Часть II. День второй: Призрак профессора
Глава 9
Утром следующего дня участковый Коломойцев встал ни свет, ни заря, однако на удивление бодрым. То ли хорошенько выспался, то ли настойка на скорлупе кедровых орешков благотворно подействовала, но факт остаётся фактом: несмотря на помятый вид, чувствовал он себя относительно неплохо.
Наскоро собравшись, Петрович тихонько выскользнул из дома. Не хотелось будить жену и выслушивать её нудные однообразные попрёки. Вечером он опять приполз в зюзю пьяный, нёс всякую ахинею, грозился кому-то неведомому (мы-то точно знаем, кому), обзывал коброй в очках (тоже знаем, кого), матерился, как сапожник. Сам-то он, конечно, ничего этого не помнил, но интуитивно чувствовал, нет, даже знал наверняка, что утренний разговор с женой ничего хорошего ему не сулит.
И вот, торопливо вышагивая в сторону своего пикета, Петрович размышлял о том, стоит ли опохмелиться сейчас же или обождать чуток, когда станет дурно. Пока же было вполне терпимо. Заодно он пытался припомнить, куда подевался его планшет с протоколами, составленными на нарушителей порядка. Не электронный, конечно, а самый обычный кожаный планшет, военного образца, какие были у советских офицеров.
Войдя в свои апартаменты, Петрович обнаружил и планшет, и листки протоколов, разбросанные на столе, под столом и по всему полу кабинета. Потом он принялся обшаривать все углы, шкафы, сейфы и тайные "закрома", констатируя в итоге, что в любом случае похмелиться ему не удасться - нечем.
Раздосадованный, он опрокинул в рот содержимое бутылки, в которой ещё вчера была та кедровая настойка, обсосал шелуху от орешков и с отвращением выплюнул их в урну.
Получилось не очень метко - половина скорлупок разлетелась по линолему. Вроде бы и неплохо началось утро, а всегда найдётся что-нибудь такое, что подпортит настроение...
О вчерашнем происшествии он вспоминал уже без злости, даже с юмором.
"Нервничать надо меньше, - увещевал сам себя Петрович, - здоровье дороже!".
И рьяно принялся разбирать бумаги своими непослушными трясущимися пальцами. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Тремор давно стал для него привычным явлением, можно сказать, хроническим.
В половине девятого заиграла мелодия на мобильнике - трэк из кинофильма "Брат-2": "Полковнику никто не пи-и-ише-ет…". Это означало, что звонит старший участковый Власов.
Петрович выругался и прислонил ухо к телефону:
- Здравия желаю, товарищ майор!
- Здарова. Как дела?
- Нормально, как у индейца.
- В смысле?
- В прямом! Кругом одни вожди и народ с голой жопой…
- Понятно. Опять с утра на грудь принял?
- Да не, блин, я вообще решил завязать…
- Ладно, потом об этом. Ты пробил ту хату? А то заказчик ждёт, звонил уже.
- А то. У меня, сам знаешь, на участке всё под контролем…
- Ну, и что там? Давай, говори по делу! Без этих своих прибауток! Вечно тянешь кота за...
Майору Власову было невтерпёжь поскорее отделаться от Акчурина, назойливо требующего результата этой негласной проверки. У службы участковых и без того забот - вагон, а тут ещё прокурорские со своими "секретными спецзаданиями"...
Власов уже успел навести необходимые справки о владельце квартиры и был в некотором смысле раздасадован полученной информацией. Он уже довёл её до Акчурина.
Осталось выяснить основное: кто обитает в той квартире?
Ответ мог дать только Коломойцев, который вместо того, чтоб чётко и лаконично изложить суть, начал выделываться - индейцы какие-то. Нашёл время играться...
А Петрович, чувствуя себя на высоте, намеренно бравировал, мол, что б вы без меня делали, салаги? Сидите там, бумажки перебираете, картотеки. А я тут такое откопал, что вы ахнете! В "хате"-то этой вашей зычара матёрый залёг - "откинулся" досрочно! И никто, кроме участкового Коломойцева ни сном, ни духом...
Власов же вовсе не разделял веселья свого подчинённого и потерял, наконец, всякое терпение:
- Ваня! Ты в натуре бухой, что ли? Я уже не шучу! Быстро выкладывай всё, что узнал!
- Да ладно. Чё сразу бухой-то? - обиделся Коломойцев. - Короче. Тот зэк, чью фотку ты мне показывал, Белогуров, походу освободился досрочно. Он вчера в той хате был. Наверно, и ща ещё там...
- Стоп! - резко остановил его Власов. - Не понял. Кто освободился?
- Ну, этот... хозяин квартиры. Белогуров. Григорий Вениаминович, блин, хер выговоришь...
- Какой, на х**, Белогуров?! Какой, ёпт, Григорий Вениаминович!?
- Обыкновенный... В халате и золотых очках. С тростью, на змею похожей...
- Слышь, Ванёк, - очень серьёзным тоном перебил его майор, - вот скажи мне, ты е**нутый? Или из меня хочешь е**нутого сделать?
- В смысле, товарищ майор? - испуганно и удивлённо спросил Коломойцев.
- Без смысла! А точнее, в том самом смысле, что если через двадцать минут тебя не будет здесь, в моём кабинете, я подам на тебя рапорт о твоём несоответствии и уволю к едрене фене! Бегом сюда!!! - рявкнул Власов и бросил трубку.
После этих слов в груди у Петровича сначала всё сковало холодом, потом противно заныло, защемило...
Он, двигаясь бессознательно, по инерции, или, как теперь принято выражаться: на автопилоте - запер двери пикета и направился неровной походкой к дороге...
Благо, свежий воздух возымел своё животворное действие, понемногу приводя беднягу-участкового в чувство. Он не мог понять, что сделал не так, и почему столь резко и люто ополчился на него Власов. Что за всем этим скрывалось? Понятно одно: произошло какое-то роковое событие, недоразумение. Но какое?
Надо было спешить, но прежде, чем поймать такси, попутку, всё равно что, хоть рейсовый автобус, он, однако, решил-таки завернуть к тому дому и попытаться ещё раз проникнуть в злополучную квартиру.
Участкового мучили жажда и одышка, испарина покрыла лоб, мучительно ныло в затылке. "Нет. Зря не похмелился, напрасно. Всё ж бы полегче было", - подумал он, продолжая гадать, чем именно провинился перед начальством.
Вторая попытка докопаться до истины вообще не принесла ни малейшего успеха.
Коломойцев так же, как вчера, приблизился к двери подъезда и нажал кнопку с цифрой "7" на домофоне - ответа не последовало. Он нажал ещё раз, и ещё, и ещё - всё без пользы. Тогда участковый отошёл шагов на двадцать от дома и попытался разглядеть что-либо в окнах седьмой квартиры, но они оказались плотно зашторены, и никакого мало-мальски движения заметно не было.
Тупая игла, со вчерашнего дня засевшая в сердце Петровича, снова дала о себе знать - шевельнулась, причинив неведомое доселе страдание. Выражение обречённой, скорбной тоски легло печатью на его лицо, придав ему какой-то новый, кирпичный оттенок.
Шаркая ногами и морщась от боли в груди и затылке, участковый побрёл к проезжей части, куда-нибудь поближе к автобусной остановке…
Глава 10
Подразделение службы участковых полицейских микрорайона, куда прибыл наш горемыка - старлей Коломойцев, располагалось на первом этаже обычного пятиэтажного жилого дома.
В помещении царила привычная утренняя суета. Петрович шёл по коридору с тем же мученическим выражением на мокром от пота лице, не реагируя на приветствия и шутки коллег.
За то короткое время пути, пока он добирался сюда, ноющая боль в области затылка сменилась на жуткую сверлящую. Дурное предчувствие неминуемой беды целиком поглотило его, сковав волю и подавив все остальные чувства. Он даже не пытался объяснить себе причины этого ощущения, двигаясь, словно по инерции, безразлично готовый к любой участи.
Без стука вошёл он в кабинет своего начальника. Майор Власов насмешливо, но с затаённым раздражением уставился на подчинённого и, помолчав с полминуты, спросил с напускной доброжелательностью:
- Ну, давай, Ванёк, ещё раз попробуем. С самого начала. Где ты вчера был? И кого видел?
Петрович скривил лицо и тихо, с запинками, произнёс:
- Ходил по тому... адресу, какой ты мне дал... А там старик… В халате. В очках. Короче… тот зэк, кого ты мне на фотке показал... Дед сказал, что он Бело...гуров Гри... ик! ...горий Вени... Венианими... мович. Я паспорт проверил... всё так, он и есть... тот самый. Только... солидный, как будто не с зоны... И наглый... как чёрт...
