оглавление канала, часть 1-я
Я с задумчивым и слегка пришибленным видом размазывала столовым ножом остатки сметаны на своей тарелке. Сказать, что я узнала для себя что-то принципиально новое, я не могла. И без этой информации было понятно, что человек этот опасен как очковая кобра. А поведанная Юриком информация, просто придавала этому пониманию некоторую осознанность. Приятель продолжал смотреть на меня грозным взором, ожидая правильной реакции. Точнее, даже не правильной, а ожидаемой. Ну я и выдала, решив его не разочаровывать. Тяжело вздохнула, и, голосом Кисы Воробьянинова, на французском языке просившего милостыню, загнусавила:
- Спасибо, Юрочка… Ты мне очень помог. Постараюсь держаться от этого типа подальше. И своих всех предупрежу очень корректненько, чтобы не связывались…
Юрик глянул на меня подозрительно, и, прищурив один глаз, проговорил с сомнением:
- Особо испуганной ты как-то не выглядишь…
Я отмахнулась.
- Стараюсь держать марку, так сказать. А на самом деле, все поджилки трясутся, состояние предобморочное, сердце в пятках, а про давление и разговору нет…
Приятель обиделся.
- Дуська… Я ведь серьезно говорю. Я знаю, ты у нас девушка разносторонняя и на многое способна, но тягаться с Казимиром даже тебе не по силам. У вас слишком разные весовые категории. И я вовсе не горю желанием, произносить траурную речь над твоей могилой.
Я тихонько присвистнула:
- Даже так…?
Юрка нахмурился и очень серьезно и веско ответил:
- Даже еще хуже… Я просто пугать тебя не стал.
После таких речей, разумеется, я клятвенно пообещала другу держаться от Казимира подальше. Но, перед тем как расстаться, я его попросила несколько застенчиво:
- Юрик… Не мог бы ты пробить еще парочку товарищей? – Он нахмурился, наподобие бога Зевса перед тем, как тот собирался метнуть свои молнии в провинившихся людей. И я его поспешила заверить, что эти граждане, к которым я проявила любопытство, вовсе не имеют никакого отношения к Сташевскому. Мол, так, просто случайные знакомые, с которыми бы я хотела пообщаться на вполне себе безобидные темы, связанные со Свято-Троицким монастырем.
Юрик очень удивился, пробормотав:
- Ну, Евдокия… Широта твоих интересов меня поражает. А монастырь-то тут при чем?
Я пожала плечами и неопределенно промямлила:
- Так… Кое какой интерес к старинным рукописям…
Друг нехотя проворчал:
- Ладно… Давай твоих граждан. Гляну, что за люди…
Я торопливо подсунула ему листок с двумя фамилиями моих недавних знакомцев из монастыря. Еще раз взяв с меня клятвенное обещание, «не лезть, куда не просят», мы с ним расстались. В своих заверениях «не лезть» я была очень искренней, твердо намереваясь сдержать свое слово. Но, я не учла одного: я-то собиралась держаться от этого дела и от граждан с сомнительной репутацией, подальше, только вот ни это дело, ни эти граждане подальше от меня держаться никак не хотели. И повлиять на их желания я, увы, уже не имела возможности.
