АД И РАЙ ВАСИЛИЯ БАТАРЕЙКИНА И ЕГО ДРУЗЕЙ.

Друзья, здесь собрал две ветви рассказов про друзей в единую линию, поскольку мне кажется, так будет интереснее читать. Это больше для тех, кто еще не знаком с моими героями – Васькой, Егоркой и Михасиком. Получилась почти повесть. Не судите строго, я не писатель. Что получилось, то получилось. Жду ваших комментариев. Всем добра. И не болейте.

Ваш Асфальт.

В этой повести все вымышлено: имена, даты, сам сюжет. Все это не что иное, как плод моего воспаленного воображения, так что не верьте ничему.

И ничего никогда не бойтесь...) Все будет так, как должно быть)

Из сети.

АД И РАЙ ВАСИЛИЯ БАТАРЕЙКИНА И ЕГО ДРУЗЕЙ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВАСЬКА И ЕГОРКА.

"Ничего, ничего, - сказал я сам себе, - закройся от ветра и потихоньку иди. И дыши так редко, редко. Так дыши, чтобы ноги за коленки не задевали. И куда-нибудь да иди. Все равно куда. Если даже ты пойдешь налево попадешь на Курский вокзал; если прямо - все равно на Курский вокзал; если направо - все равно на Курский вокзал. Поэтому иди направо, чтобы уж наверняка туда попасть. - О тщета!...

... А ты бы согласился, если бы тебе предложили такое: мы тебе, мол, принесем сейчас 800 граммов хереса, а за это мы у тебя над головой отцепим люстру и ..."

(В. Ерофеев, "Москва-Петушки")

Стояла вторая неделя жары, и проселочная дорога была покрыта толстым слоем пыли. Смеркалось. Василий шёл, не зная куда. Да и некуда, собственно, было ему идти. До ближайшего хутора было километров с десять, а то поболее, вокруг раскинулись пыльные поля юга России с бестолковыми тополями, торчавшими у обочины. И идти уж точно не к Курскому вокзалу. Он вокзал этот, впрочем, как и сама Москва, был в противоположном направлении, и никак уж не близко - пару тысяч км без малого...

И сейчас Вася шёл. В никуда. Просто вперёд. Ему очень хотелось лечь в пожухлую траву у обочины, да хоть в дорожную пыль, лечь и лежать, смотря в небо, жалея себя, слегка подвывая, как больная, никому не нужная побитая собака. Но нужно было просто идти, несмотря на то, что ноги предательски дрожали, глаза застилали слезы, а сердце ухало так, что вот-вот вырвется из груди и улетит к беспечно щебетавшим в тени тополей птицам.

Похмелиться не хотелось. Совсем. Одна мысль о спиртном была ужасна и противна. Желудок от этой мысли начинал беспокойно давать о себе знать приступами изжоги и рвотными позывами.

Что они вчера с Егоркой пили? А позавчера? А третьего дня? Начали то хоть когда? Столько неразгаданных тайн вокруг. Да, правильно говорят, что мир вокруг полон тайн, непостижимых для нашего разума. Да и он, разум, для чего он нам дан? Лучше бы его не было. Горе от ума. Васька горько усмехнулся от своих мыслей. Хотелось пить.

Вася Батарейкин по жизни был далеко не дурак, рос в полной семье, в школе хорошо учился и подавал надежды. Родители были из рабочих и крестьян, и, как у всех, папа пил и вступал в рукопашные схватки с мамой, и тогда мама хватала Васю и они убегали жить к соседям. Потом, когда все утихало, они возвращались. Папа просил прощения у мамы и притихал на пару недель. И наступала тихая семейная жизнь, пока все не повторялось. В общем, жили, как все. Вернее, как большинство. Но других семей Вася и не видел. Вон, у Аньки с седьмого «Б», папа вобще с балкона вышел, когда курил. А 5 этаж все же. Лежит теперь дома инвалидом... Говорят, что был бы трезвым, разбился бы. А так повезло. Позвоночник только повредил в трех местах. Ну и бедро. Повезло...

Вася школу и маму любил. Папу поначалу побаивался, потом, когда подрос, стал его тихо ненавидеть. А потом, когда ещё больше подрос, в очередной скандал родителей, Вася заступился за маму. По-взрослому, не как раньше, стукая маленькими кулачками ненавистного папку куда попало, а толкнул его со всей силы 15-летнего подростка. И пьяный, до боли противный папка, пролетев через весь коридор, врезался головой во входную дверь и пролежал там, притихнув, до утра. Подойти и посмотреть, что с ним, они с мамой боялись. Слава Богу, жив остался. Стонал потом и жаловался, что шея болит.