- Вот именно, Ваня, что чёрт. Допился ты, дружище, до чёртиков!
Коломойцев посмотрел на старшего равнодушно. Ему было очень плохо: жалило в груди, давило сзади на шею. И ко всему этому примешался какой-то парализующий панический страх. Он молчал и только морщил лицо.
Власов, тоже помолчав, вдруг повысил голос:
- Нет. Вот ты мне всё-таки скажи. Или ты пропил последние мозги и к тебе вчера забегала "белочка"? Или ты стоишь и в цвет п***ишь мне?! Никуда ты не ходил и всё это выдумал! Болт забил на мою просьбу! Умер твой Белогуров! Нет его!
Петровича шатнуло в сторону, будто от удара. Он ещё сильнее сморщился, поднял глаза на майора и чуть слышно спросил:
- Когда? Ночью?
Старший впился в него взглядом и рявкнул:
- Неделю назад!
И добавил веско:
- Ёпт!
Глава 11
Лицо Петровича вытянулось. Где-то глубоко в его сознании ещё теплилась надежда, что майор пошутил, но тот безжалостно и неумолимо продолжал:
- Пришёл ответ на мой запрос из ИЦ. Там не ошибаются. Но я всё равно решил перепроверить и с утра позвонил в зону, где сидел Белогуров. Там подтвердили: да, мол, скончался от естественных причин неделю назад. Если точно, то сегодня восьмой день пошёл. Я, для верности, это же не игрушки всё-таки - прокурору докладывать, взял, да и позвонил в ЗАГС. И там то же ответили. Даже номер свидетельства о смерти продиктовали. Вот так, Ванёк... Ваня! Иван! Ты чего?!
Коломойцев уткнулся лбом в стену, видимо, чтобы не упасть, и схватился рукой за грудь. Глаза его, широко открытые, словно остекленели - Петрович уже не слышал окрика майора. Силы покинули его…
Теряя сознание, он вспомнил картины вчерашнего дня, и страшная догадка пронзила его мозг. Высокий старик с породистым лицом аристократа и царственными замашками, золотые очки, перстень, стальной халат, чёрный бант, турецкие туфли, презрительный ледяной взгляд, смертоносный, как у змеи, и бронзовая же змея на ручке трости. А главное, в ушах явственно прозвучали слова, сказанные не просто самоуверенно, а с полным осознанием своего всесилия: "Вы представить себе не можете, с каким огнём вздумали играть...". Не осталось никаких сомнений, что судьба привела его, участкового Коломойцева, в лапы к самому князю тьмы, посетившего их городок в образе воскресшего зэка!
Он попытался сказать это майору, который, вскочив со стула, подбежал и принялся тормошить его. Но губы лишь беззвучно пошевелились...
Откуда-то издалека до него донёсся крик:
- Ваня, бля! Только этого не хватало! Что?! Сердце!?
В затухающем сознании Петровича шевельнулась напоследок озорная мысль: "Эх! Зря не похмелился…".
А майор, оставив Коломойцева, распахнул дверь кабинета и заорал на весь коридор:
- Скорую! Срочно звоните в "скорую"! Коломойцеву плохо! - и замер на пороге...
По коридору уверенным шагом прямиком на него надвигались трое дюжих мужчин в гражданском, или, как раньше говорили, в штатском, один из которых, улыбаясь, пророкотал густым басом:
- А мы уже здесь! Это кому тут плохо? - и одновременно, на ходу, поднёс к носу Власова удостоверение с крупным золотым тиснением на обложке: "ФСБ России"...
В кабинете, за спиной остолбеневшего майора что-то массивное грохнулось на пол.
Как Вы уже догадались, это было бесчувственное тело участкового уполномоченного Коломойцева Ивана Петровича…
Глава 12
В то самое время, когда бригада скорой помощи загружала носилки с злосчастным участковым в реанимобиль, а трое чекистов, не удовлетворившись объяснениями майора Власова, приготовились его паковать, в кабинете районного прокурора Губанько В.Д. старший помощник Акчурин Р.З. отчитывался о результатах выполнения своей секретной, но нам-то уже известной, миссии.
Он доложил, что квартира, указанная на вчерашнем конверте, действительно числится за Белогуровым Г.В., якобы отправителем письма. А также, что этот Белогуров был арестован более десяти лет назад и впоследствии осуждён на пятнадцать лет колонии строгого режима. И что Белогуров фактически не мог прислать ничего подобного не только потому, что отбывал наказание, но и вследствие того, что скончался в колонии восемь дней назад от инфаркта миокарда. Эти сведения из трёх достоверных источников Акчурину передал рано утром по телефону старший участковый Власов.
Сам же старший помощник прокурора Акчурин успел кроме того выяснить, что до ареста Белогуров Григорий Вениаминович, доктор медицинских наук, профессор, проживал в Междуреченске по означенному на конверте адресу. Работал он в должности главного врача межрайонного психоневрологического диспансера, расположенного в соседнем городе - Базлани, приезжая каждый день из Междуреченска на служебном автомобиле. А потом он был арестован и осуждён по нашумевшему, резонансному делу о взятках, должностных злоупотреблениях, хищению бюджетных средств, а также сексуальных домогательствах в отношении беспомощных пациентов клиники, среди которых, страшно сказать, были даже несовершеннолетние...
Чёрт! Вспомнил прокурор Губанько и эту фамилию, и то уголовное дело...
Да. Десять лет назад слышал он о деле профессора Белогурова. Мало того, сам оказался невольным участником данного разбирательства, весьма туманного, если не сказать - тёмного.
Поначалу совесть нет-нет, да и вступала в противоречие с чувством долга. Но постепенно, с годами, гнёт государственных интересов и задач выдавил из его памяти далеко не самые приятные воспоминания.
Собственно, он к этому делу и отношения-то прямого не имел. В ту пору он тоже служил в Базлани. В должности заместителя тамошнего районного прокурора. Он не сопровождал это уголовное дело, не представлял сторону обвинения в суде. Лишь однажды его вызвал прокурор и сунул ему увесистое обвинительное заключение. Молча. Без объяснения причин. Как говорится, надо, Федя, надо...
Обычно эти самые заключения, которые подсудимые называют нецензурным, но метким словечком - "объ*бло", утверждают сами прокуроры муниципальных районов. По сути-то вся процедура - лишь чисто процессуальная формальность. Если нет совсем уж вопиющих грамматических ошибок.
По делам особой важности работает Следственный комитет. Его сотрудники и готовят обвинительные заключения, содержимое которых предварительно многократно согласовывается с прокуратурой аж с самой начальной стадии дела. Процессуальный контроль за ходом расследования также осуществляет прокурор.
Передача уголовного дела в суд, как правило, вопрос заведомо решённый. И, утверждая обвинительные заключения, прокуроры их, как за здрасти, даже не читают. В лучшем случае - бегло просматривают.
Но бывают такие случаи, когда уголовное дело по каким-то причинам не содержит никаких весомых доказательств, все обвинения откровенно высосаны из пальца и не подкреплены ничем, а порой, хуже того, попахивают явной фальсификацией улик. И об этом тоже хорошо извещены и прокуратура, и суд. Обычно это мотивировано, как говорится, указанием сверху и объясняется государственной необходимостью. Тут никакой районный прокурор или судья не возьмёт на себя мужество повлиять на исход дела, руководствуясь принципами справедливости и законности. Да и не смогут, что греха таить. Короче, надо, Федя... Надо!
Однако, пачкаться при этом никто желанием не горит. Мало ли, как и чем оно впоследствии обернётся. Руки должны быть чисты - это каждый ребёнок знает. Вот и поручают делать грязную работу другим: прокуроры - своим замам, а суды - судьям, что пониже рангом...
Дело профессора Белогурова было именно таким случаем. Честно говоря, шито белыми нитками - чистейшей воды "заказуха".
