Когда Полина поступала в родильное отделение, её молодой супруг уже в третий раз пытался выудить из огромной сумки какие-то шлёпанцы. Он тяжело вздыхал, бледнел, снова перерывал кучу пакетов и свертков, но никак не мог найти пару обуви яркого цвета.
— Позвольте? — тихо предложила помощь врач, по имени Лариса Кирилловна. И даже не глядя вглубь сумки, она сунула туда руку, и через мгновение вытащила плотно свёрнутый бумажный пакет с весёлыми голубыми сланцами.
— Опыт, да и знание женской логики! — пошутила проходившая мимо акушерка, а затем наклонилась к самой Ларисе и шёпотом добавила:
— Вас там ждут. Сказали, когда освободитесь, выйдите на минутку.
Лариса, ощутив лёгкое любопытство, вышла в коридор. Там стоял мужчина — внешне весьма элегантный, в пальто глубокого синего цвета. Руки у него были ухоженные, видно, что человек следит за собой. Волосы чуть тронуты сединой, а в глазах — безмерная тоска.
Увидев врача, он сунул ей в карман халата маленький листок:
— Прошу… Я не хочу ничего противозаконного, не прошу нарушить права этой женщины. Мне только нужно знать: всё ли в порядке? Два слова, больше ничего. Здесь мой номер. Я не маньяк, клянусь. Я ей не чужой… я её отец.
Он скривил нос, и три поперечных морщинки пролегли на переносице, делая его похожим на огорчённого ребёнка. В нём смешались стеснение и надежда. Ларисе вдруг стало грустно смотреть на этого мужчину.
Собственные дела у неё стояли горой, но у Ларисы выдалось десять минут перед следующим вызовом, и простое человеческое любопытство — а точнее, женское сострадание — подтолкнули её расспросить его.
Он рассказал, что женился много лет назад только потому, что девушка забеременела и не хотел разрешать аборт. Дочку свою обожал, а вот жена оказалась зависима от алкоголя, и брак был пустой формальностью. Когда дочери исполнилось пятнадцать, он, не выдержав жизни с женой, ушёл, а через несколько лет мать умерла от инсульта. Дочь, считавшая отца предателем, вычеркнула его из жизни. И вот уже восемь лет он ничего не может сделать: ни объясниться, ни поговорить. Сейчас дочь рожает, а он… Он может лишь стоять тут и ждать весточки, что у неё всё хорошо.
Мужчина снова сморщил нос, те же три поперечные складки. Лариса вдруг уловила, что это его способ не расплакаться.
Но помогать ему напрямую она не имела права. После короткого разговора её позвали в родзал — трудовые будни врача не ждали.
За двадцать минут Лариса успела остановить кровотечение у женщины с тяжёлым воспалением, которая до последнего избегала гинекологов «потому что ничего не болит». Спустя час она уже стояла в операционной на кесаревом сечении у пациентки с ВИЧ и высокой вирусной нагрузкой. Ещё через несколько часов пыталась убедить встревоженную мать пятнадцатилетней девушки, что её дочь действительно принимает противозачаточные, и нельзя оскорблять врача за это.
Рабочий день шёл вразнобой. Лариса выбивалась из сил, но находила в себе энергию для каждой пациентки. Всякое бывало: вот прооперировали беременную, у которой внезапно обнаружили огромную фиброму. А потом Лариса зашла к той самой Полине — девушке в ярких шлёпанцах. У молодой мамы родился здоровый сын, а она переживала, что у неё нет молока и ребёнок плачет.
— Всё появится, — успокаивала Лариса, поглядывая, как малыш сосёт грудь. — Природа сама так придумала: чем активнее ребёнок берёт грудь, тем быстрее придёт молоко.
Мальчик, смешно фыркая, несколько раз терял сосок, начинал сердиться — и на переносице тут же возникали три очаровательных складочки. Лариса машинально вспомнила мужчину с грустным взглядом и таким же морщинистым носом.
Вдруг она ощутила в кармане халата незнакомую бумажку. И вспомнила его просьбу.
— Скажите, — обратилась Лариса к Полине, внимательно подбирая слова, — а если бы ваш сын вырос и когда-нибудь совершил ошибку, может, даже серьёзную, вы бы хотели, чтобы ему дали шанс, простили?
— Конечно, — опешила молодая мама. — Каждая мать желает ребёнку счастья…
— Понимаете… Тут был человек, который очень переживает за вас. Он оставил номер и просил позвонить, сказать, что у вас всё благополучно. Но я не могу нарушать конфиденциальность. Не имею права. — Она помедлила. — Я могу отдать записку вам, а вы уже… решите сами.
Полина смотрела настороженно, но, кажется, понимала, о ком идёт речь.
Через пару часов Лариса заглянула в послеродовую: всё в порядке, у Полины матка сокращается как надо, ребёнок здоров, температура нормальная. И оттуда доносился тихий смех.
— Папа, ну какой же ты смешной! — говорила Полина кому-то по телефону. — Памперсы покупают не наугад, а по весу ребёнка… Да, посмотри на упаковке!
Лариса тихо улыбнулась. Она знала, что не совершала ничего противозаконного. Она всего лишь дала шанс отцу и дочери, возможность сказать друг другу два слова. И, похоже, теперь всё было действительно в порядке.