После этого случая Вася решил не получать полного среднего в родной школе, а пойти учиться в ПТУ в райцентр. От такой жизни подальше. Мало ли что в другой раз случится. Не хотел брать грех на душу, да и видеть все это уже сил не оставалось. Маму было не очень жалко оставлять. Разводиться она никак не хотела, хотя давно бы это уже сделала. Ведь сколько раз просил:

- Давай, мам, бросим его. Пусть он сам, без нас...

Но любит, говорит. Значит пусть живут, как хотят. Без него.

От этих воспоминаний так стало грустно и жалко себя, маму (как там она с ним?) и, вдруг, внезапно, очень захотелось выпить. Чего бы ни будь такого, холодненького, кисленького и некрепкого. Например, хересу... Немного, грамм 800... Как у Венечки из "Москва-Петушки". Недавно Егорка давал читать. А там и люстру на голову пережить можно. Все равно жить уже давно не хотелось.

В детстве, смотря на пьяного отца и дыша его перегаром, Вася твёрдо знал, что пить не будет НИКОГДА. Чтобы не быть таким как он. Чтобы не обижать женщин. Чтобы не совершать постыдных поступков, как, например, лежать у подъезда в мокрых штанах, не в силах подняться домой, на радость соседям. Вася тогда спускался и тащил пьяного отца домой, бросал его пьяного на полу в коридоре, прямо в обосс@ных штанах и шёл к себе, читать "Таинственный остров" или про Тома Сойера или ещё что, лишь бы быть подальше от этой постыдной реальности. Книг в детстве перечел великое множество. От того и с русским в школе проблем никогда не было. Даже в районной олимпиаде как-то занял первое место. В 5 классе. Грамоту ту мама бережно хранит.

В ПТУ Вася стал выпивать. Понемногу, как все. По выходным. А все тогда пили вполне себе "культурно". Через год собираться стали и посреди недели. Нормально сидели так, без криминала, под гитару или Высоцкого, а когда и под "Ласковый май", тоже случалось... Расходились часам к трем. Утром, правда, было не совсем хорошо, но терпимо. Это был ещё не алкоголизм, это было обычное подростковое пьянство, от избытка гормонов, недостатка возможностей их реализовать и, своего рода, протест против окружающего несправедливого мира. В тот момент в лице злых преподов и девченок-динамщиц. С девочками Васе вообще не везло. Он их уважал, как маму. И немного побаивался. Не представлял, как это - подойти, познакомиться, тем более ещё там что-то с ними делать. Пока не встретилась одна, которая потом его женой и стала, нарожав ему троих маленьких, вечно орущих васят. Сама же превратилась в толстую усталую бабу, с натруженными руками и вечным упреком в глазах.

А дело было так. Васька уже закончил ПТУ, получив корочки сварщика 2-го разряда. Что было вроде вполне престижно и востребовано тогда в их посёлке. Многие из его корешей-однокашников и собутыльников по совместительству уехали по выпуску на Север, за "длинным рублём". Васька не поехал, устроился на местную автобазу по специальности. Можно было и поехать, но в 19 лет казалось, что вся жизнь ещё впереди. А тут дом почти рядом, да и море совсем близко: на выходные можно выезжать, с палатками, кострами и ночными купаниями. Зачем этот Север? Пить на вахте нельзя - сразу выгонят. А денег Ваське на одного и так хватало.

На море тогда все и произошло. Собрались как-то коллективом на очередной "сабантуй" с выездом на выходные. Взяли палатки, мясо и по 3 бутылки водки на брата. Немного? Так на пару дней же всего. Потому и по 3..., а не больше. Ваське тогда и одной бы хватило. Поскольку с утра не похмелялся, терпел. Пил воду, купался, пока похмелье не отпускало к обеду. Потом вечером появлялся аппетит. Ужинал и ложился спать. Ночью мог присниться кошмар, пробить холодным потом, но Васька это уже знал и не боялся. А утром, как ни в чем не бывало, шёл на работу, которая большей частью заключалась в травле баек в курилке с Петровичем.

Петрович, старожил на автобазе, отец четверых детей, что никак не мешало быть ему перманентным пьяницей и бабником, работал механиком. Ему, как и Ваське, обычно тоже делать было нечего. Запчастей то все равно нет...

- Ну что там нового за вчера произошло в мире? - закуривая, произносил Васька дежурную фразу.