Вот базланский районный прокурор, обезопасив себя от вероятного риска когда-нибудь попасть в эпицентр скандала или стать главным героем подобного триллера, просто, без лишних слов, взял, да и сунул папку с увесистым, но более, чем сомнительным обвинительным заключением нашему герою - Губанько! На, мол, сам понимаешь и знаешь, что делать. Словом, поступил не как Пилат Понтийский, умыв руки, а куда мудрее…
Теперь Губанько, сам став пять лет назад прокурором Междуреченского района, переехав из соседней, более крупной, перспективной и респектабельной Базлани, поступал точно так же. Совал все "филькины грамоты" по дутым и липовым делам либо Кузьменко, либо кому другому. Кроме Лядских. Больно уж скользкий тип этот Юрий Николаевич…
А тогда он, Слава Губанько, был еще молод. Изучая заключение по Белогурову, он и сам в душе искренне возмущался явной "подставе", неприкрытым мухляжам и шельмованию, которые позволил себе следственный орган. С огромным усилием и горечью в душе заставил он себя тогда поставить свою подпись... Чтобы следом забыть, найти себе массу оправданий и убедить самого себя в собственной правоте: дыма без огня не бывает и всё такое прочее, профессор сам себя погубил - сел не в свои сани, полез на рожон…
Далее, под грузом обязанностей, служебных и семейных проблем, Губанько всё реже вспоминал эту неприятную историю. Тем более, что подобных случаев за десять лет было весьма и весьма немало. Постепенно даже фамилия профессора забылась...
И вот на тебе!
Ну, почему именно сейчас? Сейчас, когда и без того на прокурорские плечи пало столько тяжести: и сотрудники чудят, и жена блажит, и дома чёрт-те чего творится, и дочь...
Что это ещё за послание с того света? Что за хулиганские выходки? Намёки? Тюремная пайка для прокурора? Может, угроза? Но от кого?
Мозг прокурора вскипал. Бессилие только разжигало гнев, переходящий в ярость. Найти! Всё выяснить! Наказать!
"А за что?" - этот вопрос поставил его в тупик. Но ненадолго. Выход из этого тупика был один: главное - найти! А за что посадить - найдётся!
Но нет, не тупик это был, а лабиринт. Навалилась масса вопросов: как найти? кому поручить? Да и как объяснить? Прямо так: мол мне два куска хлеба какой-то идиот послал? Чтобы самому при этом идиотом выглядеть? Любая огласка - позора не оберёшься. Ещё Лядских этот, чёрт бы его подрал, всё знает. И дура-Сытник тоже... Б***ь! Что же делать? Губанько залихорадило...
Он так погрузился в свои тяжёлые и тревожные думы, что совсем забыл об Акчурине, который молча сидел у стола и изумлённо смотрел на шефа.
А как было не удивляться? Лицо прокурора, сначала преисполненное глубокой скорбью, вдруг стало гневным, побагровело. Вздулись вены на шее и висках. Желваки заходили ходуном. А обычно нахально-весёлые глаза вдруг стали меняться с немыслимым контрастом: в них то играла сумасшедшинка, такая шальная и бесшабашная, то воспламенялась бешеная ненависть, то неожиданно всплывало затаённое несчастье и роковая обречённость...
- Товарищ полковник, Вам плохо? - Ринат, наконец, решился прервать явно затянувшуюся паузу.
Он обратился к Губанько по званию, тождественному рангу юстиции, хотя это было непринято. Но в данном случае, чем короче сказано, тем лучше: слишком уж неважно выглядел старший советник юстиции.
- Что? - Губанько словно очнулся от беспамятства.
Не ответив на вопрос Акчурина, он испытующе посмотрел на него.
Тот, сообразив, что от него хочет шеф, продолжил:
- С минуты на минуту жду информации от ребят из полиции: кто проживает по этому адресу или бывает там.
Прокурор помедлил, раздумывая, и сказал:
- Хорошо, Ринат. Иди. Через час доложишь.
И добавил вслед уходящему:
- В любом случае, даже если результат нулевой, проинформируй меня через час.
- Слушаюсь, товарищ старший советник юстиции!
Глава 13
Покинув кабинет прокурора, старший помощник Акчурин заглянул к себе, в свой маленький кабинетик, который он делил с другим старшим помощником - Абубекеровым.
Несмотря на то, что они в общем-то были приятелями, звонить майору Власову в присутствии коллеги Ринат Зелимханович не решился. Больно уж тонкое дело, щепетильное. А ну, как Абубекеров начнёт проявлять любопытство?
Поэтому Акчурин, набросив куртку, ушёл из здания прокуратуры и направился на парковку к своему автомобилю.
Там, в уютном салоне, Ринат закурил, достал мобильный телефон и набрал номер Власова. Однако привычных гудков не было - вместо них сработал автоответчик. Акчурин разочарованно выпятил нижнюю губу и решил подождать минут пять...
Откуда ему было знать, что эти пять минут абонент, с которым он пытался связаться, то есть старший участковый, майор Власов, пребывая в состоянии полушока, тщетно старался внимать инструкциям сотрудника ФСБ.
Последний не грубо, но настойчиво увещевал:
- Майор! Возьми себя в руки! Ты что разнылся, как тёлка? В дерьмо залез сам? Значит, сам и выкарабкивайся! Будь мужиком! Может тебе коньяка налить?
Власов отрицательно замотал головой, жалобно, по-собачьи глядя снизу вверх на здоровенного чекиста. В отличие от своего конфидента - Акчурина, нижняя губа у майора не выпячивалась, а дрожала, словно под действием электрического тока.
И было отчего…
Минут за сорок до этой трогательной сцены, а именно в тот момент, когда участковый Ванёк Коломойцев распластался на полу, нежданные-негаданные гости, грубо втолкнув Власова внутрь его же кабинета, начали там по-хозяйски распоряжаться.
Один из них присел на корточки возле Коломойцева, взял его руку и пощупал пульс. Второй начал копаться в бумагах старшего участкового. А третий и, видимо, главный, сверля своими колючими, проницательными глазами лицо майора, словно, прощупывая ими и мозг его, и память, и душу, как-то одновременно жёстко и насмешливо спросил:
- Что? Не вовремя мы, да? А так хорошо всё у тебя начиналось - почти избавился от подельника! Но! Не успел... Прокололся, бывает...
Майор Власов, совершенно сбитый с толку происходящим, неуверенно и робко запротестовал - затянул какое-то маловразумительное оправдание. Из его сбивчивого мычания можно было разобрать только то, что он якобы не понимает, о чём идёт речь.
Тогда чекист сформулировал вопрос прямо:
- С какой целью ты поручил своему человеку следить за профессором Белогуровым?
- Бе-ло... - промямлил Власов, - гур-о-вым? Гэ? Вэ?
Во рту майора пересохло, а в уголках губ появились маленькие капельки густой пены. Язык едва ворочался и вместе с губами издавал нелепые до смешного, чвакающие звуки, словно кто-то шлёпал по болоту в ластах.
Гость в штатском налил ему стакан воды из пластиковой бутылки, которая служила вместо графина и стояла на столе. Затем сунул стакан майору и приказал:
- Пей!
А следом добавил с шутливый интонацией:
- Надеюсь, ты не этим отравил своего приятеля? - и игриво кивнул в сторону лежащего, возле которого возился эфэсбешник.
Власов в ответ глупо осклабился и отрицательно замотал головой, выдавив из себя:
- Я... Н-нет... я н-не отравил. Он... это... сам... значит... вот.., - залпом выпил из стакана, держа его обеими дрожащими руками.
Гость, назовём его "Представительным", сделал очень серьёзное лицо и не менее серьёзным тоном произнес:
- Надеюсь не только на это. А ещё и на то, что ты понимаешь для себя всю сугубую важность этого момента. Ты же понимаешь?
Майор униженно, часто-часто закивал.
- Для начала неплохо, - продолжал Представительный. - А также, что спасти тебя могут только абсолютно искренние ответы на мои вопросы. Ты ведь расскажешь всё, что знаешь?
Власов ещё покивал, по-холопски ссутулившись, будто раскланиваясь, и вытянул шею вперёд: мол, я очень внимательно слушаю, и всё, чего ни пожелаете, исполню в точности, расскажу, как на духу…
- Итак, кто тебе приказал войти в контакт с профессором Белогуровым?
- Акчурин! Ринат Зелимханович! Из прокуратуры! - выпалил Власов. - Он через моё начальство велел всё узнать про Белогурова, и кто живёт в его квартире. Я не знаю, зачем…
В дверь кабинета постучали. Прибыла "неотложка".
Представительный жестом велел Власову замолчать, кратко отдал распоряжение своему сотруднику сопроводить Коломойцева в больницу и быть при нём неотлучно вплоть до особых указаний.
