Интервью с психологом Детского хосписа Екатеринбурга Кариной Начаровой.
– Карина, расскажите, как к вам пришла любовь к медицине. Вы с детства хотели стать психологом?
– В детстве я хотела стать либо переводчиком, либо врачом. Вот такие разные сферы меня интересовали. Вместе с моим одноклассником мы даже начали готовиться к экзаменам по химии и биологии. Тогда мы думали, что станем хирургами. Но в один прекрасный день поняли, что не переносим вида крови. Вот так разрушилась эта мечта. А потом в старших классах я столкнулась с буллингом, и это очень сильно повлияло на меня. Было очень тяжело. И я была не единственным подростком, кто попал тогда в эту ситуацию. Моя мама поддерживала меня и, желая помочь, отвела к психологу. Специалист смогла найти такие слова, что мне действительно стало легче, и я справилась с этой негативной ситуацией. Тогда я поняла, что психология мне близка и что я тоже хочу таким образом помогать людям справляться со сложными жизненными ситуациями.
– С кем вы начали работать, когда стали психологом?
– Первыми моими пациентами были дети с ограниченными возможностями здоровья. Сначала это была коррекционная школа, где я была стажёром у нейропсихолога. В основном мы занимались с детьми с ДЦП. Я тогда очень сильно полюбила этих детей. Многие не могли ходить, кому-то было сложно двигать руками, кто-то плохо видел, но они всегда очень старались на занятиях и хотели научиться всему, что умеют здоровые дети. Сложнее, конечно, было работать с детьми с аутистическим спектром. В таких случаях очень важно найти особенный подход к каждому ребёнку. В то время я только начинала работать и сильно расстраивалась, если не получалось. Меня тогда очень сильно директор школы поддерживал, давал рекомендации, и это мне помогло в работе. Мне стало не страшно сталкиваться со сложностями, наоборот, я теперь всегда ищу способы, как сделать лучше. А ещё должна сказать, что дети тоже меня многому научили. Прежде всего терпению, неимоверной доброте и тому, что никогда не надо сдаваться.
– А родители этих детей обращались к вам за помощью?
– К сожалению, часто бывает, что родители не верят в возможности детей с ОВЗ. Но эти дети настолько целеустремлённые! Они даже иногда просили написать заключение для их родителей, где были бы отмечены все их результаты, чтобы родители увидели наконец, какие они молодцы. Многие хотят учиться в общеобразовательной школе наравне со здоровыми детьми. Этот мир очень непростой для них, но и они, на удивление, ко многим вещам относятся куда проще, на многие негативные моменты стараются просто не обращать внимания.
– В хосписе вы тоже работаете не только с детьми, но и с родителями? Какую помощь вы оказываете здесь?
– В хосписе мы чаще всего общаемся с родителями неизлечимо больных детей. Это люди, которые знают, что их дети скоро покинут этот мир, и, конечно, им нужно психологически быть к этому готовыми. Это всегда очень искренние беседы. Когда люди переживают такие сильные эмоции, связанные с потерей ребёнка, я всегда стараюсь проговорить и объяснить им, что они чувствуют. Когда ты осознаёшь, что с тобой вообще происходит, тебе становится не так страшно, потому что ты понимаешь, что это нормальная реакция на те ненормальные обстоятельства, в которые ты непосредственно попал. То есть это нормально – плакать, нормально чувствовать себя плохо, нормально даже покричать. Когда у тебя уходит ребёнок, то острые стрессовые реакции – они могут быть абсолютно разные, мы их не можем контролировать. Также мы с родителями много разговариваем, например, о том, что делать в той или иной ситуации. Обязательно разговариваем о том, что нужно обсуждать это в семье. Если есть другие дети, то честно рассказать им об уходе брата или сестры, чтобы эта тема не была табуирована, потому что, когда мы какую-то тему стараемся игнорировать, мы не даём себе пережить трагедию. Иногда мы даже помогаем запустить процесс горевания – для этого мы расспрашиваем о ребёнке или об ушедшем родственнике.
– А что привело вас в хоспис? Это ведь совершенно другое, нежели просто работа с детьми с ОВЗ?