- Да как всегда. Война... - лениво и многозначительно отвечал Петрович, тоже закуривая, потом продолжил:

- Я вот вчера к Люське на хутор ходил. Самогонку пробовать. Первач... Ух, забористый. Да под сальцо с чесночком, ммм… А потом она мне всю ночь такую Эммануэль устраивала...

Петрович замолк, ожидая наводящих вопросов, чтобы продолжить в подробностях.

Но Васька смущённо молчал... Ему не было что спросить, ибо он не знал, что спрашивать. Да и стеснялся, что Петрович раскусит, что Васька в свои 19 ещё девственно чист...

Приехали на море в пятницу вечером. Расставили палатки, искупавшись с дороги, развели костёр и пожарили на решётке окорочка. Сели.

- Ну что, наливай, а то уйду, - Петрович.

- Да куда ты с подводной лодки денешься? - пошутил кто-то.

Через пару часов было выпито по две 0,5 на каждого. Остальное оставили на завтра, на опохмел. Васька выпил всего одну. Хватило, чтобы захмелеть и почувствовать покой и умиротворение.

Девушки (а их было на этот раз две - Люська и её подруга Нюра), пили наравне со всеми, не стеснялись.

- Вася, пойдём купаться, а то я одна боюсь? - произнесла Нюра, допив очередной стакан и утерев влажные губы подолом платья, под которым показались весьма аппетитные ляжки.

- А что, тогда и мы с Люськой с вами, - тут же сподхватился придремавший у костра Петрович. И продолжил мысль, скарбезно ухмыляясь, - Устроим групповичек, я недавно у свояка был, видел у него такое на компе. Мне понравилось)

- Иди ты, Петрович, знаешь куда? Пошли, Вась, а?

- Эх, бабы вы тёмные. Отстали от жизни. Уж вся Европа давно так живёт - никак не мог угомониться Петрович.

- Да успокойся ты уже, пойдём в палатку, я там тебе сейчас ещё не такую Европу покажу - Люська Петровичу, стыдливо смеясь.

- Не ждите нас скоро, европейцы! - уже с тропинки к морю, поддерживая пьяно шатающегося Васю, - смеялась Нюрка, показывая средний палец компании за костром.

У берега Нюра приостановилась на секунду, как бы призадумавшись, затем, не глядя на спутника, одним движением скинула с себя лёгкое платьице, и, оставшись совсем без ничего, со смехом кинулась в воду. Васька оторопел. "Ишь ты, да она без белья за костром сидела, а я и не знал..." - подумал он.

Стоял, глупо улыбаясь и смотря на отплывающую по лунной дорожке обнаженную девушку, трезвел и не знал, что ему делать.

- Ну что же ты, дурачек, снимай все и плыви ко мне, - развернувшись к нему в воде, почти шёпотом произнесла девушка... Было сказано очень тихо, но он все расслышал. Или просто догадался по губам. Впрочем, и так все было предельно ясно. Можно было уже ничего не говороить. Вася разделся, как просили, стыдливо сняв трусы, и вошёл в воду...

- Ну что, Европа? Не спите ещё? - через час со смехом довольная Нюра, - Наливай! И Васе тоже. Он заслужил)

Утро было тяжёлым, похмельным. Купаться не хотелось. Хотелось просто лежать и не вставать. На душе почему то было тоскливо, муторно. Словно что то умерло внутри. Вася знал это чувство. Так было всегда после возлияний. Но сегодня что-то было особенно нехорошо. "Водка паленая была, что ли" - подумалось. У вчерашнего костра уже сидели и, доедая остатки вчерашнего стола, похмелялись, предусмотрительно оставленной вчера для этих целей водкой.

- Васенька, иди к нам, выпей, легче станет, - звала Нюра.

- Неее, что ты, я не похмеляюсь. Я на неё, проклятую, смотреть не хочу.

"И на тебя тоже" - подумал, но не сказал конечно.

- Иди к нам, Вася! – хором звала уже вся честная захмелевшая компания.

Уже был приготовлен полный стакан опоздавшему. Рядом на тарелке лежал кем-то предусмотрительно приготовленный огурчик. Вася вздохнул, и, стараясь не нюхать, выпил залпом обжигающую нутро жидкость. Захрустел малосольным. Толпа одобрительно загудела:

- Молодец! Наш человек!

Отпустило почти сразу, минут через пять. Через пол часа мир стал прекрасен и неудержимо захотелось, чтобы так было всегда. И пилось дальше легко и радостно. И сегодня было лучше и веселее, чем вчера. Намного лучше. Намного веселее. Даже Нюрка стала вдруг красивой. Очень красивой. Да и почему вдруг, с какой статьи Нюрка? Нюша, Нюра, Анечка....

