Калашников Алексей
Жан развернул коляску и точным, давно отработанным движением направил ее к горке из полированного дерева, стоящей у стены неподалеку от окна. Внутри горки на стеклянных полочках располагались предметы, на ценность которых косвенным образом указывали лишь особые породы дерева, из которых сама горка была изготовлена. Приглядевшись становилось понятно, что это экспонаты. В глубине лежала, например, винная пробка, а рядом записка с комментарием: «Данная запись удостоверяет, что эта пробка была вынута из бутылки, которую раскупорил генерал Грант по случаю победы в сражении 1863 году при Чаттануге». Чуть ближе лежала смятая пуля и тоже с запиской: «Пуля найдена на месте сражения под городом Аустерлиц. Анализ металла показал, что она выпущена французским военнослужащим». Почетное место занимала книжечка, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся Библией на итальянском языке. Записка утверждала, что издание принадлежало Аль-Капоне, и книга была изъята в ходе обыска, а затем неведомыми путями начала новую жизнь уже на аукционе. Впрочем, это при гостях Жан проявлял абсолютную уверенность, что пуля в полете видела Наполеона, пробка чуть не оглушила генерала Гранта, а уж о Библии в руках Аль-Капоне и говорить нечего. Жан прекрасно помнил историю появления каждого экспоната. Например, пулю от Наполеона предложил купить какой-то мутный тип во время экскурсии по Вене, пробка была приобретена на мексиканском рынке Лос-Анджелеса и, что самое неприятное, Жан заехал на этот рынок спустя всего неделю и увидел на прилавке точно такую же пробку, тоже с запиской удостоверяющей подлинность, правда, на этот раз в записке упоминалась битва при Геттисберге, а Грант уступил место генералу Ли. Схожая история произошла с пулей, но здесь такую же пулю он заметил в коллекции приятеля.
Уже многие годы болезнь Бехтерева держала Жана прикованным к инвалидному креслу. Единственным связующим с реальной жизнью звеном оставалось его коллекция. Конечно, была еще жена, но это не в счет. Жена, по мнению Жана, не умела пользоваться собственной полноценностью, то есть отсутствием инвалидности. Место коллекции в ее жизни занимали коты. Она добилась очевидных успехов на поприще фелинолога, на что указывало ее избрание председателем местного сообщества, а еще раньше в торжественной обстановке ей вручили диплом судьи. На плотном листе бумаге золотом указывалось, что Мари обладает огромными правами по части судейства, и не сразу, лишь после внимательного изучения текста, становилось понятно, что речь идет о судействе на кошачьих выставках.
Мари успела съездить на выставки Парижа, Берлина, Стокгольма, Мальме, Франкфурта, но Жан, узнавая адрес очередного шоу, лишь посмеивался в усы, не понимая что же такого может рассказать его Мари о кошках интересного, чего не знают о них сами берлинцы или парижане. Так было всегда и Жан снисходительно следил за увлечением жены, пока в один не самый прекрасный день они (коты) не нанесли удар по его коллекции. Если быть совсем точным, то вину за нанесенный ущерб Жан делил между котами и сестрой своей жены Анной. Дело было так: сестра пришла в гости и зачем-то привела своего шпица: мелкую и вздорную собачонку. Бисмарк – любимый кот Мари – спал в прихожей и скорее всего даже не проснулся, если бы этот гад не тявкнул в самое ухо. Кот от неожиданности подскочил и в два прыжка скрылся в комнате. Там он запрыгнул на шкаф и уже оттуда спланировал на обеденный стол. К несчастью, в центре стола стояло блюдо из коллекции Жана. Впрочем, это Жан называл изделие блюдом, а любой незаинтересованный свидетель назвал бы его: видавшей виды тарелкой с невнятным голубоватым рисунком. На самом же деле тарелка была не так проста; по преданию и на основании пожелтевшего по краям документа, из нее питался фельдмаршал Кутузов накануне Бородинского сражения. Текст был заверен подписью личного повара маршала. Правда, отдельные злопыхатели утверждали, что у повара не могло быть подписи, так как он был абсолютно неграмотен. Но это все детали и какое они имеют значение теперь, когда от блюда осталось лишь воспоминание после того как Бисмарк верхом на нем докатился до края стола, в самый последний момент успел соскочить, а блюдо с грохотом упало на паркет рассыпавшись на сотни больших и маленьких осколков.