Когда Петровича вынесли на носилках, в кабинете остались трое: Представительный, его помощник и, разумеется, майор Власов, который продолжил прерванный рассказ:
- Акчурин - старший помощник прокурора, то есть Вячеслава Дмитрича Губанько. А зачем им знать про умершего, мне не сообщили ничего… А ещё, я всё скажу, как было, Вы даже не сомневайтесь, а ещё Акчурина-то принимал по этому поводу мой начальник… Это начальник милиции… ой, полиции, то есть, общественной безопасности при ОВД. А фамилия у него - Кожура! Это фамилия такая…
- Стоп токинг! Ничего себе, как тебя прорвало, - остановил Представительный затараторившего Власова, который, судя по всему, стал приходить в себя и застыл в той же холопской позе, весь превратившись в внимание.
- Начальника твоего... как говоришь? Кожура? Ох, какая хорошая фамилия! Знатная! Особенно по нынешним временам… Короче, начальника твоего мы ещё за яйца возьмём. А вот про какого-такого умершего ты сказал?
- Как, то есть? Про Белогурова, конечно... - пролепетал Власов.
Чекисты молниеносно обменялись взглядами. Несмотря на отработанные до совершенства навыки по части самоконтроля и конспирации, у обоих в глазах промелькнуло недоумение вкупе с тревогой.
Представительный, бросив помощнику: "Останься с ним", сам проворно выскользнул в коридор, на ходу доставая из кармана мобильник...
Однако уже через пару минут он вернулся, спокойный и с играющей на лице ироничной полуулыбкой. Подмигнув многозначительно помощнику, он наигранно разочарованно произнёс:
- Ну-у-у, я так не играю… Вот как вы, значит! Мы к вам со всей душой, а вы нас тут, оказывается, за ё*нутых держите...
И, состроив свирепую гримасу, внезапно рявкнул:
- Майор! Кого-кого, а меня ты х** на**ёшь!
При этом он так сверкнул очами на Власова, что тот задрожал, как осиновый лист, а на лице застыло искреннее недоумение, что никак не мог не заметить Представительный.
Возникла обоюдная неловкость. Чекист соображал, как лучше повести дальнейший разговор. И, наконец, спросил:
- Мы говорим об одном и том же человеке? О профессоре Белогурове Георгии Вениаминовиче?
- Д-да, - с честным видом ответил Власов.
Представительный достал из внутреннего кармана куртки фотокарточку и предъявил майору, точнее резко сунул ему под нос:
- Вот об этом?
Власов подобострастно вгляделся и утвердительно закивал:
- Да-да-да... О нём...
- Тогда с чего ты взял, что он умер?
- Как же? Я запросы делал. В Инф.., короче, в ИЦ, ну Вы знаете, что это... Я сам даже в зону позвонил, где он сидел, где и умер, Белогуров Греор... Ве-вени... И в ЗАГСе сказали...
Тут его глаза в ужасе расширились! Кадык судорожно задвигался, пытаясь одолеть застрявший в горле комок. Майор опять сбился и, заикаясь, заговорил, будто на него снизошло откровение из высших сфер сущего:
- Ва-ня, Иван Ко-Коло… мой. Мой уч-частковый... Он же... Знаете... Он мне тоже с-сказал... Это кого с-скорая увез-зла... А я не по... Я не пове-рил...
- Ну-ну, что он тебе сказал? И какая ещё, на хер, зона?
- Что Бе-бе-логуров жив! Этто же ч-чёрт з-знает, что... Он же, Ваня, пр... правду мне гов-ворил. А я не верил... И орал... на него...
Тут-то и затряслась нижняя губа майора Власова…
Глава 14
Представительный о чём-то крепко задумался. Он расхаживал неторопливо по кабинету старшего участкового, который сидел на стуле с жалким и потрёпанным видом, шмыгая носом, как школьник-хулиган на заседании педсовета. Представительный поглядывал на него искоса и периодически подмигивал озорно своему помощнику, или напарнику - нам неизвестно.
Напарник догадался, что Представительному удалось прийти к верному умозаключению - слишком спокойным он казался, а взгляд стал загадочно-ироничным.
Однако, версия, будучи неподтверждённой, пока так и остаётся всего лишь версией, даже если взят верный след. Это Напарник (будем звать его так) тоже прочитал в плутоватых глазах коллеги.
- Дай-ка, радость моя, - обратился Представительный к Власову вкрадчивым и, одновременно, игривым голосом, - ответ из Информационного центра. Где он у тебя? Давай его сюда. Давай-давай-давай...
Власов непослушными руками зашарил по карманам, потом потянулся к столу и жалобно, словно опасаясь, что его ударят, промямлил:
- Он там, в но... в ноутбуке...
Ноутбук и мобильный телефон Власова лежали на краю стола - их как раз изучал в это время Напарник.
Представительный подвинул ноутбук поближе к майору, и тот начал тыкать дрожащим пальцем в клавиши.
Наконец ему удалось отыскать и открыть нужный файл.
Представительный нетерпеливо пробежал глазами по документу на экране и вдруг громко, буквально оглушительно, хлопнул в ладоши!
Это было так неожиданно, что Власов, подскочив на стуле, едва не загремел на пол и быстро втянул голову в плечи, как это обычно проделывают напуганные черепахи. Напарник же при этом удивлённо вскинул голову, но, увидев торжествующий взор Представительного, едва заметно улыбнулся.
- Ясно! - веско сказал главный, но следом уже разочарованным тоном подытожил. - Что ни хера не ясно...
Впрочем, сотрудникам "конторы" нужно было действовать оперативно. Наверняка начальству в ОВД либо уже доложили, либо вот-вот доложат, что в пункте участковых микрорайона творится нечто из ряда вон. Тогда начальник ПОБ Кожура предупредит Акчурина, и взять всех, как говорится, по-горяченькому уже не удасться.
- Поехали! - скомандовал Представительный. - Ты, солнце, тоже проедешь с нами. Что? Что такое?
Майор Власов зажмурил глаза, как будто собрался расплакаться, и, как маятник, начал раскачиваться на стуле из стороны в сторону.
- Да не ссы ты, казак. Атаманом будешь! - глумливо, но ободряюще принялся увещевать Представительный, похлопывая своей внушительной дланью по загривку раскисшего майора полиции, отчего тот содрогался всем телом. - Ты ж нам так помог, что мы за тебя яйца вырвем и Акчурину твоему, и Кожуре, а там, глядишь, и в начальники РОВД тебя определим... Давай-давай, не выкобенивайся!
Звонок сотового телефона заставил всех повернуться к его источнику, лежавшему на столе. Напарник нажал на "сброс" и доложил:
- Это Акчурин. Сейчас, наверное, перезвонит.
- Ес! - воскликнул Представительный и со всей серьёзностью обратился к Власову, почти вплотную приблизив к нему массивный лоб. - Сейчас резко успокоился! Понял? Он позвонит. Ты ответишь. Повторяю - спо-кой-но!
Власов беспомощно посмотрел на Представительного...
...Итак, последний, как уже было отражено в предыдущей, тринадцатой главе, не грубо, но настойчиво "уговаривал":
- Майор! Возьми себя в руки! Ты что разнылся, как тёлка? В дерьмо залез сам? Значит, сам и выкарабкивайся! Будь мужиком! Может тебе коньячка налить?
Власов отрицательно замотал головой, жалобно, по-собачьи глядя снизу вверх на здоровенного чекиста. В отличие от своего конфидента - Акчурина, нижняя губа у майора не выпячивалась, а дрожала, словно под действием электрического тока.
Представительный подал знак Напарнику. Тот подошёл к майору и дал ему понюхать какую-то жидкость в пластмассовом пузырьке.
Менее, чем через минуту истеричное состояние заметно отпустило майора. А Представительный, выставив указательный палец, принялся нравоучительным тоном твердить:
- Твоя задача - назначить или согласиться на встречу! Скажи, что типа нетелефонный разговор, и спроси, куда подъехать. Лишнего не болтать!
Власов на это молча утвердительно кивал. Дробно так, часто, с пониманием.
Акчурин, однако, не заставил себя долго ждать. Раздался звонок. Чекист-Напарник нажал на "громкосвязь" и приблизил аппарат к подбородку Власова. Представительный жестом велел начать разговор.
- Слушаю, - произнёс Власов глухо, зато более или менее спокойно.
- Здорово, - ответил Акчурин, - Есть новости?
- Да. Не по телефону. Куда подъехать?
- Так, - Акчурин помолчал, прикидывая, - давай на парковке возле гипермаркета. Только быстрее, а то шеф на психе уже.
- Еду... - тихо сказал Власов, и Напарник отключил телефон.
- Умница! - похвалил Представительный. - Цены тебе нет. Всё! Поехали!
