Я сидела на краю кровати и смотрела на пустую вешалку в шкафу. Пять минут назад здесь висели рубашки Максима. Белые, голубые, серые – он любил однотонные, без рисунков. А теперь только голые перекладины, которые словно безжалостно напоминали: «Вот и всё. Он ушёл».
Горло сдавило так, что невозможно было сделать нормальный вдох. Я вдруг ясно поняла: муж, с которым мы прожили десять лет, больше не вернётся. Он собрал вещи и уехал к этой Юле, молодой секретарше из его офиса. Значит, я, тридцативосьмилетняя Лариса, осталась одна. Но не совсем… В соседней комнате на диване лежала его мать – Ирина Семёновна. И уходя, мой «заботливый» супруг фактически свалил её на меня, вежливо объяснив, что «она восстанавливается после операции на колено, а тебе, Ларочка, не жалко же маму?».
Я закрыла дверцу шкафа. В душе не было крика, только какое-то холодное оцепенение. Может, я была в шоке? Или моё сердце, устав от переживаний, решило спрятаться за глухой стеной безразличия?
Когда-то я любила Максима, мы вместе строили планы, взяли ипотеку на двушку. Сначала вкладывались оба – я работала в магазине, он карьерно рос в строительной фирме. Но потом Максиму стали поднимать зарплату, а я застряла на месте и, по сути, взвалила на себя все бытовые хлопоты. А тут ещё его мать, Ирина Семёновна, перебралась к нам после развода со своим вторым мужем. Вроде бы временно, но прижилась надолго.
На самом деле мы жили более-менее мирно. Она была строгой, не жаловала меня нежностями, но, когда Максим был рядом, держала себя в руках. А теперь всё стало иначе.
Вечером, когда он уехал, я вошла на кухню и увидела Ирину Семёновну, которая сидела за столом, нервно постукивая тростью об пол. В комнате почему-то царил полумрак – она не включила верхний свет, лишь маленький кухонный фонарик освещал её морщинистое лицо.
– Ну что, невестка, – произнесла она, бросая косой взгляд на мой растерянный вид, – вот и остались мы вдвоём.
Вместо ответа я только кивнула. В горле стоял ком. Свекровь вздохнула, на миг её взгляд смягчился, словно она тоже ощущала себя брошенной сыном. Но через секунду на лице вновь появился жёсткий прищур.
– Раз уж Максим ушёл, – проговорила она, – то всё равно, где ему жить. А мне в моём состоянии куда деваться? Придётся тебе меня терпеть.
В тот момент я ещё думала, что мы как-то сработаемся. Может быть, пожилой человек просто расстроен. Но через несколько дней Ирина Семёновна показала свой характер во всей красе.
Утром, когда я вернулась со смены – я часто работаю в магазине до позднего вечера, – свекровь вдруг накинулась на меня с укоризнами:
– Зачем ты так посуду моешь? Пришлось перемывать всё заново!
– Я устала, могу не заметить… – начала оправдываться я.
– Вот, из-за такого отношения мой сын и убежал. – На её лице скользнула кривоватая усмешка.
Я пропустила этот укол мимо ушей, не желая развивать скандал. Но Ирина Семёновна не останавливалась. Вечером она перевернула мой порядок в ванной, выставила шампуни и кремы по-своему и высокомерно заявила: «Надоело смотреть на твой бардак».
На следующий день я обнаружила, что она рассказала соседке тёте Зине, будто я «вот-вот выставлю бедную старушку на улицу», а сама «приглашу любовника». Сначала я онемела от такой лжи, а потом поняла: свекровь целенаправленно настраивает людей против меня, чтобы выбить меня из квартиры и оставить жильё за собой и Максимом.
– Да кто поверит, что я выгоняю пожилую женщину? – возмутилась я.
– Поверят, поверят, – качнула головой тётя Зина. – Она так искренне плакалась, что ей «дышать уже не дают».