Наступила пауза, которую каждый пытался использовать с пользой для себя, то есть отвести вину как можно дальше и выгодно обидеться. Сестры много лет враждовали, но здесь объединились, обвинив во всем Жана, который не убрал тарелку (так назвала ее Анна) в шкаф. Жан оказался в тяжелом положении, так как приходилось дважды подумать прежде чем обидеться. Подумав, он возложил вину на сестру и собачонку. О претензиях к коту думать было страшновато. Он всегда стремился к объективному самоанализу. Кто он? Просто Жан, обычный инвалид, а тут – Бисмарк: животное редкого интеллекта и окраса. В общем, это был последний визит сестры Анны, не говоря уже о собаке.
Он вернул на место пулю из Аустерлица, закрыл шкафчик и развернул газету. Первые полосы никогда не вызывали большого интереса. В самом деле, ну что это за новость? Визит Иоанна Павла Второго, Бжезинский сделал заявление, правда, русские уходят из Афганистана… Вот где настоящий Клондайк для коллекционеров, вот где какую пулю не возьми все из трупа выковыривали. Если бы не болезнь, разве нашлась бы сила, которая удержала бы его? Нет, конечно. Если говорить о пулях, то, конечно, Россия это настоящее Эльдорадо. Вот и сегодня… Жан перевернул страницу и сразу наткнулся на статью: «Четырьмя пулями убит председатель Стройтреста Иванов. Три пули в сердце и контрольный выстрел в голову». Вот это я понимаю, вот это жизнь. Пули так и свистят, только успевай уворачиваться и подбирать. Мысли были прерваны Мари, которая, лаская кота, вошла в комнату.
– Я получила приглашение от Эльзы, – Жан не счел нужным даже поднять голову от газеты, но весь его облик тем не менее дышал презрением к неизвестной Эльзе, которая наверняка приглашает в какой-нибудь Зальцбург, на худой конец – Страсбург.
Мари помялась еще несколько секунд. Несмотря на большое количество лет прожитых вместе, она чувствовала себя виноватой в болезни мужа, и потому решила уточниться.
– Я получила приглашение от Эльзы из Москвы.
В этот момент Жана как током ударило. Вот он знак свыше. Мысли одна за другой пронеслись в его голове. «Москва… как много в этом звуке…» Жан не был знаком с творчеством поэта, но именно такими словами было бы уместно описать его состояние. Стараясь скрыть охватившее его возбуждение, Жан неожиданно для жены проявил к поездке интерес.
– Кто, говоришь, тебя приглашает?
– Эльза – председатель московского клуба «Цезариус». Она хочет, чтобы я отсудила выставку, – и совершенно неожиданно для себя добавила, – она приглашает и мужа, то есть тебя.
Последняя фраза окончательно решила дело. Теперь не поехать в Москву было просто преступлением, когда сама судьба на блюдечке преподносит шанс, его (этот шанс) надо хватать обеими руками. Но Мари даже не догадывалась, что творится в голове мужа, и для нее стало большим сюрпризом его желание поехать вместе с ней.
Для Эльзы в Москве визит Мари имел особое значение. Дамы были знакомы уже несколько лет и их сближению способствовал успешный обмен животными. Мари попросила найти курильского бобтейла, а взамен предложила кота абиссинской породы. Сделка прошла успешно и животные благополучно жили у своих новых владельцев. «Абиссинец» поселился в доме Эльзы и не прошло и недели как он полностью покорил ее сердце. Да что сердце… Почти все мысли Эльзы сводились к новому обитателю московской квартиры в Тропарево. Назвала она его Али, полагая, что это будет приятно мужу – поклоннику великого спортсмена. Как чувствовала, что именно с мужем могут возникнуть проблемы, и они возникли.
Муж Эльзы Павел Петрович работал преподавателем на военной кафедре технического Вуза. Они прожили вместе около 30 лет. Больше 10 лет они с Эльзой кочевали из одного гарнизона в другой пока не удалось зацепиться за Москву, и это было большой удачей, особенно для котов Эльзы. Трудно сказать, что для Эльзы было важнее: муж или любимые животные. Иной раз вопрос мог решиться подбросом монеты.
Когда Эльза познакомилась с Али, монеты уже не требовались. Все было ясно и так. Лучшим тому доказательством служил режим сна. Отношения Павла Петровича с новым обитателем квартиры не то чтобы не заладились, но приобрели специфический характер. Почему-то Али каждую ночь начинал с того, что вспрыгивал на кровать Павла Петровича и очень точно метил одеяло. Скоро стало понятным, что никакая стирка не в состоянии устранить специфический запах, и одеяло приходилось просто выкидывать. После трех выброшенных в течение одной недели одеял, Эльза купила в хозяйственном магазине клеенку и накрыла ее Павла Петровича.