- Нюра, я люблю тебя. Выходи за меня замуж, - заплетающимся языком, еле слышно, прошептал он ей. Еле слышно. Но она расслышала:

- Да, милый. Приедем - все обсудим...

***

Откуда взялся в райцентре Егорка, уже, наверное, не помнил никто. Казалось, что он был всегда. Каждое утро ошивался у райпо, стреляя мелочь на опохмел. В кармане для закуски у Егорки всегда лежал огурец либо луковица. Казалось, что это был весь его дневной рацион. Пища Егорке была, видимо не нужна. Да и какая пища, зачем?

- Закуска – градус крадет! – весело улыбаясь, не стесняясь отсутствия передних зубов, говорил он подающим ему иногда продукты, - Дайте лучше денежку на жидкий хлеб. А закусить у меня есть, - показывая замученную в кармане луковицу. В водке и так полно полезных и нужных для нормального функционирования веществ - был твёрдо убеждён Егорка.

Жители посёлка были к нему благосклонны. Всегда давали по чуть, ибо мухи никогда не обидит, а если не дашь, то помрёт, не дай Бог, с похмелья. Это правило знали почти все, ибо почти все в посёлке бывали с похмелья, и твёрдо усвоили правило: "не вовремя похмелиться - чревато летальным исходом". Бывали случаи...

Но не будем о грустном. Сегодня был обычный летний день, райпо открыто пару часов, в кармане у Егорки уже звенела кое-какая мелочь. Не хватало на чекушку почти столько же, но это дело времени. Огурец тоже был, и ждал своего часа.

- Привет..., - подошёл Вася - как оно?

- Вашими молитвами. Чего хмурый такой?

- Да задолбала она... Вечно ей что-то не так. То денег не хватает, то пьяный вчера пришёл.

- Кто, Нюрка, что ли?

- А кто ж ещё?

- А куда ты раньше смотрел? Я, когда ты женился, просто офигел. Я её с детства знаю. С 14 лет уже гуляла во всю. Пока тебя не нашла. Замуж ей срочно надо было. Никто, ни из наших, ни с соседских, брать не хотел.

- А что ты мне не сказал?

- А ты меня спрашивал? Кстати, сейчас уже могу сказать, куда у тебя тогда ящик водки со свадьбы делся.

- Твоих, что ли рук дело?

- А то. Мне тогда надолго хватило. Неделю почти пил))

- Да на здоровье, проехали...

- Спасибо. А ты что такой хмурый? Перебрал вчера?

- Было дело. У Карпихи вчера огород копать ходил. Она мне самогонки за работу налила и с собой дала. Ух, лютый первач оказался... Башка трещит.

- Да знаю. Она гонит из всякого дерьма, чуть ли не из куриного помета. А может лепешек коровьих... Но, скорее, всего из комбикорма, а это сильная штука...

- Я знаю, у неё ещё есть. Я в погреб к ней ходил, видел, банки 3-4 стоят. Пойдём, полечимся?

- Так она огород заставит копать..., - задумался Егорка.

- Ну и ладно, покопаем чуток.

- Ну пошли. А то время к обеду, а у меня только на пол чекушки накапало...

***

Карпиха жила одна, на окраине села. Жители её побаивались. Дом её старались обходить стороной и со старухой не общаться. Поговаривали, что у неё то ли "не все дома", то ли за убийство мужа сидела. А может и то и другое сразу, но где её муж, и был ли он вообще, никто не знал. Так что жители старались держаться от греха подальше. Но что остановит наших героев, если впереди маячит заветная цель!

Пришли. Калитка закрыта. Жарко. Хочется пить. Ещё больше - выпить.

- Открывай, Сова! Медведь пришёл! - проорал через забор Васька.

- Что за хрень?

- Сам ты хрень, Егорка, классику знать надо!

Минут через пять Карпиха все же открыла.

- Ааа, это ты опять, да не один..., - недовольно прошамкала беззубым ртом. - Заплывайте, голубки, работа есть. Лопаты в сарае, ты, Васька, объёмы знаешь. Оплата будет, как проверю. Но много не получите, алкашня. Знаю я вас. А я спать. Жарко. Вечером приду. Не халтурить! Глубже копать, голуби мои сизокрылые...

- Чего это она - "голубки"? Что она имела в виду?

- Егор, я тебе потом объясню. Европа... Копать пошли. Выпить охота.

- А может ну её, работу эту? Ты ж знаешь, где погреб. Замок нафиг и делов то.

- Ну давай хоть пару грядок копнем, дождёмся, как заснёт. Самому выпить охота, мочи нет.