- М-м-м, - Власов сморщил лицо, дав понять, что ему очень не хочется куда-то ехать и тем более встречаться лицом к лицу с Акчуриным.
- Ну ты чё, майор? Сказал: А - говори: Б. Это не обсуждается. Едем!
Власов колебался.
- Ну, хорошо. Просто посидишь где-нибудь. А мы сами с ним перетрём, - дружелюбно "уступил" Представительный, и в глазах Власова проступила тень надежды.
Он неловко поднялся со стула и, пошатываясь, сделал пару робких шажков.
- Оп! - с наигранным весельем Представительный осмотрел майора. - Нормально! А теперь угадай-ка: на чьей машине мы поедем?
Штаны майора сзади в области бёдер были насквозь мокры…
Глава 15
К месту встречи с Акчуриным Представительный и Напарник прибыли вдвоём на своём авто. Машину майора они оставили напротив здания местного отдела своей "конторы", а самого Власова передали с рук на руки междуреченским коллегам, задержав его до выяснения всех обстоятельств. Вернее - неофициально попридержав… Однако мобильник майора чекисты, естественно, прихватили с собой.
Парковочная площадка для клиентов гипермаркета была весьма обширной - не по меркам провинциального городка. Но машин было немного.
Опытным глазом чекисты сразу определили интересующий их объект и припарковали свой автомобиль рядышком с акчуринским.
Представительный молча взглянул на напарника. Тот так же молча нажал в телефоне нужную опцию - пошёл вызов. В соседнем автомобиле заиграла мелодия. Там же и, одновременно, в динамике мобильника послышался голос Акчурина: "Да!".
- Манда! - громко сказал Представительный, быстро и ловко вышел из своей машины, открыл переднюю дверку соседней и плюхнулся на пассажирское сиденье рядом с Акчуриным.
Напарник же при этом встал возле водительской дверки снаружи.
Ринат опешил. Старший помощник прокурора, избалованный к тому времени подхалимажем со стороны даже крупных местных чиновников, да и, что греха таить, извечно пугающим всех видом синего прокурорского мундира, он никак не ожидал подобной дерзости. И даже задохнулся было от негодования, вытаращив глаза на наглого непрошенного "гостя".
Но тот, не дав Ринату опомниться, быстро поднёс к его лицу своё удостоверение, легонько шлёпнул им по остренькому акчуринскому носику и проговорил:
- Не стоит возмущаться, юноша. Я знаю, где вы служите. И тем хуже для вас. Не говорите о неприкосновенности. Я имею особые полномочия, в том числе вплоть до вашего задержания с применением физической силы и спецсредств...
В этот момент Ринат Зелимханович издал то ли икающий, то ли сипящий звук. Но не от испуга. Испугаться он ещё не успел. Скорее от изумления.
Представительный тем временем продолжал, ни на миг не прерывая свой речитатив:
- ...Хотя, полагаю, до спецсредств дело у нас не дойдёт. Достаточно будет одной моей физической силы, - говоривший был раза в три крупнее стройного, как молодой кипарис, Акчурина, - да и это тоже не понадобится, поскольку задерживать вас я не буду. Думаю, у вас хватит благоразумия не ерепениться, а адекватно откликнуться на моё приглашение добровольно, в тёплой, дружеской атмосфере, побеседовать за чашкой чая, разъяснить кое-какие вопросы, касающиеся государственной безопасности, и, наконец, развеять наши подозрения и сомнения в отношении вашей персоны...
Эта долгая тирада возымела нужный эффект на молоденького сотрудника провинциальной прокуратуры - дух его был сломлен. Гарантированно и несомненно. Он без боя сдался на милость сильнейшего, пересел в автомобиль незнакомцев, даже забыв ключи от своего.
Представительный заботливо вынул их, закрыл окна, нажатием кнопки на брелоке включил сигнализацию.
Сев в свою машину, он нарочито любезно вручил ключи бледному, как полотно, Акчурину со словами:
- На телефонные звонки прошу пока не отвечать. Это весьма нежелательно. Лучше отключите совсем. Не волнуйтесь. Видите - мы даже телефон при вас оставили.
Представительный почти не лукавил. Фраза Акчурина, адресованная Власову по телефону: "шеф на психе", прочие слова и детали поведения обоих очевидно свидетельствовали о том, что они, включая Коломойцева, всего лишь непосвящённые в основную тайну звенья цепочки исполнителей. А вот разгадку тайны мог дать только "шеф". Да и то, если он сам не очередное звено.
Опытный чекист ни на йоту не сомневался, что легко завербует этого тщедушного и недалёкого сопляка - Акчурина, а тот не только сдаст с потрохами своего "шефа", но при необходимости станет работать, как миленький, на "контору" в качестве агента-осведомителя.
Так оно впоследствии, увы, и получилось…
Глава 16
Майор Власов сидел, понурив голову, на лавочке в маленькой комнате, почти пустой, если не считать ещё столика и двух стульев. Давно не крашенные стены с облупившейся штукатуркой, обшарпанный нечистый пол, пожелтевший потолок с лепниной, частично уцелевшей в процессе полуторавековой истории здания.
Междуреченский отдел Управления ФСБ располагался в небольшой пристройке к старинному зданию. Более ста лет назад, ещё до революции, эта пристройка служила гостиницей для купеческих приказных и мелких коммерсантов, а само здание - Гостиным двором.
Атмосфера старинной постройки угнетала и без того упавшего духом майора. Веяло от неё каким-то тленом, будто по углам прятались неупокоенные души давно умерших людей.
События первой половины дня не поддавались никакой систематизации в голове Власова.
Сначала - Коломойцев, напуганный, уверяющий, что скончавшийся в тюрьме зэк сидит себе живёхонек в барском прикиде у себя дома. Следом - сам Коломойцев с умирающим видом падает на пол. Ещё неизвестно, жив ли он сейчас.
Майор ёжился, хотя в комнатке было тепло.
Чекисты, ворвавшиеся в кабинет без видимого повода, недоговорки, шуточки, известие о том, что хозяин той, по-булгаковски "нехорошей" квартирки действительно жив и здоров - всё это довело Власова до полуприпадочного состояния. Не могли же ему враз наврать и Информационный центр МВД, и администрация исправительной колонии, и ЗАГС! Так не бывает.
В какую игру его втянул Акчурин? И игра ли это? Ничего не вяжется, не поддаётся логическому объяснению.
А вдруг это реалити-шоу? И сейчас в комнатку забегут улыбающиеся участники, подарят ему букет цветов и конверт с гонораром?
Нет! Это не он! Это не с ним происходит! Или он просто сошёл с ума? Может это не "контора", а палаты психбольницы?
Майор, заметно осунувшийся и, вроде как даже поседевший за эти полдня, вздрогнул, услышав шаги за дверью.
Вместо режиссёра телешоу или психиатра в белом халате в комнатку вошёл один из троицы, вломившейся утром в его кабинет. Тот самый, что отправился сопровождать Коломойцева в больницу: моложавый, улыбающийся, с бокалом чая в руке.
- Сидишь, майор? Отдыхаешь от службы? - весело поинтересовался он у Власова. - Правильно! Держи, - протянул чай. - Чтоб не скучно было. Хотя меня предупредили, что чаем тебя опасно поить. Ты уж, того, не подведи меня, - хитро подмигнул Власову, явно намекнув ему на сегодняшний конфуз.
Тот униженно принял бокал, но при упоминании о том, как опозорился сегодня со страху, укоризненно взглянул на моложавого (не зная имени, так и будем величать его впредь).
- А ты не злись. Виноват сам, и только сам, - сказал Моложавый.
- В чём? - хмуро откликнулся Власов.
- Как? Разве ты сам не понял ещё? Во-первых, в служебное время служебными средствами выполняешь чьи-то тайные, заведомо личные поручения. Да ещё и подчинённых в это втягиваешь...
- Прокуратура же...
- И что? Им закон не писан? Ты в своём уме? Она на то и есть, чтоб на страже закона стоять! А скажи, вот ты сам, повинуясь присяге и своему служебному долгу перед государством и людьми пробовал противостоять беспределу или хотя бы отказаться от исполнения незаконных поручений? Хоть раз? Хоть один-единственный разочек? Вот то-то...
Власов поморщился.
- Во-вторых, - продолжал Моложавый, - подчинённых своих распустил ты донельзя! Вот что он, этот Коломойцев, вчера у тебя сделал? Утром похмелился самогонкой? Потом сбегал по твоей просьбе, опять же личной? А дальше? Бумажки перебирал с полчаса и снова нахлестался в дым! Еле до дому дополз. И это сотрудник полиции?