– Клеенка, так клеенка, – примерно так подумал Али и пройдя по ней несколько раз пометил обычным образом. Одеяло было спасено, Эльза торжествовала, а Павел Петрович мрачнел. Наконец, он не выдержал и однажды утром его прорвало:
– Я понимаю, что Али прекрасен как Аполлон, но пойми меня правильно: мало того, что это унизительно, когда полковник, то есть я, укрывается от животного клеенкой, но и выспаться невозможно, когда по полночи по тебе с хрустом гуляет эта тв…, – здесь он осекся, столкнувшись взглядом с Эльзой.
– Ну договаривай, что хотел сказать. Как тебе не стыдно! Думаешь, я не поняла, как ты хотел назвать моего Алика?
Вероятно, Павел Петрович не был настоящим полковником, но кто же знает, как в такой ситуации поступает настоящий полковник? Так или иначе, но временный вариант с клеенкой стал постоянным на многие годы.
Слава Богу, что Али не ассоциировался у Павла Петровича с семьей Мари, и он не возражал против их визита в Москву. Правда, Павел Петрович удивился, когда узнал о необычном хобби Жана по коллекционированию памятных армейских реликвий, но пошутив о поисках второго глаза Кутузова, успокоился. В назначенное время он поехал в аэропорт и встретил Жана и Мари. Жан ловко лавировал на своей коляске в толпе, пока не наткнулся на рукоятку пистолета, которая торчала из кобуры дежурного милиционера. Как рыбак, который пришел на новый водоем, закинул удочки и увидел легкую поклевку, так и Жан про себя решил: «Уже клюет». К сожалению, он не смог в полной мере насладиться зрелищем потертой кобуры и рукоятки, так как вмешались дамы. Не зря все-таки поэт утверждал, что женщина, это всего лишь женщина. Интеллект мужчины куда выше и Жан сразу нашел этому подтверждение. Павел Петрович проследил за его взглядом и заметил: – «Пистолет Макарова. Калибр 8 мм. Оснащается вся милиция. Дальше 10 метров попасть практически невозможно, но если зацепил, то хана». На что Жан заметил, что это общая беда всего полицейского оружия, а Павел Петрович охотно согласился.
Два дня были почти полностью съедены выставкой, один вечер проведен в Большом театре, в обзорной экскурсии по Москве, на Красной площади и смотровой площадке.
За несколько часов общения мужчины сдружились. Вероятно их сближению способствовала общая беда в лице кошек. Действительно эти зверьки стояли на первом месте значительно обгоняя и Жана и Павла Петровича в воображаемом табели о рангах. Оба мужчины оказались волею судеб в унизительном положении. Если Жана иногда выручала его инвалидность, то Павел Петрович был абсолютно беззащитен, и коты могли с ним делать все что угодно. Кроме того, сближало и то, что Жан хотел хотя бы ненадолго оказаться военным, а уж таким как Павел Петрович, настоящим, оставалось только мечтать. Конечно, Жан рассказал Павлу Петровичу о своей коллекции и надежде ее пополнить. Например, предложил посетить бани на «Красной Пресне», так как газеты писали о целой серии заказных убийствах на входе в это заведение. Кроме того, опять же газеты указывали на рестораны на Москве-реке, как места сбора королей криминального мира.
Павел Петрович поскреб в затылке. Он многое повидал в этой жизни и как любой выпускник военного училища с чудесами был знаком не понаслышке. Достаточно вспомнить как Эльза выбрала его среди других курсантов… Поэтому он думал: «А что, если да». Как большинство военных Павел Петрович был суеверен и свято верил в то, что любую мечту можно реализовать и все зависит лишь от величины желания. Хочется иметь пулю из горячей точки? Будет пуля, будет и точка. По этой причине к просьбе Жана посетить места, где возможны разборки, он отнесся предельно внимательно. По этой причине он сразу забраковал рестораны на окраине города как ненадежные с криминальной точки зрения. «Поплавок» на Москве-реке также был отбракован, так как Павел Петрович убедил Жана, что туда на коляске проехать невозможно. В конце концов он остановил свой выбор на ресторане на проспекте Калинина в самом центре города. Уж там-то точно никаких конфликтов возникнуть не может.
Они арендовали столик и в назначенное время подъехали на машине со стороны Старого Арбата. Здесь оставили машину и переулками вышли на проспект Калинина. В дверях ресторана их уже поджидал метрдотель, который любезно прошел вместе с ними вглубь помещения и показал столик. Негромко играла музыка, посетителей в ресторане было не так много и даже мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять, что народ собрался тихий и культурный. Павел Петрович был доволен и рестораном и своей предусмотрительностью. Сидела бы за столиками всякая шпана, да шушера и пришлось бы весь вечер дергаться, а так есть возможность спокойно отдохнуть. Сделав заказ Павел Петрович окончательно успокоился, ослабил узел галстука, откинулся в кресле и посмотрел на Жана с некоторой даже жалостью, но не потому что инвалид, а потому что вряд ли ресторан станет в ближайшем будущем полем битвы.
