Как часто вижу я сон, мой удивительный сон
В котором осень нам танцует вальс Бостон
А. Розембаум
Первое время я была в очень плохом состоянии. Еще периодически навещая МК и ненавидя себя за это, я старалась убежать от себя, бесконечно бродя по улицам. На носу был диплом, я его как-то писала — моя репутация какое-то время поддерживала меня на плаву и маскировала моё откровенно наплевательское отношение к учебе. Однажды (уже была полновесная, теплая, с яркими закатами весна) я шла по улице и вдруг услышала виртуозно исполняемый на баяне «Вальс Бостон» Розембаума. У памятника Василия Макаровича Шукшина стоял мужчина лет 35 и играл, закрыв глаза. Я невольно заслушалась — исполнение было не из тех, которые выжимают слезу жалости с целью получить небольшую денежку на oпoхмел. Баянист был профессионалом и исполнял песню так, что она трогала душу. Я остановилась и присела рядом на гранитный постамент.
От мелодии веяло щемящей грустью, я вспомнила тихий дворик, где жили бабушка с дедом, старую пятиэтажку, огромную кучу осенних листьев во дворе и как играла в них теплыми осенними деньками. Одинокая скрипучая качелька, отражение уходящего солнца в окошках, сосед дядя Миша, курящий на лавочке. Я зажмурилась и явственно почуяла запах дыма, земли, прелых растений. Это было яркое воспоминание детства и в нём, впервые в жизни, не было мрака, а только светлая грусть, о том, что всё прошло и те листья навсегда исчезли, как и маленькая девочка в красных резиновых сапожках. Я так глубоко ушла по лабиринтам памяти, что не сразу заметила: музыка прекратилась, по моим щекам бегут теплые быстрые слёзы, а рядом стоит баянист, одной рукой придерживая инструмент, а другой протягивая мне носовой платок.
Так мы и познакомились. Он был участником академического оркестра, то есть игра на баяне была его работа. У него была очень своеобразная внешность: он был сильно похож на актёра Александра Демьяненко в роли Шурика, та же мальчишеская, обаятельная улыбка, светлые волосы, очки. Я видела и понимала, что он старше, но его типаж нивелировал разницу в возрасте, к тому же мне в тот момент было по сути безразлично, от кого получить немного тепла, поэтому я отступила от своего правила взрослых друзей и мы достаточно быстро стали любoвниками. Он сказал, что ушел от жены( в семье было две дочки) и сейчас вместе с младшей сестрой живет в частном доме, доставшимся от родителей.
По-моему мы даже не гуляли, а сразу целенаправленно пошли к нему — правильно, чего время-то терять? Дом оказался очень старым, в отдаленном районе, с удобствами во дворе, где жила большая черная и не очень дружелюбная собака. Сестра была толстой неопрятной девушкой, а все вещи в доме казалось были покрыты какой-то липкой пылью, так что прикасаться ни к чему не хотелось. Спальня была маленькой, огороженной от остального дома занавеской, которая когда-то была белой. Дом меня не принял: я постоянно натыкалась на какие-то тазики, во дворе куст крыжовника оцарапал мою ногу, собака злобно рычала из-под крыльца. Наш роман продлился недолго, даже в моём подавленном состоянии окружающая обстановка вызывала брезгливость, а знаки, разбросанные вокруг, намекали, что пора отсюда валить. К тому же в sексе он оказался каким-то роботом, выполняющим программу по алгоритму. Всего программ было две и мне ни одна не понравилась. Я чувствовала, что на моём месте мог быть кто угодно, что он привык делать так и ему неинтересно изучать меня, он меня просто не замечал, я была для него эдаким тренажером. Это тоже вызывало брезгливость. А потом я узнала, что он пьет запoями и именно поэтому его прогнала жена. Из плюсов нашего знакомства я запомнила только то, что пару раз он проводил меня на балкон в филармонию за кулисы и я слушала, как их оркестр играет концерты. После выступления некоторые музыканты, включая Баяниста, шли в кафе, располагающееся в красивом старинном здании по соседству. Там эти интеллигентные люди брали самую дешевую водку и пакет сока и выпивали её за десять минут. Это весьма контрастировало с мраморным полом и лепниной на потолке, а также навевало мысли о солдатах и матросах, сморкающихся в занавески Зимнего дворца. «Богема, бл..», - мрачно подумала я, когда оказалась на этом празднике жизни. Схема всегда повторялась: концерт-кафе. Спустя несколько циклов Баянист безобразно напился и подрался при мне с коллегой-тромбонистом в том кафе, после чего я встала и уехала домой. Это было слишком даже для меня. Он несколько раз звонил на домашний, который я опрометчиво ему оставила, плакал пьяными слезами и просил приехать. Он оказался ничем не лучше меня — потом мне ещё пару раз попадались такие мужчины, сами в поисках мамы. Он были готовы заполнить всю мою жизнь и повиснуть на мне, предлагали своё внимание, своё тело — как правило, больше у них всё равно было нечего предложить другому. Такие экземпляры очень быстро вызывали желание отдёрнуть руку на каком-то инстинктивном уровне, так что про баяниста я очень быстро забыла: мне был не нужен yтoпающий, я сама не держалась на воде. Депрессия тем временем продолжала меня доедать и толкала на новые поиски.