Убедиться в этом я смогла буквально минут через пятнадцать, после того как рассталась с Юриком. Вся в невеселых думах, я брела по бульвару в сторону магазина, когда меня будто кто толкнул в спину. Я, сбившись с шага, нерешительно оглянулась по сторонам. Ничего особенного. Люди, спешащие по своим делам. Мамаша с коляской, старичок-пенсионер, покупающий газету у ларька, пара ребятишек на скейтах. Нет… Так дальше жить нельзя! Иначе, и вправду, недолго оказаться в скорбном доме! А планы на жизнь, как я правдиво сказала Юрику, у меня были большими, и среди них, точно, не было места докторам по психическим заболеваниям! Тряхнув головой, будто отгоняя дурные мысли, я решительно зашагала к месту своей работы. Но, ощущение, что мне кто-то упорно смотрит в спину никуда не делось. Что за чертовщина! За свою не очень долгую, но достаточно бурную жизнь я научилась безоговорочно доверять своей интуиции. И взгляды, направленные на меня, чувствовала безошибочно. Причем, эти ощущения имели свой цвет и даже запах. Ревнивые и завистливые взгляды имели грязно-серый цвет с лиловыми полосами, злобные взгляды были бордовых оттенков. Ну и так далее… А этот взгляд, был равнодушно-холодным с цепенящим оттенком серо-голубого цвета, напоминающий, леденящий душу, северный ветер. Словно, человек смотрел на меня не как на личность, а будто, как на какой-то предмет. Такие взгляды бывают у охранников в супермаркетах. Потому что охраняли они не людей, а предметы. А к предметам какие могли быть чувства? Для них было главным, чтобы эти самые предметы не стибрили. Вот и я сейчас себя ощущала банкой с красной икрой. Дорогой, но наблюдающему совершенно не нужной. Просто, ему платили деньги, чтобы эту банку на стащили. Согласна… Объяснила несколько путано, но по-другому пока не получалось. И тут не нужно было большого ума, чтобы понять, что именно это в ведомстве Юрика называется «хвост». То, что это самый хвост мне приставил друг, я поверить не могла. С какой стати?! Я что, шпион какой-то? Да и не успел бы он за такой короткий срок. А главное, какой в этом смысл? Правильно! Никакого! Значит, «хвост» приставил кто-то другой, и кроме Сташевского мне никто на ум не шел. А то, что я этого наблюдателя не смогла засечь, говорило только об одном: «хвост» был профессионалом высокого уровня. Мне и так было от всех разговором с Юриком не по себе, а тут, и вовсе, стало нехорошо. Захотелось бежать, куда глаза глядят, главное только понять бы еще, куда мои глаза глядят…
Решив не дергаться и плюнуть на всех наблюдателей вместе взятых, я расправила плечи, гордо подняла голову и походкой подиумов зашагала на работу. Двое молодых парней, шедших навстречу, заинтересованно глянули на меня, а один даже тихонько присвистнул вслед.
Во дворе на стоянке возле черного входа стояла Сенькина машина. Я чуток притормозила, и, не торопясь увидеться с родной кровинушкой, пристроилась соседнем дворе на лавочке под раскидистым кустом цветущей сирени. Быстро в уме прикинула всю ситуацию. Выходило, что сестре нужно все рассказать. Потому как, она была в курсе насчет ключа, а значит, теперь рисковала наравне со мной. Вряд ли Казимир поверит, что я не рассказала обо всем сестре, приди ему в голову начать спрашивать (тьфу, тьфу, тьфу…). А узнать, что Сенька – самый близкий мой человек, такому типу труда не составит. Вот и выходило, что если уж опасность стала за мной (пока еще) ползать, то и к Сеньке она прицепится – это точно. Ну подумаешь, покудахчет сестрица немного поначалу, побегает, поорет, как без этого. Но потом-то, все равно, успокоится. Куда ей деваться-то с подводной лодки? А там, глядишь, вместе чего умного и придумаем. В любом случае, если сестре грозит опасность (а я в этом была уверена), она должна об этом знать, чтобы как-то себя обезопасить. Приняв это решение, я встала со скамейки и решительным шагом направилась к офису.
Сенька сидела на диване несколько развалившись в вольной позе, грызла печенюху и пролистывала макет нашего нового каталога, над которым я корпела несколько ночей подряд. Услышав, как открывается дверь, Сенька попыталась состроить физиономию строгого начальства, но увидев, что именно я вхожу в кабинет, слегка расслабилась. Сграбастала из вазочки очередную печеньку, кивнула головой на каталог в своих руках, и одобрительно проговорила:
- Толково… Только, думаю, нужно отдать дизайнерам, чтобы кое-что подправили… Ты как считаешь?
Я равнодушно пожала плечами:
- Отдай…
Подошла к кофеварке и принялась колдовать над нею. Мое безразличие, Сенька восприняла несколько неправильно. Соскочила с дивана и чуть заискивающе, пытаясь заглянуть мне в глаза, затараторила:
- Дуська, ты чего? Обиделась, что ли? Нормальный каталог и работу ты проделала большую, профессионально проделала, но ты же не дизайнер. А они глянут своими наметанными взглядами, где чего подправят, где чего добавят… Ведь не хухры-мухры, на международную выставку выдвигаемся. Так что, какие тут обиды могут быть? А, Дуськ…?
Я усмехнулась.
- Да не обиделась я… С чего взяла-то? Устала немного… Спала плохо… А тут еще… - Я покосилась на сестрицу.