Через час, дождавшись, что старуха захрапела, замок был успешно сбит.

- Смотри, тут банок пять, а ты говорил три, ура!

- Нам бы хоть три унести.

Унесли три. Да и ноги тоже еле-еле. Карпиха каким-то чудом, учуяв неладное, проснулась и спалила с поличным. Пришлось бежать. Благо старуха еле ходила, не то, что бегать. Артрит проклятый, плюс радикулит, да и ревматизм ко всему. Вдогонку друзьям ещё долго раздавались проклятия с нецензурной бранью.

- Вась, а откуда она такие выражения знает?

- Откуда-откуда... Оттуда! Посидишь, ещё не то узнаешь)

- Не дай Бог.

- Ну от тюрьмы и от сумы, сам знаешь, что...

- Не знаю, что?

- Драчок ты, Егорка. Ещё и не образованный. Давай лучше остановимся, передохнем. А то сердце скоро остановится.

Остановились, отпили по чуть. Егорка пил жадно, большими глотками, словно воду.

- Друг, ты поосторожнее, коварная она, - забеспокоился Васька.

- Уффф, жесть! Забористая зараза.

Пошли неспеша. Закурили.

И тут Егорку стало накрывать. Он прямо на ходу стал падать вперед, чтобы не упасть совсем, стал быстрее передвигать ноги, бросил недокуренную сигарету, и уже почти бежал – тело впереди, ноги сзади. В какой-то момент центр тяжести Егорки достиг критической точки, и он рухнул прямо лицом в дорогу, не выпуская банку из рук, прижимая её к животу. Банка от такого издевательства над собой решила дальше не жить. Драгоценная жидкость быстро впиталась под Егоркой в пыльную землю. Обмочившись в штаны, он лежал, повернув голову вбок. Из носа его тела кровь.

Егорка спал, блаженно улыбаясь. Очень может быть, что ему снилось детство. Когда папа с мамой купили ему велосипед и они всей семьёй пошли в парк его проверить и купить мороженое. Мама была в лёгком ситцевом платье и весело смеялась, смотря как сын учится кататься. А может, что-то другое снилось, но тоже хорошее, судя по выражению его лица. Васька мешать не стал. Прилёг рядом, бережно поставив оставшиеся банки с самогонкой рядом, и стал смотреть на облака...

***

6 литров закончились через три дня. Пили в "коттедже" у Егорки. "Коттедж" представлял собой домик, сколоченный из кусков фанеры, старых досок, обрывков рубероида и жести. Что делали и о чем говорили с Егоркой, Васька помнит обрывками. Вроде ничего особенного. Все как всегда: политика, женщины, планы на будущее.

- Вот брошу я пить, Вася, и открою фирму свою. Знаешь, как назову? "ЕгорКо". Егор - это понятно, а Ко - это ты, потому, что будешь ты моим компаньоном.

- Я согласен. А что делать будем?

- А не все ли равно. Главное - фирму открыть. Знаешь, как это сложно?

- Не знаю. Слышал только, что закрыть - труднее, чем открыть.

- Да не понимаешь ты ничего.

- Я не спорю. Но и ты в этом ничего не понимаешь.

- Я? Я больше твоего понимаю. Я над этим уже пол жизни думаю. Все не соберусь никак. Времени не хватает. Главное в фирме - правильное название...

Не закончив толком свою мысль, Егорка уже спал, похрапывая и блаженно улыбаясь.

Проснулся Васька под вечер. Егорки в коттедже, да и рядом, не было нигде. На полу валялись две пустые трехлитровые банки. Ещё какие-то огрызки, то ли яблок, то ли огурцов, вперемешку с окурками "Памира". Хотя окурков было мало. Сигареты кончились в первый же вечер и приходилось курить опилки. А вот Егорки нигде не было вообще. Да и был ли он? Может вообще приснилось все. Васька и себя то не очень ощущал. Он просто встал с пола и пошёл. Просто пошёл. Куда? Да прямо вдоль дороги он пошёл. И уж точно не к Курскому вокзалу.

Теперь он уже вспомнил все, почти в подробностях. Где пил, сколько, с кем. Куда только Егорка подевался, пока Васька спал? Сзади раздался нарастающий гул, будто машина. Нет, вроде не машина. Что же? Уж больно сильно гудит, даже вроде два, сливаясь в один, не гул - рокот. Чувствовалась мощь, наводящая ужас и одновременно восторг от того, что это мог воплотить человек. Вася обернулся и удивлённо сопроводил взглядом пару военных самолётов, промчавшихся на низкой высоте, показалось, что прямо над головой. Пара пролетела в сторону, куда шел Вася, на юго-запад. Хереса от этого зрелища почему-то расхотелось. Зато захотелось водки.

