну я бы справилась».
Потом ещё спросили меня — как я планирую дальше обеспечивать ребёнка, кто помогает. Я спокойно объяснила, что у меня гибкий график, иногда помогаю родителям, плюс есть няня, когда я поздно на работе. Ничего криминального или подозрительного.
— Хорошо, — подытожила судья. — Нужно будет изучить все материалы. Назначаю следующее заседание через две недели. Пока что ребёнок остаётся жить с матерью.
Сердце моё колотилось, но я почувствовала облегчение: «Всё идёт так, как и предполагалось. Реальных улик против меня нет, а голые слова — не аргумент.» Но зная характер Татьяны Петровны, я понимала, что она может попытаться ещё что-то выдумать.
И действительно: буквально через пару дней мне вдруг начали поступать странные звонки с «неизвестных номеров», где кто-то дышал в трубку или отпускал намёки: «Вот куда ты опять поздно вечером идёшь, матери-одиночке положено дома сидеть». Я знала, что это не кто иной, как её «приближённые». Может, она подговорила знакомых, чтобы оказать психологическое давление.
А однажды, возвращаясь вечером из супермаркета, я обнаружила, что рядом с подъездом стоит женщина и вроде бы фотографирует меня на телефон. Я подошла, а она быстро скрылась. Язык не повернётся назвать это «случайностью». Видимо, собирают «досье на гулящую мамашу».
— Блин, что за жесть, — поделилась я с Анжелой по телефону. — Она реально шпионов подослала?
— Слушай, всё может быть, — устало ответила подруга. — Но понимаешь, суд вряд ли примет во внимание фотки «мать идёт из магазина». Это не преступление. Не кипятись, просто им нужно хоть что-то.
Но нервы всё равно были не к чёрту. Я понимала: ещё одно заседание, и всё прояснится. Лишь бы она не успела устроить какую-то подлянку крупного калибра.
Когда настала вторая встреча в суде, Татьяна Петровна пыталась заявить, будто я «встречаюсь с сомнительными мужчинами и привожу их домой», что, якобы, «аморальное поведение» влияет на ребёнка. Я чуть не захлебнулась от возмущения, ведь это полная ложь! Я вообще после развода с Артёмом ни с кем толком не встречалась. Нет времени, да и страх повторять ошибки.
Судья попросила предоставить доказательства. Естественно, бывшая свекровь выложила пару мутных фотографий, где я иду рядом с каким-то мужчиной. Но это был мой коллега, мы вместе возвращались с корпоратива. Никаких обнимашек, просто идём рядом. Судья только покачала головой:
— Боюсь, это не подтверждает ваш тезис об аморальном поведении.
— Ваша честь, — вскинулась бабушка, — у меня есть знакомые, которые видели, что она…
— Нет, простите, здесь нужны факты, а не слухи, — сурово сказала судья.
Я увидела, как свекровь заскрежетала зубами. Все её «подспорья» рушились.
Потом я дала суду пояснения: этот мужчина — коллега, мы работаем вместе, ехали на одной машине по пути, и никаких отношений там нет. Судье этого хватило.
Кульминация наступила быстро. Судья поблагодарила всех и ушла в совещательную комнату. Я сидела, сжимая Анжелину руку, пытаясь унять дрожь. Мне казалось, что если вдруг у бабушки какая-то блатная взятка судье, то…
Но всё оказалось более-менее справедливо: в приговоре, который огласила судья, сказано — «Определить место жительства несовершеннолетнего Вани с матерью, в удовлетворении исковых требований бабушки отказать». Словно камень с души упал. Я чуть не расплакалась.
— Справедливость восторжествовала, — шепнула Анжела, обнимая меня за плечи.
А Татьяна Петровна стояла ни жива ни мертва, только её адвокат что-то лихорадочно ей шептал. Похоже, они поняли, что всё кончено.
— Не выйдет у тебя жить счастливо, — услышала я в коридоре свекровин шёпот, когда мы разминулись у лифта. — Я ещё посмотрю, как вы заговорите…
Но вслух она ничего не сказала, лишь бросила быстрый злобный взгляд и отвернулась.
