Весь май 1789 года Генеральные Штаты спорили из-за принципа голосования. Депутаты всё больше расходились во мнениях, всё громче становились их перепалки, всё серьёзнее звучали взаимные обвинения сторон, всё больше находилось противоречий, всё больше забывалась цель созыва — демонстрация единства нации.
Но короля сейчас не заботили никакие противоречия в рядах депутатов. В эти дни внимания требовал его высочество дофин Франции и наследник королевской короны отца, принц Луи-Жозеф Ксавье Франсуа.
Болезнь оказалась гораздо сильнее, чем полагали лейб-медики, — уже три года дитя боролось с туберкулёзом, и все три года борьба не имела успеха. Дофин то и дело содрогался в жуткой агонии, у него не проходил жар, ноги не подчинялись его воле, тело покрывалось ужасными пузырями.
Медики, в первый год болезни не поставившие верного диагноза — чахотку, — усугубили положение железными корсетами, в которые заковали принца Луи-Жозефа, чтобы исправить постепенно испортившуюся осанку — целый год его детскую спину терзали туберкулёз и металлические пластины.
С января прошлого года он сгорал от лихорадки, и помочь ему не представлялось возможным — туберкулёз деформировал кости, отчего позвоночник покрылся болезненными грыжами.
Король не смог выносить этого зрелища. Он обязал лейб-медиков сообщать ему обо всём, что происходит с его сыном, а сам удалился в самые дальние от спальни дофина покои, где пожелал молиться о выздоровлении в полном одиночестве. Здесь не было ни подушек, ни придворных священников — король стоял коленями на твёрдых досках, молясь до нестерпимых болей в ногах.
В покои без стука и полагающегося по этикету поклона вбежал лейб-медик в растрёпанном парике и не до конца застёгнутом камзоле.
— Ваше величество! Сир, дофин... он... он!.. — восклицал задыхающийся от одышки пожилой учёный муж.
— Что? Что случилось с дофином?! Говорите!
— Месье! Дофин более не бредит! Он просит вас оказаться подле постели, сир. Бред прекратился всего несколько минут назад, и я сразу же решился вам о том сообщить.
Король уже не слушал — он быстрым шагом, будто бы летя, шёл по коридору дворца. Неужели, случилось чудо? Да! Именно чудо, никак иначе выздоровление... нет, исцеление, дофина назвать нельзя никак. Король молился про себя, благодарил Бога за избавление сына от болезни. Радости не было предела.
В покоях принца царила гнетущая обстановка, у постели выстроились медики, склонившие головы, один из них отирал пот с лица дофина. У ног сына, схватившись за одеяло, рыдала королева Мария-Антуанетта. Король смутился, замер в проходе, но почувствовав уставший взгляд сына, подбежал к постели и опустился даже не на стул, а на одно колено.
— Папенька, это вы? — тихо-тихо произнёс дофин, попробовав вытянуть руки, чтобы обнять отца, но подлая болезнь отняла у него уже все силы.
— Я рядом, сын мой. Мне сказали, что ты хочешь меня видеть — чего же ты хотел? — ответил король, подхватив обессилившую руку сына.
— Папенька, господа медики не ответили мне — почему рыдает так матушка? Она чем-то расстроена? И почему вокруг собрались все эти люди? Почему святой отец так долго молится?
Король поднял глаза — у изголовья постели дофина и впрямь читал молитву священник. Людовик XVIприслушался и с ужасом узнал эту молитву — последний раз он слышал её ровно пятнадцать лет назад, когда умирал его дед, король Людовик XV. На глазах навернулись слёзы — как и сейчас, когда медики в бессилии наблюдали смерть дофина от туберкулёза, тогда всем уже было ясно, что жизнь Людовика XV унесёт оспа.
Смерть Людовика XVбыла нелепой и больше походила на кару за все его прегрешения, ведь заразила его оспой очередная молодая фаворитка, подосланная не желавшей мириться со своей отставкой мадам Дюбарри.
Но чем провинился маленький дофин? Король Людовик XV проживал дни в безумных растратах, охоте и окружении фавориток, он оставил своему преемнику, Людовику XVI, разрушенную и обанкротившуюся страну, но дофин?
Он был умён, для своих лет излишне серьёзен — все отмечали, что он стал бы одним из лучших королей Франции. И вот. Ему не суждено короноваться Людовиком XVII после смерти своего отца.
— Всё будет хорошо, сын мой. Эти люди... они хорошие. Они должны тебе помочь, скоро всё закончится, дитя моё...
— И мне больше не нужно будет носить железный корсет?
— Не нужно будет больше никогда носить железный корсет, клянусь тебе, сын мой.
Король прижал руку сына к своим губам, и замолчал, не пошевелившись.
— Папенька, вы плачете? — спросил с удивлением дофин.
— Прости меня, Луи-Жозеф... прости...
— За что, папенька?
Эти детские глаза смотрели на Людовика XVI с искренним непониманием. Наследный принц, рождённый для того, чтобы унаследовать сильнейшую державу Европы, не понимал происходящего, да и не должен был понимать, как не должно ни одно дитя в его годах знать о том, что такое смерть, и как она беспощадна в своём выборе.
Луи-Жозеф впервые за последние сутки вновь осознал себя, почувствовал, что имеет контроль над своим телом — с недавних пор это стало настоящей редкостью, ведь грыжи не позволяли ему даже пошевелиться, каждый чих, а тем более кашель, доставлял жуткую боль.
— За всё, сын мой. Если держишь на меня обиду за что-либо, прости меня...
От этих слов ещё громче зарыдала королева.
— Я не в обиде на вас с матушкой...
Договорить наследный принц не успел — на лбу вновь проступил пот, веки сомкнулись, тело задрожало. Король уступил место медикам, а сам, мягко отняв от постели сына жену, тихо вышел.
Этикет запрещал королю и королеве присутствовать умышленно при смерти дофина. Медленно они добрели до покоев, упали на колени и принялись молиться о выздоровлении.
Король продолжал читать молитву, тогда как королева повторяла лишь «Аминь», когда это было нужно — слёзы не позволяли ей молиться внятно. Оба были подавлены, оба не знали, что их ждёт после смерти сына. Они молились несколько минут, а может и несколько часов — темнота за окном не давала понять времени.
Их молитву прервал всё тот же человек, что объявил королю о том, что его старший сын пришёл в себя. На этот раз он медленно и тихо вошёл, не скрипнув даже половицей, парик его был поправлен, а камзол аккуратно застёгнут, лицо приняло скорбное выражения.
Король и королева тут же обернулись к нему и застыли в надежде услышать хорошие вести.
— Ваши величества, сир и мадам... — наконец сказал он, промедлив немного у входа, — его высочество дофин Луи-Жозеф Ксавье Франсуа отошли к Господу... — скорбно произнёс он и, подчиняясь этикету, вышел, не смея нарушать покой королевской четы.
Королева Мария-Антуанетта вновь зарыдала. Людовик XVI тоже не смог сдержать слёз.