Сибирская каторга - это очень специфическая тема, но я все таки нашла время и посетила лекцию в научной библиотеке г. Новосибирска.
Дело в том, что в царской России не разрешалось делать зарисовки каторжан или поселений каторжан, тюрем. Но тем не менее зарисовки нам оставил американец Джорж Кеннан и другие очевидцы.
От описания если честно волосы встают дыбом.
Нам все говорят: покайтесь за советские лагеря, интересно, а кто будет каяться за сибирскую каторгу, или их уже нет.
Самым страшным видом ссылки в царской России была ссылка на каторжные работы.
Русское слово каторга от слова "катергон" - галера. То есть, это те кто был приговорен работать на галерах, их приковывали цепями к тяжёлым веслам.
Впервые такой вид наказания был применен при Петре I. Постепенно все виды наказания к подневольном у труду, стали называть каторгой.
При Николае I такое наказание применялось периодически, при Александре II уже административная ссылка в Сибирь становится распространенным явлением особенно для политических врагов.
При Александре III происходит ужесточение каторжного режима и она уже не меняется.
Вот одно из описаний каторги на речке Каре.
В 30-е годы в 19 веке на речке Каре были обнаружены богатые месторождения золота. Вскоре туда пришли старатели, а потом появились и четыре тюрьмы для ссыльнокаторжных - Bepxне-Карская, Средне-Карская, Нижне-Карская и Лунжанкинская.
Каторжане стали главными добытчиками золота для империи. Во второй половине ХІХ в. Карские тюрьмы превратились в место отбывания наказания ссыльнокаторжных по политическим делам. Пешком, в цепях, они добирались до Забайкалья из Томска.
До 1880 г. режим содержания на Каре не отличался такой бесчеловечностью, как в страшном Трубецком бастионе Петропавловской крепости, где было сделано всё для скорейшей гибели заключённых от болезней. Но с появлением на Каре народовольцев условия жизни осуждённых на каторге чрезвычайно ужесточились.
По инструкции от 20 сентября 1880 г. им запретили любую переписку, они не имели права ни минуты находиться без оков. Практически была узаконена тирания со стороны администрации тюрем: всякое проявление протеста против режима содержания рекомендовалось безжалостно пресекать.
В 1882 г. газета «Народная воля» сообщила, что на Каре «за непочтительность» охрана избила прикладами политическую ссыльную Наталью Армфельд.
Политкаторжанин землеволец Николай Щедрин, давший пошёчину адъютанту генерал-губернатора капитану Загарину за то, что офицер оскорбил его невесту, был приговорён военным судом к смертной казни, заменённой бессрочной каторгой. Инструкция разрешала применять против осуждённых холодное и огнестрельное оружие в случае их явного неповиновения, обнаружения «замыслов к заговорам» и
если другие меры не дадут желаемого результата. При этом за гибель людей охрана ответственности не несла.
Петр Кропоткин так описывал Средне-Карскую тюрьму, где содержались политические ссыльнокаторжные: «Тюрьма на Средней Каре была переполнена ещё и тогда, когда в ней помешалось 99 человек, а с прибытием ещё 80-ти человек, понятно, ещё более переполнилась; ветер и снег беспрепятственно проникают в щели между сгнившими брёвнами гнилых досок пола. Главной пищей заключённых служит ржаной хлеб и немного гречневой крупы; мясо дают только во время работы на россыпях, т. е. в течение трёх месяцев из десяти, и даётся оно только десяти человекам из ста пятидесяти...
Больницы для „политических" не существует, и больные, которых очень много, остаются лежать на нарах бок о бок со всеми остальными, в том же самом холодном помещении, в той же самой удушливой атмосфере... Большинство медленно умирает от истощения, и смертный список покойников быстро растёт...
Но самое ужасное бедствие на каторге в Каре представляет полный произвол тюремщиков; заключённые всецело зависят от произвола людей, которых правительство назначило со специальной миссией „держать их в ежовых рукавицах"... Карцер, колодки, прикование к тачке представляют обычные наказания и иногда сопровождаются „ста ударами плетей"».