***

Юсуф (русские звали его Юра) мчал на ржавой «семёрке» кирпичного цвета с прогоревшим глушителем, которую он одолжил у своего троюродного брата, к своей русской женщине Наташе. Юсуф был хорошим семьянином. Дома, в Таджикистане, у него была жена и трое детей и он регулярно присылал им кровно заработанные на стройке деньги. А сегодня он ехал к Наташе. Протому, что он был настоящий мужчина и любил женщин. И долго без них не мог жить. Наташу тоже все устраивало, поскольку в селе нормальные мужики либо были женаты, либо разъехались по заработкам, и почти все они пили. Юсуф не пил и даже поправил во дворе Наташи забор и помог привезти новый холодильник из райцентра. Взамен Наташа дарила Юре свою любовь и нежность. Обоих все устраивало, даже несмотря на наличие Наташиного мужа, отбывавшего срок где-то в Мордовии. Впрочем, Юсуф о нем не знал. Не сказала Наташа, так, на всякий случай. "Пусть пока будет, как есть. А там посмотрим..." - думала она.

Из старенькой кассетной магнитолы SONY раздавалось:

Маро мешиноси? ҳамонам, ҳамонам,

Фақат ошиқам ман, фақат беқарорам,

Маро мешиноси? ҳамонам, ҳамонам,

Фақат ошиқам ман, фақат беқарорам,

Маро мешиноси?

Юсуф любил песни Манижи Давлатовой. Немного осталось в таджикской эстраде таких певиц. Жаль, что сколько лет уже не поёт. Очень жарко сегодня. Как дома. Ещё минут 10 езды по тряской пыльной грунтовке и будет Юсуф в объятиях ласковой Наташи... "Братьям про неё все же расскажу. Пусть обзавидуются" - решил он. Юсуф потянулся поднять упавшую на пол полторашку воды и не заметил бредущего по полосе грустного одинокого путника.

Вася опять услышал далёкий приближающийся шум. Он был совсем не похож на прежний. Не гул, а скорее треск. "Вертолёты летят что ли?" Обернулся посмотреть ещё на одно чудо человеческой мысли, как все для него разом померкло.

Юсуф, услышав удар в бампер, а затем в лобовое, инстинктивно вдавил до отказа обе педали. Но было уже поздно. Когда машина остановилась, сквозь паутину лобового стекла на него в упор смотрел человек. Вернее человек лежал на капоте, а на Юсуфа смотрели его два глаза, вылетевшие из глазниц и прилипшие к стеклу. Один глаз почему-то показался Юсуфу чёрным, а другой - зелёным. Юсуф пронзительно закричал и потерял сознание...

***

- Вставай, мой любезный друг, душа моя, уж солнце встало, и мир прекрасен, а ты все спишь и спишь!

Васька с трудом настроил резкость. Смутно различил силуэт друга Егорки. Голова нестерпимо гудела, во рту очень нехорошо, как и во всем теле, болело, словно по нему проехали катком. Повертел головой, но силуэт Егорки не сдвинулся с места. Тогда Егорка повращал глазами, и огляделся.

Он лежал на дороге, вроде все той же дороге, по которой шёл, только не совсем той. Где-то за тополями вместо распаханных полей с орущими грачами слышался шум реки, из-за которой доносилась девичья песня.

Налево от дороги был луг, заросший полевыми цветами, через который шла тропинка, уходящая за горизонт. Небо над горизонтом в той стороне периодически озарялось ярко-багровыми сполохами. Оттуда тянуло тревожно надвигающейся грозой, пожалуй, даже ураганом. Васька точно знал, что он здесь не был никогда. Одна дорога, на которой он лежал, казалась такой знакомой, почти родной. И Егорка. Он тоже какой-то странный. Разговаривает странно, одет непонятно во что. То-ли халат, то-ли балахон белый на нем, на ногах мокасины на босу ногу, на роже улыбка до ушей и глаза странно блестят. "Вмакнул уже где? Где нашёл? Вот жеж, гад, пока я спал, времени даром не терял!" - с завистью подумал Васька.

- Где это мы? Никак не пойму.

И тут Егорка, ласково улыбнувшись (опять ласково!) открыл рот:

- Видишь ли, милый друг Василий, в не столь отдалённом прошлом, я бы даже сказал недавно совсем, произошло нечто необычное для тебя. Ты умер. Точнее - погиб, но не суть важно. Я ещё сам ничего не понимаю, но я тоже умер, вот, погляди.