- Но где взять других-то? Никто не идёт...
- Правильно. Никто путный и не придёт служить в этот бардак, который вы устроили! А может, лучше вообще никого, чем такого? Государство зарплату платит, надбавки всякие, социальные гарантии даёт, пенсию льготную и куда побольше, чем у работяг, которые до старости корячатся за копейки. Красота! Не жизнь, а малина! Хотя, вишь, на этот раз малина поперёк горла встала...
- А что с ним? - спохватился Власов.
- Пока в реанимации. Но жить будет! К ордену за успешное выполнение боевого задания будешь его представлять? Нет такого желания? А то у вас тут, как я погляжу, всякое возможно... Ладно. Посиди, подумай о жизни. Тебе полезно...
Моложавый вышел, а старший участковый, майор полиции Власов поставил бокал на лавочку и склонился над своими коленками, уставившись тупым взглядом в пол…
Глава 17
В том же коридоре, только в другой комнате, мало похожей на служебный кабинет, но и совсем не напоминающей обстановку той, где сидел Власов, полным ходом шла беседа.
Как Вы, полагаю, уже догадались, участниками её стали сотрудник органа госбезопасности и старший помощник районного прокурора. Первый - это тот, кого мы по своему неведению условились называть псевдонимом "Представительный", а уж второго-то мы определённо знаем как Акчурина Рината Зелимхановича.
- Чай, кофе? - радушно потчевал "фэйс".
- Спасибо, не хочется, - жеманился Акчурин.
- Ну что вы, Ринат, не стесняйтесь. Мы же не в допросной. Посмотрите, как здесь хорошо, уютно. По казённому, но уютно. Это комната отдыха - буфетная. И мы с вами отдыхаем. Общаемся, так сказать, по душам. Или опасаетесь, что я вам подсыплю в чай какое-нибудь снадобье, наподобие сыворотки правды? А? - лицо Представительного расплылась в добродушной и лукавой улыбке.
- Нет-нет, что Вы? Я и не подумал даже ничего такого, - подростковым дискантом запротестовал Акчурин, потом учтиво кашлянул, чуточку покрякал, прочищая горло, и манерно согласился. - Если не трудно, то чай.
Электронная и печатная версии этой книги - на Оzon:
- Ну вот, - довольно произнёс Представительный. - Люди, можно сказать, почти что свои, чего стесняться-то?
Толстыми, как колбаски, пальцами он ловко управлялся с чашечками, ложечками, не без изящества сервируя столик для чаепития.
- А вот скажи мне, как на духу: у вас, в этой глуши, так принято - сочетать служебные обязанности с частной детективной деятельностью?
- Нет, конечно! - Акчурин перешёл с дисканта на йодль. - Это же единичный случай. Вячеслав Дмитриевич попросил.
- Шеф?
- Ну да.
- А. Ну это нормально. Всё меняет. Вот только... Понимаешь, есть один момент. Почему именно эта квартира и этот человек заинтересовали шефа? Почему не соседняя и ни кто-либо иной, а именно эти?
Игривый прищур и доброжелательный тон чекиста, с одной стороны, располагали к себе собеседника. А с другой - глаза: маленькие, проницательные, цепкие и предельно серьёзные, они буравили до самого нутра, прожигали насквозь, прощупывали все потайные уголки сознания. Да так, что никакой полиграф и никакая сыворотка правды уж точно не потребуются.
Акчурин, у которого нет-нет, да и пробегал холодок вдоль позвоночного столба, а сердце замирало и было готово ускакать в пятки, даже не помышлял о том, чтобы соврать такому собеседнику:
- Он мне не говорил, зачем ему хозяин той квартиры. Я и не вникал. Просто попросил выяснить через ментов, и всё. Но...
Акчурин замялся.
Представительный молча и терпеливо ждал, попивая чаёк из красивой фарфоровой чашки.
- ...Я даже не знаю, как это приподнести... Короче, слух такой у нас вчера пробежал, что получил Вячеслав Дмитрич странное послание...
Чашечка в руке Представительного вопросительно замерла на долю секунды. Это было единственным, что выдало интерес, а может быть и волнение чекиста. В остальном он казался безучастным.
- Что там в нём было, я не знаю, - продолжал Акчурин, - но шеф расстроился очень сильно. Он вообще в последнее время сам не свой стал. Из-за событий в стране служебная нагрузка увеличилась. И в семье нелады, говорят...
- А в связи с чем нелады-то? - как бы между прочим поинтересовался Представительный.
- Из-за дочери, в основном. Сплетни, опять же, якобы она наркотиками увлекается не по-детски. Зря он её одну отпустил учиться в другой город. Прокурорская дочка - хотя и рискованный, но лакомый кусок для сбытчиков. При деньгах всегда. И "крыша", если что, на всякий случай. Плюс своя квартира у неё… - Акчурин глубоко вздохнул, вспомнив свою наболевшую тему, в которую влип по легкомыслию.
"А не попросить ли помочь "соскочить" с того щекотливого судебного процесса, раз уж так вышло?" - подумал Ринат. И решил: "Лучше потом. А пока надо ещё с этого крючка сорваться...".
- Ну-ну, ещё что за проблемы у твоего шефа? - вернул его из задумчивого состояния Представительный.
- Да жена его, мягко говоря, не подарок. Дочка бывшего военного прокурора, генерал-майора в отставке, а теперь ещё и общественного деятеля. Может слышали - Донской его фамилия. Он, говорят, между нами, такой невыносимый тип! Но с большими связями на самом верху. С очень большими! Всё в Москву их пытается перетянуть, но наш Губанько противится. Его можно понять - под таким тестем ему там никакого житья не будет. Ну, а супруга по этому поводу здорово истерит. Да и сам тесть ему тоже постоянно кровь подворачивает... А тут ещё пару месяцев назад случай был. Очень неприятный, причём для всех...
Представительный оживился.
- Сынок у него… Как бы Вам поточнее сказать? В общем, чересчур проблемный подросток. Не шебутной, нет. А наоборот. Такое, знаете, недоразумение ходячее с симптомами аутиста. Пятнадцатый год уже, а балбес балбесом - избалованный, инфантильный, плакса и трус. Вроде не забитый, не затюканный, а, знаете, замкнутый, что ли: тихоня с виду, голосок не подаст, короче - чмо полное, но, так сказать - себе на уме. Взял вдруг, ни с того, ни с сего, да и нагадил - соседке по парте на тетрадке мужской член нарисовал! Прямо на обложке. А девчонка - отличница, общественница и активистка общегородского масштаба. Да и родители её, скажу прямо, не последние люди в городе... Короче, между детьми конфликт вышел. В итоге до рук дошло. Естественно, учительница вмешалась. А младший Губанько и ей нахамил, да ещё и трёхэтажным матом! До директора, само собой, дошло. Родители девочки, естественно, возмутились. Ну, и все вместе ему, то есть Губанько-старшему, позвонили, рассказали про инцидент, попросили повлиять на сына, меры принять, как родитель...
Ринат опять вздохнул, помолчал и, отхлебнув чая, продолжил:
- Ну тот и принял меры... Мало никому не показалось! Во-первых, наорал на всех: попало и учительнице, и директору, и родителям девочки... А потом натравил потребнадзор, пожарников, комиссию по делам несовершеннолетних и прочее. Родителям тоже отомстил: какие-то неприятности создал по работе. В общем, наказал всех, кроме сынули. Там ведь супруга подключилась, понимаете? Нам тоже весь этот произвол не очень понравился. Но на танк не попрёшь! И что в итоге? Родители одноклассников подали коллективную жалобу - обращение в генпрокуратуру! Там отреагировали жёстко. Приезжал областной прокурор - отдрючил нас всех и в хвост, и в гриву. Губанько, конечно, больше остальных досталось, хотя с глазу на глаз - никто ничего не слышал. Но ему-то хоть за дело. А вот мне за что вставили по самые помидоры? Мол я же за несовершеннолетних отвечаю... Понятное дело, замяли всё, уладили миром. Дедуля-генерал, наверное, не дал костёр раздуть. Но всё равно - дерьма было столько, что у-у-у...мама, не горюй!
Акчурин раскраснелся. Было очевидно, что негодование и досада переполняют его - он едва сдерживался, чтобы, распалясь, не выложить все свои обиды на начальника. А накипело-то, видимо, немало.