– Я вообще изначально хотела помогать взрослым. Но один из моих преподавателей говорил, что сначала надо получить большой житейский опыт и уже годам к 50 начинать работать со взрослыми. Но никогда не знаешь, какой путь тебе уготован. Как знать, что ты набрал достаточно жизненного опыта? Я работала в реабилитационных центрах, в коррекционной школе, в обычной общеобразовательной школе и детском саду, а также в частных центрах нейропсихологом. И везде старалась получить максимально разнообразный опыт. В хоспис я пришла после работы в МЧС. Тогда я поняла, что кризисная психология – это моё. Мне хотелось помогать людям, которые оказались в самых сложных жизненных ситуациях.
– Появились ли у вас свои собственные методы работы?
– С детьми, конечно, многое зависит от возраста. Приходит, например, ко мне ребёнок лет десяти и так серьёзно начинает мне о своих проблемах рассказывать, и с ним уже можно разговаривать почти как со взрослым, подробно ему объясняя, что и почему. А бывают детки, которые не могут с эмоциями справиться и не понимают, что с ними происходит. Тогда мы можем применить проективные методики, песочную терапию, сказкотерапию, где человек не говорит напрямую о своих эмоциях, но мы помогаем ему снять стресс. Детки очень разные. И плюс у нас ещё есть ребята с задержкой когнитивного развития, я думаю, это тоже большую роль играет, поэтому иногда нужно комбинировать подходы. Всегда всё индивидуально. Главное – с душой подходить к каждому случаю.
– Можете вспомнить какой-то случай, где после занятий сразу был виден результат?
– Помню одного мальчика лет 11. Он пережил около 13 операций. И он ужасно боялся, когда наша процедурная медсестра брала у него кровь на анализ. Он кричал. Мама однажды обратилась ко мне, потому что уже не знала, что делать и как помочь сыну. В итоге я с ним занималась около недели. Мы разговаривали, и ещё я подобрала для него сказкотерапию. Подобрала такие истории, где герои оказывались в похожих ситуациях и справлялись со своими страхами. Это помогло ему осознать, что кровь у него берут не для того, чтобы сделать ему больно, а потому что это надо для его здоровья. Оказывается, он не понимал, что, когда он кричит и теряет контроль над собой, мама тоже сильно переживает. И когда мы с ним эту ситуацию подробно разобрали, то договорились, что он постарается вести себя мужественно ради мамы. С тех пор он больше не плакал, когда брали кровь.
– Что самое любимое в вашей работе?
– Конечно же, результат! Приятно наблюдать, когда люди справляются со своими проблемами или стрессовыми ситуациями. Тогда ты понимаешь, что не зря выбрал свой путь. И в то же время я вижу, как моя профессия меняет меня. Когда-то я была очень эмоциональным человеком, импульсивным. С опытом я стала более сдержанной, терпеливой, последовательной. Это помогло мне и в жизни, и в семье вести диалог совершенно по-другому.
– А как вы сами помогаете себе справиться с эмоциональной нагрузкой?
– В этом мне очень помогают мои хобби. Самое лучшее – это спорт. Я очень люблю йогу в гамаках, гимнастику в гамаках. Вообще, любой спорт хорошо помогает отвлечься. Ещё мне очень нравятся разные виды рукоделия. Сейчас я увлечена эпоксидной смолой. Это очень разнообразная работа. Ты погружаешься в действие и отключаешься от всего остального. Хобби полезно тем, что на время позволяет забыть обо всех проблемах.
А ещё у меня есть золотое правило: работу оставлять на работе! Мои родные не должны страдать от того, что у меня что-то случилось на работе. И в то же время на работу не нужно нести свои домашние проблемы, ничего хорошего из этого не выйдет.
– Есть у вас девиз по жизни?
– Всё, что ни случается, то к лучшему, я в этом уверена. Просто мы не всегда знаем всю картину. Мы же не знаем, что бы произошло, будь это немножко по-другому.
Социальная реклама «Благотворительный фонд Русской медной компании», ИНН 6670083469, 620026, Свердловская обл., г. Екатеринбург, ул. Горького, стр. 57, www.fondrmk.ru/