Когда у ссыльных кончался срок каторги, их нередко оставляли на жительство в Карском поселении, но чаще всего отправляли в тундру, в Якутию.
И туда ссыльные снова добирались пешком, в оковах, под конвоем - чтобы не могли убежать. Один из чиновников департамента полиции, отвечая на вопросы народовольцев о месте их ссылки в Якутии, выразился так: «О Средне-Колымске мы ничего больше не знаем, как то, что там жить нельзя. Поэтому мы туда вас и отправляем».При
Прямым поводом к аресту с последующей административной ссылкой чаще всего служило подозрение в революционной агитации. Когда открывалось какое-либо политическое дело, наряду с явными нарушителями законов империи под следствие попадало множество людей. Суду предавали незначительную их часть, остальных же порой несколько сотен чело-век - отправляли в административную ссылку.
Участь таких ссыльных была поистине трагической. Местом жительства им назначали крохотные городки, деревеньки из нескольких дворов, а то и якутские становища.
В последних ссыльным приходилось жить в войлочных палатках даже в жестокие сибирские морозы. Местному населению и самому было трудно найти постоянный заработок. Ссыльные же студенты, курсистки, рабочие такой возможности не имели. Уроки давать им не позволялось. Ремёсел они, как правило, не знали.
Казна отпускала этим несчастным такое скудное содержание, что они были обречены на медленное угасание от голода. За малейшее проявление протеста их разрешалось отправлять в самые отдалённые местности Восточной Сибири. В любое время дня и ночи к ним могла нагрянуть с обыском полиция. Ссыльным, жившим в соседних населённых пунктах, запрещалось посещать друг друга. Особенно тяжело приходилось женщинам.
Так Кеннон описывает, что полицейский вызвал к себе ссыльную, которой осталось две недели ссылки и она была не просто на последнем месяце беременности, а должна была вот вот родить. Зачем это было нужно Кеннон не понимал, бежать ей не было смысла и некуда, да и невозможно в таком состоянии.
Один из таких осуждённых без суда писал друзьям: «Мы живём во мраке и зажигаем свечу только на полтора часа в день: свечи стоят слишком дорого. Хлеба у нас нет, и едим мы одну рыбу. Мяса нельзя достать ни за какие деньги».
Другой ссыльный прощался с близкими: «Спасибо, друзья мои, за газеты, но я не в состоянии читать их: у меня нет свечей, да и купить их негде. Цинга моя быстро развивается, и, не имея надежд на перевод, я надеюсь умереть в течение нынешней зимы».
После отбывания каторги осуждённого переводили в разряд поселенцев каторжных работ. Каторжники были рудниковые, крепостные и заводские.
Отправляя заключённых на каторгу, их обычно собирали в большие группы (партии) и, как говори ли сами каторжане, «гнали по этапу".
Этапами назывались пункты, где партии осуждённых и их конвой отдыхали во время длительных пеших переходов по грунтовым дорогам. Обычно расстояние между этапами составляло от 15 до 25 км. Часто на этапе строилось или нанималось специальное здание с помещениями для арестантов и конвоя.
Вот описание этапов американцем Кенноном.
По этапу пу каторжан гнали в облегчённых кандалах из множества колец соединённых друг с другом. Каторжане их называли "мелкозвоном".
При срочной каторге, если ссыльный проходил испытание, и у него не было нареканий, с него снимали кандалы, переводили на более лёгкую работу и 10 месяцев засчитывали за год. Ссыльный позднее имел возможность заключать брак, ему возвращали ценности и он мог строить дом. Лес отпускали за счёт казны. Платили зарплату одну десятую от заработка.
Сибирская каторга была особым миром, который формировался несколько столетий. Для уголовников каторга была "школой жизни", которая на всю жизнь их связывала с криминальным миром имперской России.
Для политических и революционеров сибирская каторга была университетом, который определял их умонастроение на десятилетия их жизни.