Поэтому он хоть и скупо, осторожно, но в то же время охотно изливал душу:
- Вот я одного не могу понять. Вместо того, чтоб надрать уши своему засранцу и по человечески решить вопрос, не кто-то, а сам прокурор района взял и сотворил такую глупость: весь город против себя настроил! Это же нелогично, в конце концов, нездраво: раздувать пожар вокруг своего имени вместо того, чтобы потушить вовремя маленький огонёк. Так чему теперь удивляться, что тебе на почте всякую хрень шлют...
- Хрень? По почте? - Представительный, который с большим интересом слушал отповедь Акчурина, на этом месте оживился.
- Ну да. Я точно не знаю, может и не по почте, но вроде бы поступил вчера на имя прокурора Губанько какой-то конверт. И в нём было что-то, отчего он сам не свой стал. Вот и вызвал меня, чтобы я адрес пробил, ну тот, из-за которого я здесь теперь...
- Думаешь, этот адрес на том подозрительном письме был?
- Я не знаю. Наверное. Но, видите ли, там, говорят, не письмо было, а что-то лежало...
- Так! Посиди пока здесь. Попозже пообщаемся. Телефон выключи. Шефу своему потом соврёшь что-нибудь: машина сломалась, аккумулятор сел, в смысле на мобильном.
Представительный покинул буфетную комнату и решительно направился по коридору к кабинету начальника местного отдела "конторы" - старому своему товарищу. Вежливо постучал, сделал умильную физиономию и, приоткрыв дверь, просунул в кабинет голову со словами:
- Любезный коллега, новейшей информацией не хочешь поделиться? По братски…
Глава 18
Оперативное чутьё не изменило Представительному и на этот раз. С полчаса назад "информационный источник" из районной прокуратуры сообщил забавную, но, на первый взгляд, никчёмную информацию. Якобы прокурору Губанько через канцелярию доставили конверт с двумя похожими на тюремные пайки кусочками хлеба. Без каких-либо пояснений.
"Источник" (уж мы-то с Вами, конечно, догадались, что это был не кто иной, как Юрий Николаевич Лядских, заместитель прокурора) также указал адрес и фамилию отправителя.
Представительный облегчённо перевёл дух: запутанная головоломка была им разгадана, пазлы сошлись в цельную картину, пока не вполне ясную, но уже достаточно чёткую. Осталось только развеять кое-какие подозрения, ведь общеизвестно, что бдительность - главное оружие чекиста.
И всё-таки он не выдержал и весело, от души загоготал:
- Да-а-а... Вот это отжёг профессор! Надо же додуматься до такого! Лично я всё, что угодно, мог предположить... Нет, но так! И главное - зачем? Да уж... Нам, простым смертным, логику гения не постичь...
Созвав своих соратников: Напарника и Моложавого, он поставил им задачи на следующий день. Наблюдение за квартирой профессора пока не снимать. Рано утром поставить оперативника у здания прокуратуры для наружного наблюдения ("А чем чёрт не шутит?" - обосновал). Продолжать прослушку телефонных разговоров профессора. Оперативную видео- и аудиозапись происходящего на его лестничной площадке производить в прежнем режиме. О любых изменениях обстановки - немедленно докладывать. Ну, и так далее…
Время было позднее - шёл девятый час вечера. Надо было решать, что дальше делать с двумя невольными "дорогими гостями" - Акчуриным и Власовым.
- А ничего не делать - разогнать к едрене фене по домам и забыть, - распорядился Представительный. - Всё, что с ними можно было сделать, они сами с собой давно уже сделали. Будет с них... Однако, не мешало бы ихнему прокурору какую-нибудь хохмочку подстроить! Похоже, тот ещё гусь. Ну, да ладно, пусть пока живёт да добра наживает… Хотя чует моё сердце, что эдаким макаром наживёт он, пожалуй, себе на задницу счастье другого рода. И в самое ближайшее время...
...Майора полиции Власова и юриста второго класса Акчурина вызвали в коридор, и Представительный, прощаясь, принялся напутствовать их, можно даже сказать, что по-отечески:
- Ну, гуси-лебеди, понравилось вам у нас? Не соскучились? Может, ещё погостите? Ладно уж. Так и быть. Насильно, как говорится, мил не будешь. Так что... Летите-ка… вы… по домам! Инструкции, как себя дальше вести, вы получили. Помните, что подозрения с вас пока целиком не сняты. Про любопытный варварин нос тоже не забывайте. Понадобитесь - найду, хоть из-под земли. Полагаю, что урок пошёл вам на пользу. Не прощаюсь, а говорю: "До свидания"...
Оба незадачливых конфидента стояли, как нашкодившие пацаны, демонстративно отвернувшись друг от друга, мол, я его раньше-то знать не знал, а впредь и подавно - знать не желаю.
Представительный подал знак Моложавому, и тот повёл их на выход из районного отдела всесильного ведомства.
Глава 19
Приснопамятный междуреченский районный прокурор Вячеслав Дмитриевич Губанько к концу этого дня заметно подсдал.
"Подсдал", "подустал", "придавило" и прочее... Ох, уж этот язык улиц! Но иначе не передать действительное состояние этого человека, ещё недавно гарцевавшего по жизни и с виду успешного во всех отношениях. Именно подустал и подсдал. Потому что именно придавило.
Он впал в то угнетённо-подавленное состояние, которое граничит с отчаянием. Не паническим, как это часто бывает, с лихорадочными потугами отыскать единственно верное решение. А, напротив, его внезапно одолело полное безразличие ко всему. Такое бессильное, покорное оцепенение.
События последних двух дней извели его. И прежде всего своей нетипичностью. У него даже возникло предчувствие, что с ним обязательно произойдёт что-то нехорошее и, вполне может быть, страшное. Неизвестность, как водится, способна вывести из равновесия даже крепкого нервами.Так что уж говорить про издёрганного, изнурённого каждодневными проблемами и неприятностями человека средних способностей, каким был Вячеслав Дмитриевич...
Увы. Надо признать, что личностью он был весьма посредственной: никогда не блистал ни эрудицией, ни глубокими профессиональными знаниями и умениями, ни особыми талантами. Словом, ничего выдающегося за ним не водилось. Карьерой он был обязан родственным связям супруги. Это обстоятельство, как ни крути, он и сам объективно сознавал. А оно, в свою очередь, вполне закономерно уязвляло самолюбие и мешало ему почувствовать уверенность в себе.
Нет, конечно, таких ценных и необходимых для руководителя качеств, как например, деловая хватка, напористость, целеустремленность, разборчивость в людях, ему было не занимать. А ещё - усидчивость, какая-никакая профессиональная компетентность, что ни говори, тоже в той или иной мере присутствовали. Кроме того, он умел быстро приспосабливаться к новым условиям, а недостатки компенсировал умением вести диалог, самообладанием и изворотливостью.
И вот эта самая его способность сохранять самообладание всё чаще давала сбой, превратившись со временем лишь во внешнюю маскировку, видимость умения сдерживать эмоции.
Но что творилось у него в душе?
Неимоверными усилиями воли заставлял он себя изо дня в день сосредоточиться на текущих делах. А преследующие в течение последних месяцев семейные неурядицы и служебные неприятности то и дело выбивали его из колеи, не давали покоя ни днём, ни ночью. Дошло до того, что он уже начал принимать антидепрессанты, борясь с бессонницей и опасаясь нервных срывов. Они-то, главным образом, и помогали ему выглядеть по прежнему спокойным и самонадеянным...
Только-только утих скандал, связанный с дурацкой выходкой сына и его, прокурора района, попыткой поставить всех на место и показать, кто есть кто, как внезапно повыползали, как черти, очередные, непонятные и необъяснимые проблемы, чреватые новым скандалом. Вполне возможно, что он станет последним в его профессиональной карьере. Второго подобного случая за текущий год ему уже не простят.
Вчера - чья-то идиотская выходка с тюремным хлебом от умершего на днях в местах лишения свободы учёного и врача, в своё время небезызвестного.
Сегодня - таинственное исчезновение тех, кто занялся выяснением обстоятельств этого вчерашнего недоразумения. Акчурин пропал на весь день и только поздно вечером позвонил, сказав, что сначала занимался порученным делом, потом сломалась машина и села батарейка на телефоне. Ничего нового не сообщил по сути дела. Всё то же - Белогуров действительно скончался, ни родных, ни друзей в Междуреченске у него нет и не было, квартира пуста. Врал, гадёныш, насчёт машины и телефона - Губанько-то сразу это понял. Что-то нечистое творится, как пить дать...