Мне становилось тошно, словно меня обливали грязью, а я не могла отмыться. И ведь доказать ничего нельзя – вся «драма» происходит за закрытыми дверями. Соседям виднее «бедная мама, которую бросила и сноха, и сын».
Как-то ночью я вышла попить воды и застала Ирину Семёновну в гостиной: она сидела на диване, опиралась на трость и смотрела в окно. Когда свет от уличного фонаря упал на её лицо, я увидела там странную, горькую тоску. Мне даже стало жаль её. Однако она, заметив меня, сразу же отшатнулась и буркнула: «Чего встала? Спать иди!» – словно сама испугалась быть застигнутой в момент, когда страх и одиночество проступили наружу.
К утру я решила, что не могу дальше изображать ангела. Возможно, она несчастна и чувствует себя брошенной, но это не даёт ей права превращать мою жизнь в ад. В конце концов, квартира была куплена на двоих с Максимом: есть документы, всё официально. Я не чужая здесь, а совладелица!
Но когда я захотела проверить бумаги (договор купли-продажи, свидетельство о собственности), не нашла их на привычном месте в комоде. Перерыла все ящики, полки – ничего. Поняла, что без прямых улик свекровь сделала это специально, но вслух она лишь пожимала плечами: «Поищи лучше, может, сама куда закинула». Я подала заявление в полицию о пропаже документов – пусть хотя бы будет зафиксировано.
И тут, видимо, Ирина Семёновна решила переходить к действиям. Однажды, вернувшись с работы, я увидела свои вещи, скинутые в пакеты и выставленные в коридор.
– Вы что творите? – сорвалась я на крик.
– Освобождаю жилище, – ответила она, глядя на меня с прищуром. – Нечего тут жить без Максима.
Меня охватили злость и отчаяние. До этого я терпела, надеялась на мирный диалог. Но сейчас сказала коротко и жёстко:
– Немедленно верните всё обратно! Иначе вызываю полицию за самоуправство.
Она презрительно фыркнула:
– Кому ты нужна со своей полицией? Мой сын тут главный.
– Нет, – я выдохнула, стараясь не сорваться. – В документах чёрным по белому: у меня доля в квартире. Ваши махинации не пройдут.
Свекровь прикусила губу, но не извинилась и не сдалась, лишь резко развернулась и зашаркала в комнату, громко стукая тростью.
На следующее утро я обнаружила в кухонной тумбе мятую бумажку с печатью – тот самый договор. Видимо, она спрятала документы, а часть случайно оставила небрежно сброшенной в тумбе. Я зажала листок в ладони, чувствуя, как мне возвращается уверенность.
В тот же день мне позвонил Максим.
– Слушай, я знаю, у вас там неприятности, – проговорил он с какой-то усталостью. – Мама плачется, что ты грубишь, хочешь её выгнать…
– Нет, – перебила я. – Я не выгоняю. Но раз ты меня бросил, оставь хотя бы мать при себе. Она ведь твоя, а не моя. И вообще, если она хочет, пусть выкупает мою долю, а я спокойно уеду.
Максим замялся. Я припомнила его всегдашнюю манеру прятать голову в песок, когда конфликт касался отношений между мной и Ириной Семёновной. Он никогда не умел сказать маме «нет», боялся её укоров. А сейчас, похоже, боялся и новую пассию обидеть.
– Давай… давай обсудим, – сказал он. – Только мирно, без скандалов.
«Мирно!» – чуть не взорвалась я. Как можно мирно, когда мне в спину летят постоянные оскорбления, а документы на квартиру пропадают? Но вслух я проговорила:
– Хорошо. Но тогда давайте так: я официально предлагаю выкупить мою долю за рыночную стоимость. Если откажешься, тогда я покупаю у вас вашу часть. Только решайте быстро, мне надоело жить в вечном скандале.
Спустя несколько дней я услышала знакомый голос в коридоре: Максим пришёл. Я находилась на кухне, свекровь что-то шипела ему, срывающимся голосом жалуясь, что «эта змея» замучила её, тогда как она больна и беспомощна. Я, не дожидаясь завершения, вышла навстречу.