Сенька сразу стала в стойку. Брови сошлись на переносице, и она с какой-то тоской спросила:
- Дуська… Ты чего? Опять куда-то вляпалась?
В ответ я только тяжело вздохнула. Налила в две чашки кофе, и пошла к креслу. Основательно уселась, словно собиралась в нем провести весь остаток своей не очень, как я теперь уже думала, долгой жизни, и сделала маленький глоток из своей чашки. Сестрица, все это время наблюдавшая с подозрением за мной, вдруг рявкнула, так, что я чуть не подавилась ароматным напитком:
- А ну, немедленно говори, что опять случилось!!!
Неторопливо взяв салфетку со столика, я вытерла капли кофе, попавшие на юбку, и обиженно проворчала:
- Чего орешь, как укушенная? Сейчас все расскажу…
Ну и рассказала. Про нашего необычного посетителя, про то, как лоханулась с ключом, про его интерес и про встречу с Юриком, и, разумеется, выдала всю ту информацию, которую узнала про друга. Пока Сенька, морща нос, размышляла над моим повествованием, я подумала, подумала, да и рассказала ей и о монастыре. О той книге, которую увидела в руках Аникеева, про рисунок на ней, который, как две капли воды, был похож на рисунок на ушке ключа. Про Волкова и свои выводы, тоже поведала. В общем, сдалась, что называется, с потрохами. Закончила свою невеселую повесть так:
- В общем… Есть два пути. Первый: выкинуть этот ключ и забыть все, как страшный сон. Тут есть один минус. Боюсь, Сташевский в такое, вряд ли поверит. И мы, все равно, будем, так сказать, под прицелом его внимания. Есть, конечно, вероятность, что, походит, походит, да и успокоится. Но в такое счастье я поверить не могу. Кстати, так же, как и он, ни за что не поверит, что мы знать ничего не знаем. Скрывается за этим ключом какая-то тайна. А то, что, владея им, мы ни сном, как говорится, ни духом, этого типа мы вряд ли сможем убедить. – Я немного помолчала, и продолжила уставшим голосом: - Второй вариант намного труднее, но и результат… В общем… Нужно узнать, что это за тайна. Почему бабулька в церкви отдала этот треклятый ключ именно мне? Кто она, вообще, такая, что владела им? И тогда мы пойдем по опасной дороге, но, по крайней мере, пойдем с открытыми глазами. И, кстати, неплохо было бы выяснить, что это за Журавлиное братство такое. – Закончив, я выдохнула: - Ну вот… как-то так… Теперь ты знаешь все. Что скажешь?
Сенька смотрела, не отрывая глаз, в свою чашку, словно там, на пресловутой кофейной гуще, хотела обнаружить ответы на все вопросы. Я терпеливо ждала, не торопя сестрицу. Понимала, что переварить такое в один миг не очень просто, а уж тем более, принять какое-либо конструктивное решение. Я уже чуть не начала дремать, когда Сенька, наконец-то, оторвавшись от созерцания кофейной гущи, глянула на меня волком, да как рявкнет:
- Вечно тебя тянет… не пойми куда!!!! (по понятным причинам, я заменила не совсем цензурное выражение, не желая компрометировать интеллигентный образ сестрицы, на «не пойми куда»)
От неожиданности, я подскочила на месте и схватилась за сердце, а в двери просунулась голова Игорька с перепуганными глазами. Охранник цепким привычным взглядом окинул весь кабинет, и шепотом спросил:
- Евдокия Сергеевна, у вас тут все в порядке?
Я, замахав на него руками, зашипела торопливо:
- Все… Все в порядке! Иди, иди, Игорек… - А затем сердито пробурчала сестре: - Чего горланишь, как отставшая от поезда? Охрана вон и то переполошилась. Сейчас-то чего уж орать, когда все случилось?! Сейчас думать нужно, а не орать…
Сенька, суровости поубавив, никак не реагируя на мои замечания, хмуро спросила:
- Надо полагать, тема «наша хата с краю…» тебе не глянется?
Я хмыкнула:
- А было время, когда глянулась? Чего глупости-то спрашиваешь? Я, вроде бы, все внятно объяснила. Теперь поздняк метаться. Если уж совсем коротко, сейчас осталось только решить, как головами рисковать будем: за дело, или за просто так. Я считаю, уж если башка на плахе, то лучше тогда за дело. А за просто так – обидно будет.
продолжение следует