В РОВД - тоже ЧП. Участкового доставили в реанимацию с тяжёлым инфарктом. Причём именно того, на чей участок приходится адрес с проклятого конверта! Мало того, неизвестные лица похитили старшего участкового того же микрорайона! Исчез, как и Акчурин, только в отличие от последнего, до сих пор не нашёлся, пропал бесследно. И никаких установочных данных! Все очевидцы отнекиваются, врут, темнят. Явно кем-то или чем-то напуганы - несут околесицу, сваливают один на другого. Пришли и увели - это факт, а кто и как, никто ничего сказать толком не может. Одни говорят, что было трое мужчин, другие, что двое, а дальше все съезжают на незнайку. Что ещё за "неуловимые мстители" появились в городе? Чертовщина какая-то! Мистика! Записи с систем видеонаблюдения кем-то удалены или чудесным образом стёрты… Бардак!
"Белогуров... Григорий Вениаминович…" - Вячеслав Дмитриевич без труда отыскал в интернете нужную информацию. На мониторе появилось множество ссылок с фотографиями бывшего врача и учёного, но увы, теперь ещё и бывшего человека...
С экрана на Губанько устало смотрел через очки пожилой седоватый мужчина в белом халате поверх костюма с галстуком. Высокий прямой лоб, умный взгляд, крупный нос, тонкие губы. Доктор медицинских наук, профессор. Автор монографий и научных статей в стране и за рубежом. Мировая знаменитость в области научной и практической медицины. Лауреат премий, получатель грантов. В своё время променял престижное кресло в столичной клинике на место главврача провинциального психдиспансера. Почему? Просто захотел уединиться - работал в последние годы над книгой, обобщающей результаты многолетнего исследовательского труда целых коллективов медиков и своего собственного, которому посвятил всю свою жизнь, живя одиноко и не имея семьи...
Вот так. Человек во всех отношениях незаурядный, всем пожертвовал ради науки и медицины. Лечил людей. А его, даже не разобравшись толком, навешав самых гнусных и беспочвенных обвинений (он-то, Губанько, знал это наверняка, не понаслышке), ославили на весь белый свет, заклеймили позором и уничтожили... по указке почитаемого в народе депутата и известного политика, а по сути и наравне с этим - гнусного деляги, рвача и негодяя...
Губанько вдруг резко опомнился. Стоп! Неужели это всё он сам себе сейчас сказал? Нет! Всё не так! Всё иначе! Зря у нас не наказывают и невиновных не сажают! Сел - значит, было за что! А что не выдержал срок - никто не виноват! Это дело случая. В конце концов его смерть была вызвана естественными причинами, ненасильственными. В любом случае, ему, Вячеславу Губанько, упрекнуть себя не в чем! И всё! Хватит! Хватит об этом!
...Осколки того, что принято называть простым словом "совесть", ещё минуту назад уязвившие своими острыми краями остатки того, что называют словом "душа", теперь притупились о камень прокурорской предубеждённости. А пелена гордыни вновь окутала и затмила способность к адекватному отображению действительности и восприятию реального положения вещей. Она опять преломляла истину сквозь призму ослиного упрямства, эгоизма и самоуверенности, превращая правду в кривду…
В осоловелых, озорных по природе глазах прокурора вдруг загорелся хищный, злобный и мстительный огонёк.
Губанько нервно выключил компьютер и, ворча сам с собой, засобирался домой...
На выходе из кабинета он случайно оглянулся назад и... вздрогнул! Холодный пот мгновенно выступил вдоль позвоночника. Он не смог даже вскрикнуть - спазм сковал горло...
Прокурор застыл, как ледяная фигура, перед страшным зрелищем: в его кресле восседал покойный профессор Белогуров в белом халате, очках и академической ермолке. Точь в точь, как на фотографии, которую Губанько разглядывал пять минут назад. Только глаза профессора были мертвы, а невидящий взор мертвеца был направлен на прокурора в упор...
Однако видение быстро рассеялось, как бы растворилось в воздухе...
Освобождаясь от жуткого наваждения, Губанько процедил сквозь стиснутые зубы:
- Чёрт!
Переведя дух, потерев ладонью лоб и воспалённые глаза, Губанько ещё раз выругался, уже с облегчением:
- Фу-у-у ты... Чёрт! - и вышел из кабинета, с шумом захлопнув дверь...
Привычка чертыхаться по любому поводу пристала к нему с детства. Это вызывало негативную реакцию у домашних, а впоследствии и у жены, которая была суеверна, ханжески набожна и, как уже было отмечено ранее - глуповата. Она особенно осуждала эту нехорошую привычку мужа и часто бранилась с ним. Говорила, что это мерзкое слово притягивает скверну, нечистых духов и всяких демонов, а также что рано или поздно демоны овладеют и им. Но он только смеялся над ней, подтрунивал и мысленно называл дурой.
Однако те, кто хорошо знает жизнь, не дадут соврать, что даже самые наивные и глупые женщины на поверку оказываются и прозорливей, и дальновидней, и практичнее даже самых умных, высокоинтеллектуальных мужчин. По крайней мере их пророчества почему-то сбываются гораздо чаще…
Читайте эту книгу на ЛитРес:
Глава 20
По пути домой прокурор Губанько едва не попал в аварию - приняв двойную дозу успокоительных таблеток, он тем не менее сел за руль. Проезжая по малолюдным улицам старого города - исторической части Междуреченска, ему вдруг в случайном прохожем снова привиделся облик злосчастного профессора Белогурова. Это опять заставило его вздрогнуть.
Уставившись в боковое стекло, он не заметил, как выехал на встречную полосу. Лишь резкий сигнал идущего сзади транспорта, помог ему опомниться и избежать столкновения. Он выровнял автомобиль и попытался взять себя в руки. Но увы, вся эта история так прочно засела в его не совсем уже здоровых мозгах, что думать о чём-то ином он просто не мог...
Дома, за ужином, он невпопад отвечал на вопросы жены. Ел вяло, без аппетита. Чтобы лишний раз не раздражаться, не стал общаться с сыном. По той же причине не позвонил дочери. Сославшись на усталость и головную боль, он ушёл спать раньше обычного.
Уснул Губанько на удивление быстро. Видимо, подействовали таблетки. Однако, выспаться хорошо ему не удалось. Всю ночь он провёл в полубреду: говорил и кричал во сне, метался - к большому неудовольствию супруги, которая, ворча, толкала его то локтем, то коленкой и всячески тормошила. В итоге, не добившись никакого толка, она ушла спать на диван в соседнюю комнату.
Самым жутким его кошмаром этой ночью был опять явившийся во сне постылый и невыносимо навязчивый образ профессора Белогурова.
Вроде, как он, Губанько, сидит в больничной палате, то ли связанный, то ли в оцепенении, и не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, а перед ним стоит грозный профессор в неизменном белом халате. Очки гневно отблёскивают. Стоит и манит его, прокурора Губанько, указательным пальцем…
Никакие потуги, попытки убежать или закричать не помогали - всё без пользы! Тело отказалось служить, не подчинялось воле его обладателя…
Вдруг профессор отступил назад, перестал манить, погладил свою лысину и улыбнулся доброй, успокаивающей улыбкой.
Напряжение кошмара стало спадать, и Вячеслав Дмитриевич почувствовал было вожделенное облегчение. Но оно оказалось кратким и обманчивым…
Обличие профессора опять преобразилось. Добрая улыбка превратилась в хищный оскал. Лысина и очки остались прежними, но черты лица огрубели. Появилось в них что-то очень знакомое: отвратное, мерзкое, глумливое…
И тут Губанько вспомнил, где уже видел раньше эту безобразную рожу: на кинохронике самых бесчеловечных преступлений, ещё в бытность студентом юридического института! Без сомнений, перед ним стоял доктор Белогуров, перевоплотившийся в маньяка Чикатило…
Да. Это был он - нелюдь, адово исчадие. Но на этот раз не в клетке, как на экране, а во всей своей дьявольской "красе" перед беспомощным прокурором. Указательный палец кровавого садиста и палача выпрямился и игриво, но зловеще погрозил. И злорадная усмешка его, и вожделеющий взгляд более, чем красноречиво давали понять, что ожидают его, Губанько, нечеловеческие муки…
Вячеслав Дмитриевич сделал ещё одну отчаянную попытку вырваться из лап маньяка и... проснулся от собственного крика на взмокшей от липкого пота подушке. Его лихорадило. Мелкая дрожь пробивала всё тело. Не от холода - от пережитого ужаса…