Егорка, повернувшись боком, с гордостью продемонстрировал другу торчавшие из него ржавые 4-хзубые вилы.

Отравленный продуктами распада алкоголя мозг Василия пытается понять суть происходящего, но как это понять даже трезвомыслящему субъекту? Правильно. Никак. Полный бред. А уж полутрезвому это вообще невозможно.

- А черенок где? - будто это самое важное, что необходимо было срочно узнать.

- Отломал. Ты походи попробуй с черенком. Неудобно жуть, цепляешься везде.

- Ну уж нет. Мне вилы в бок не нужны. Кто это тебя так?

- Так мы, когда спали, я проснулся, а банки пустые. Ну я и пошёл к Карпихе за добавкой. Пока с новым замком возился, она меня и шандарахнула сзади, - почти с гордостью повествовал Егорка, - Тут наверняка никого с вилами в боку нет.

- Где это - тут???

- Ну смотри, - как старожил, Егорка стал водить рукой, - Справа, за речкой - рай. Слева, по тропинке - ад. А мы между пока. Хамистаган, Бардо, Барзах, Саммерленд, Лимбо, называй как хочешь, но суть одна. Мы с тобой здесь, пока до нас не дойдёт очередь. Там, в той жизни, мы жили так, как хотели и не думали о том, что нас ждёт по ту сторону. А теперь мы не знаем, где наше место, пока нас не отправят туда, где мы должны быть. Как слепых котят (Егорка слегка запнулся и отвёл глаза от лица Васьки), - Ну как-то так... Я же всего пару дней здесь дольше тебя, сам ещё не разобрался толком. Что, головушка бо-бо?

- Спрашиваешь. Один ещё вопрос. Почему не было тоннеля с ярким светом в конце? Почему я не наблюдал себя как бы со стороны? Как в книжках пишут, или это, в фильме "Привидение", например?

- Не знаю. Не читал, не смотрел. Некогда было всякой х@йней заниматься, пока жив был. Да и то в книжках. Кто им верит? Только девочки 14-летние, где про прЫнцев написано. Пошли лучше лечиться. В рай пошли. Можно и в ад, но там запой будет. А нам в запой сейчас нельзя. Нас скоро определять будут.

И Егорка, показав направление, двинулся направо, скрывшись среди тополей.

***

"...О! Узнаю! Это опять они! Ангелы Господни! Это вы опять.

- Ну, конечно, мы, - и опять так ласково!..

- А знаете что, ангелы? - спросил, тоже тихо-тихо.

- Что? - ответили ангелы.

- Тяжело мне...

- Да, мы знаем, что тяжело, - пропели ангелы. - А ты походи, легче будет, а через полчаса магазин откроется: водка там с девяти, правда, а красненького сразу дадут...

- Красненького?

- Красненького, - нараспев повторили ангелы Господни.

- Холодненького?

- Холодненького, конечно...

О, как я стал взволнован!.."

(В. Ерофеев, "Москва-Петушки")

Река оказалась совсем не широкая, и никакого паромщика Харона они не встретили. Банально перешли реку по подвесному мостику, за которым на берегу сидела девушка и пела, глядя на воду реки.

Песня была заунывная, грустная, но очень красивая. О любви, конечно. И голос был просто волшебный. Из-за одного такого голоса в девушку можно было влюбиться, даже несмотря на все её недостатки. А они были, и были таковы: жидкие волосы с проплешинами на голове, кожа лица - вся в кратерах, словно Луна, как у переболевшей оспой, вдобавок гигантских размеров нос, как у Буратино до операции, пальцы на руке узловатые и кривые. Еще присутствовал небольшой такой горб и отсутствовал пальцы на одной руке. Ноги, живот и попку друзья не разглядели, поскольку сидела девушка на траве.

Создано нейросетью Яндекса.

В общем, так себе была девушка. Почти старуха Изергиль, только в молодости. Но пела очень хорошо. Влюбиться было можно. Однако все, кто проходил мимо неё по мосту, останавливались только на минутку-две, слушали один куплет и быстрым шагом продолжали свой путь, будто вспомнив о чем то очень важном. Хотя... Какие важные могут быть дела в раю? Вот и девушка не верила, но все же ждала своего принца и пела, пела, пела...

Друзья тоже не стали задерживаться. У Васи дома была жена, и её ему хватало, даже с избытком на 100 лет вперёд, А Егорка... Ну с ним вообще непонятно, любил ли он женщин вообще. Голос у девушки все же был красивый, наверное, и душа, раз голос такой.