Мы вышли на улицу, и я, надышавшись свежим воздухом, наконец ощутила, что могу дышать глубоко. Я выиграла. Чёрт возьми, я не отдам ей сына. Никогда.
ГЛАВА 4. «Развязка и твёрдая решимость»
Казалось бы, всё кончилось. Суд на моей стороне. Но Татьяна Петровна продолжала свои мелкие уколы: звонила мне по вечерам, предлагала «всё же отдать ей внука хотя бы на месяц», раз я «так устаю». Иногда, когда я выводила Ваню на площадку, она могла внезапно появиться, чуть ли не силой пытаться забрать его «поиграть». Я старалась избегать прямых конфликтов, но внутри всё бушевало.
Даже Артём кое-как пытался меня «примирить» с ней, да толку ноль. Он-то сам вовлечён не был: жил своей холостяцкой жизнью и виделся с Ваней редко.
— Слушай, Ира, я говорил с матерью, — однажды позвонил он. — Она как заведённая на своём. Но ты не переживай, суда-то она не выиграла, никто у тебя не заберёт ребёнка.
— Да понятно, — вздохнула я. — Мне просто надоело всё это давление. Она сама создаёт конфликты на пустом месте.
— Я понимаю, — проговорил он уже тише. — Надеюсь, со временем она остынет.
Но Татьяна Петровна остывать не собиралась. Играла роль «оскорблённой брошенной бабушки», жаловалась каким-то дальним родственникам, выдумывала, будто «невестка злая не даёт ей видеться с внуком» — хотя я не запрещала общение, я только возражала против вырывания ребёнка из моих рук.
Однажды она даже пришла в детский сад и пыталась забрать Ваню, заявив: «Я родная бабушка! Сейчас приедет мама — всё подтвердит!» К счастью, воспитатели сразу позвонили мне, и, поскольку инструкции были чёткие — никому, кроме меня и официально записанного отца, ребёнка не отдавать, — Ваня остался на месте. Я приехала, встретила свекровь уже в коридоре сада.
— Ты что творишь?! — сорвалась я, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. — Хочешь украсть его?
— Да как ты со мной разговариваешь? Я бабушка, имею право.
— У тебя нет права устраивать самоуправство! — я смотрела на неё, чувствуя, что гнев зашкаливает. — Хватит провоцировать, иначе я обращусь в полицию.
— Ну и иди, обращайся, — пробормотала она, но лицо у неё было напряжённое, будто сама понимала, что перегибает палку.
После этого случая я действительно решила перестраховаться и сообщила участковому, что есть риск, будто бабушка может самовольно пытаться забрать ребёнка. Мне сказали: «Если что — звоните, приедем разберёмся.»
Эти недели были напряжёнными, но я не уступала: на всякие звонки свекрови «отдай-отдай», я твёрдо отвечала: «Можешь видеть внука на моих условиях: предупреждай меня заранее, мы встретимся в парке или у нас дома, но без твоих скандалов».
В конце концов, она то ли устала, то ли поняла, что всё бесполезно: я выиграла суд, я не поддаюсь на шантаж. А мой сын растёт здоровым, счастливым, окружённым материнской любовью. Единственное, чего я теперь хочу, — спокойствия для нас обоих.
— Мама, а бабушка опять придёт ругаться? — как-то спросил Ваня, когда мы вечером рисовали карандашами.
— Нет, сыночек, всё хорошо, — я улыбнулась, стараясь говорить мягко. — Бабушка просто иногда волнуется слишком сильно. Но мы с тобой вместе, помнишь?
— Помню! — он засмеялся и, оставив свои разноцветные рисунки, кинулся ко мне обниматься. — Я люблю тебя, мамочка!
Я еле сдержала слёзы. Все эти суды, угрозы, нервы — лишь бы слышать эти простые слова. Никто и никогда не сможет отнять у меня самое дорогое.
С этого момента я стала ещё сильнее ценить наши спокойные вечера, объятия, простые радости. Да, мы живём вдвоём, я много работаю, но всё это ради того, чтобы Ваня был счастлив. И больше никакие суды нас не разлучат.