Жан рассматривал этот поход в ресторан иначе, он рассматривал как последний шанс перед отлетом на родину пополнить свою коллекцию живыми экспонатами. Поэтому не позволял себе расслабиться. Он мысленно уже составил в голове план местности. Где находятся входы, где запасной выход, где проходы на кухню. На всякий случай посетил туалет и подъехав к столику занял выжидательную позицию. Как ни странно, но он и секунды не сомневался, что-то произойдет с минуты на минуту.
В самом деле, чутье не подвело Жана. Со стороны входной двери раздался громкий хлопок. Павел Петрович только успел подумать, какой странный звук от бутылки шампанского, как затравленно озираясь по сторонам по залу пробежал мужчина в спортивном костюме. В руке он держал пистолет. В следующее мгновение он вскинул пистолет, выстрелил не целясь в направлении входа и скрылся на кухне. А в зале один за другим появились крепкие молодые люди с надписью «омон» на спине. Среди них был один, вероятно старший по званию, который, подняв руку с красной книжечкой, прокричал: «Прошу сохранять спокойствие и оставаться на своих местах! Меня зовут Игорь Андреевич. Если есть вопросы, готов ответить.»
В зале появились какие-то люди средних лет. Они внимательно осматривали помещение. Трудно сказать, что привлекло внимание милиции: представительный вид Павла Петровича, или инвалидное кресло Жана, но вскоре к ним за столик присел Игорь Андреевич. Павел Петрович упреждая события, достал свое удостоверение и налил гостю в стакан минеральную воду.
Игорь Андреевич поблагодарил. Судя по всему удостоверение Павла Петровича произвело нужное впечатление. Игорь Андреевич был доволен, что не ошибся, когда предположил, что имеет дело с достойным человеком. Тем не менее он спросил:
– Что-нибудь видели?
– Да буквально все, – ответил Павел Петрович.
– Оружие?
– Конечно и оружие тоже.
Здесь в разговор вступил Жан. Он достал салфетку и написал: ТТ 1963.
Старший с интересом посмотрел на Жана, достал из кармана блокнот, полистал его, а затем сказал: «В самом деле и по нашим данным у преступника пистолет ТТ 1963 года. Как вы успели это рассмотреть уму непостижимо?»
Жан скромно пожал плечами, но не без основания решил, что заработал право на перемещения вместе с сотрудниками милиции. Он успел несколько раз проехаться по залу, когда его перехватила Мари и сообщила, что они могут ехать домой. Жан не возражал. Он любезно попрощался с Игорем Андреевичем и выкатился на улицу. До дома ехали молча. Каждый думал о своем, хотя у дам мысли были в некотором роде общие. Мари вспоминала в трудные минуты Бисмарка, а Эльза, конечно, своего Алика. Павел Петрович думал о жизни и чудесах, которые постоянно случаются и не дают покоя. Жан был единственным в команде, кто ни о чем не думал, а наслаждался пережитым событием.
Приехали домой не так поздно. Мари то и дело смотрела на Жана. Никогда раньше она не видела его таким радостно-возбужденным. Именно таким словосочетанием она могла определить состояние мужа и очень хотелось узнать причины этого явления. После приключений в ресторане ложиться спать не хотелось, хотелось обсудить все, что произошло, и тут всеобщее внимание привлек Жан. Из одного кармана он одну за другой извлек две гильзы, а из другого бережно достал небольшую стеклянную колбу с притертой пробкой. Нежно погладив ее он торжественно заявил: «В нашем обществе еще ни у кого не было воздуха с криминальной разборки. Кто-то должен был сделать это первым и первым это сделал я».
– Воздух – ладно, – теперь Павел Петрович вспомнил, как посетители ресторана здорово струхнули, и только Жан сохранял абсолютное спокойствие. Он кинулся на помощь полицейским, катался по залу в поисках вещественных доказательств. А на самом-то деле, каков фрукт! – Здесь он с уважением посмотрел на гостя.
На следующий день Павел Петрович отвез гостей в аэропорт. В самолете Жан быстро задремал и ему приснилось, как он большим клетчатым платком вытирает нос председателю общества антикваров. Тот сопротивляется, машет руками и ногами, но сделать ничего не может, так как Жан проворнее и сильнее.