– Так, – сказала я твёрдо. – Сразу обсудим всё. Я не позволю больше выносить мои вещи и швырять их по дому. Любая попытка выжить меня – и я подам в суд.
Максим вздохнул, вынул из кармана сигареты, хотя я знала, что он уже год как завязал с курением. Ирина Семёновна смотрела на меня с такой ненавистью, что хотелось отшатнуться, но я выстояла.
– Хорошо, – сказал он наконец, – давай оформим сделку. Мы выплатим тебе твою половину, ты съезжаешь, всё мирно.
– Отлично, – ответила я, стараясь сохранить спокойствие. – Но всё официально, через нотариуса.
Я видела, как у свекрови дрогнули губы. Ей, видимо, совсем не хотелось расставаться с деньгами. Но другой вариант – терпеть меня – явно её не устраивал ещё сильнее.
Мы заключили договор, по которому я уступала свою долю за рыночную стоимость, а Ирина Семёновна с Максимом оставляли квартиру. Ну как «оставляли» – официально Максиму пришлось искать деньги, оформлять новый кредит, потому что он уже был обременён и алиментами (у нас не было общих детей, но оставался какой-то долговой хвост за квартиру), и новой возлюбленной, которая, по слухам, имела немалые запросы.
На сделке свекровь сидела бледная, молчаливая – видно, была зла, что всё так оборачивается не по её сценарию. Но факт есть факт: у меня появились деньги, чтобы купить хоть небольшую, но отдельную квартиру, а они вдвоём остались со своей долей. Ясное дело, жить в одной квартире с новой пассией сына свекрови тоже будет непросто, но это уже не мои проблемы.
Помню, как в день переезда я закрывала дверь своей комнаты. Той самой, где много лет мы с Максимом делили радости и проблемы, хранили наши надежды. Оглянулась: обои, шкаф, кровать… Раньше это было «наше гнездо», теперь – чужая территория. Взяла чемодан и вышла в подъезд. Лёгкая дрожь пробежала по телу: мне страшно, но вместе с тем я чувствую свободу. Я ушла с гордо поднятой головой и законно полученной компенсацией.
Через неделю я уже жила у себя в маленькой «однушке». Да, район не самый престижный, зато рядом магазин, больница, автобусная остановка – всё, что нужно. Мебели в квартире пока почти нет, я поставила привезённую раскладушку, купила на распродаже парочку стульев и стол. Но такой покой я не чувствовала никогда.
В первый вечер в новой квартире я, как ни странно, улыбалась. Пустые стены казались не холодными, а чистыми, свободными от всего, что я пережила. Я включила лампу, села на жёсткий стул посреди комнаты, выпила пакетик чая из бумажного стаканчика и поняла: больше никто не придёт, не крикнет, не выставит мои вещи за порог. Я сама буду решать, где расставить книжки, как сделать перестановку, какой плед постелить.
Странно, но именно в эту минуту я заплакала. Только теперь это были слёзы облегчения. Я чувствовала, как с меня спадает колоссальный груз. Больше я не заложница токсичной свекрови и трусливого мужа. Да, придётся экономить, заново обустраивать быт, осваивать новую работу – я как раз нашла вакансию администратора в фитнес-центре, решила уйти из магазина, потому что всё, что связывало меня с прошлым, хотелось оставить позади.
Зато я была свободна. Свободна пробовать, рисковать, ошибаться – без страха, что над ухом прозвучит язвительное: «Сама виновата!» или «Нет у тебя права жить нормально!». Я вздохнула и почувствовала, как лёгкая прохлада веет от открытого окна. Этот воздух казался самым чистым, каким я когда-либо дышала.
Я понимала: впереди длинная дорога к счастью и стабильности. Но первый и самый сложный шаг я уже сделала – шаг из тьмы чужих претензий в свою собственную, пусть пока ещё скромную, но столь желанную жизнь.
Понравился вам рассказ? Тогда поставьте лайк и подпишитесь на наш канал, чтобы не пропустить новые интересные истории из жизни.
НАШ ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.