Найти в Дзене
Цифровые сны

Слово о бывших

...или 350 лет спустя Они пришли в школу будто сквозь время — четверо, держась за стены, будто сама земля уходила из-под ног. Плащи их, некогда алые, стали цвета пыльной глины, а шпаги, заменённые на дубовые трости, стучали по полу, как костяшки счёт. Д’Артаньян, малый ростом и вовсе ссохшийся, нёс в глазу мутную слезу, будто выплакал все слёзы за те века, что прожил зря. Учительница Вера Семёновна, женщина с лицом, как сплюснутый колос, представила их пионерам: — Это герои старой книги… Они сражались за справедливость. Пионеры, затянутые в алые галстуки, смотрели на стариков, как на разбитый фонарь, что светит лишь себе под ноги. — Расскажите, как вы врагов побеждали! — крикнул мальчик с выгоревшими ресницами. Атос, чья борода стала похожа на паклю, поднял руку, будто благословляя: — Враги… — закашлялся он. — Они были внутри нас. В печени. И в почках. Портос, некогда силач, а ныне мешок костей под кожей, зарычал: — Мы дрались! Да… У меня был конь — Боец! Он ел сахар… — Голос его оборв

...или 350 лет спустя

Они пришли в школу будто сквозь время — четверо, держась за стены, будто сама земля уходила из-под ног. Плащи их, некогда алые, стали цвета пыльной глины, а шпаги, заменённые на дубовые трости, стучали по полу, как костяшки счёт. Д’Артаньян, малый ростом и вовсе ссохшийся, нёс в глазу мутную слезу, будто выплакал все слёзы за те века, что прожил зря.

Учительница Вера Семёновна, женщина с лицом, как сплюснутый колос, представила их пионерам:

— Это герои старой книги… Они сражались за справедливость.

Пионеры, затянутые в алые галстуки, смотрели на стариков, как на разбитый фонарь, что светит лишь себе под ноги.

— Расскажите, как вы врагов побеждали! — крикнул мальчик с выгоревшими ресницами.

Атос, чья борода стала похожа на паклю, поднял руку, будто благословляя:

— Враги… — закашлялся он. — Они были внутри нас. В печени. И в почках.

Портос, некогда силач, а ныне мешок костей под кожей, зарычал:

— Мы дрались! Да… У меня был конь — Боец! Он ел сахар… — Голос его оборвался, словно оборвалась и память.

Арамис, в пенсне, заклеенном ниткой, прошептал:

— Мы любили. Это важнее.

— Любили что? — спросила девочка с косами туже канатов.

— Всё, — ответил Арамис, глядя в окно, где ветер гонял бумажный мусор. — Исчезнувшее.

Д’Артаньян тыкал тростью в пол, выбивая дробь:

— Нам семь рублей дадите? Мы… рассказ завершим.

Вера Семёновна, вздохнув, вручила каждому по хрустящей купюре. Пионеры молчали. Лишь хулиган Витька крикнул:

— Дед, ты хоть убил кого?

— Себя, — сказал Атос. — Медленно.

По дороге в пивную «Рассвет» они спотыкались о собственные тени.

— Ты всё переврал, — шипел Портос Арамису. — Какая любовь? Мы кровь лили!

— Кровь высохла, — ответил Арамис. — Осталась ржавчина в жилах.

В пивной, пахнущей дрожжами и тоской, они сидели за столом, на котором вековые трещины складывались в карту забытых сражений. Д’Артаньян гладил семирублёвку:

— Раньше за это давали пулю. Или поцелуй.

— Теперь дают забвение, — произнёс Атос, допивая свой квас, что был жиже воды.

Они вышли под вечер, держась друг за друга, как когда-то держали оборону. Улица глотала их медленно, будто жалея. А позади, в школе, Витька спросил Веру Семёновну:

— Они правда герои?

— Герои, — кивнула та. — Только кончилась их война. Вот и некуда больше идти.

И ветер унёс её слова туда, где спят старые книги, страницы которых стали прахом тех, кто в них жил.