За поворотом увидели арку над дорогой, с надписью наверху: "Добро пожаловать в рай". На трех языках: русском, английском и китайском. "Как в аэропорту Домодедово" - подумал Васька, хотя ни разу там не был. Прямо за аркой стоял большой шатер, сквозь белую ткань которого было слышно лёгкое похрапывание и шелест.

- Нам туда нельзя, - взял друга за руку Егорка, - они там отдыхают, нельзя мешать, умотались бедные..

- Кто - "они"?

- Анелы, кто-кто... Они нам помогают там, на Земле, а здесь сил набираются перед очередной сменой.

- А нам что не помогли с тобой?

- Не знаю. Не успели, наверное. А, может, время наше пришло. Надоели мы там. Я так давно уже не хотел жить.

- Я тоже... Но иногда хотел все же. У меня трое васят, хотя они меня и бесят дико, пожил бы ещё с ними...

- Не переживай, свидишься ещё. Здесь.

- Тьфу на тебя. Они ж маленькие ещё...

- А кто сказал, что сейчас? Лет через 80 встретишь. Ладно, лечиться то будешь?

- Ты утомил уже. Конечно, сколько можно мучить? Веди давай!

- А мы на месте уже.

- ??? Тут же нет ничего. Ни рюмочной, ни райпо, ни погреба Карпихи, будь она неладна.

- А ты вокруг посмотри.

Вокруг была поляна цветов. С огромными бутонами. Ярких, разноцветных, благоухающих. Вокруг них, перелетая с цветка на цветок, порхали маленькие существа, похожие на людей, только размером с колибри. "Эльфы" - вспомнил детскую книжку Васька.

Мимо них, радостно смеясь, проехала на велосипеде девочка лет 8-9. Головка её, украшенная бантами, то странно болталась из стороны в сторону, то безжизненно падала на грудь, то заваливалась назад. Лицо девочки смутно показалось Ваське знакомым.

- Давай, ложись прямо в цветы. И открывай рот. Сейчас они сами все сделают.

Сказано - сделано. Васька лежит, открыв рот, а эльфы вокруг вьются, наклоняют бутоны над Васькой, и в рот ему льётся божественный нектар. И такое блаженство разливается по всему телу болезного, такая нега вдруг случается, что, кажется, что снова ему 7 лет, и не пил он никогда водку эту проклятущую, и мамка с папкой любят его, а не драки свои пьяные, и завтра воскресенье, и пойдут они втроём в зоопарк, смотреть на слона и есть мороженое, и вся жизнь ещё впереди, долгая и счастливая…

- Вставай, хватит на первый раз. А то привыкнешь ещё, - прервал эту идиллию друг Егорка.

- Можно ещё чуток?

- Нет. Говорю же, в первый раз нельзя. Видишь холмики вокруг, цветами поросшие?

- Ну, вижу.

- Это новички. Были. Не смогли встать, теперь травой и цветами поросли. Так и лежат теперь в вечном кайфе. Ангелы пытались их оттуда вытащить.

- И что?

- Не хотят. Отбиваются.

- Я понял. Это как наш сосед по коммуналке, Гера. Как вышел на пенсию, лёг на диван и не встаёт. Телевизор и пиво. В туалет иногда только.

- Ну типа того.

- Слушай, а расскажи, что ты знаешь ещё про ангелов?

- А что именно? Я и сам толком не знаю. Знаю, что у тех, кого они полюбят, они рядом всегда. У кого один, у кого два. И тогда этим людям не страшен хоть сам черт. В пекло лезут, а с них, как с гуся вода. Все нипочём. Но, бывает, надоедают они ангелам своим.

- И что тогда?

- И тогда, в один прекрасный момент - бах, и нет человека. Или тромб, или кирпич на голову, или инфаркт с похмелья. Знавал я одного в прошлой жизни, когда жил как человек, в городе. Сосед у меня был. Молодой ещё, примерно, как мы сейчас. Ну в смысле не совсем старый. Прозвище ещё у него было странное. То ли Цемент, то ли Асфальт, не помню уже. Спортом занимался. Все бегал по утрам по 10 км по стадиону. Сердце тренировал. Даже с бодуна бегал. А поскольку пиво любил не меньше спорта, то с бодуна часто бегал. Ну и добегался однажды. Сердце остановилось прямо на дорожке. Говорят, ещё бежал, уже мертвый, метров 10, пока не упал. Ангелы бросили его. Надоел. Хотя на войне успел побывать. Там уберегли. А тут бросили.

- Во дела... А остальным?

- А остальным – по очереди, из состава дежурной смены. Ну есть ещё экстренные, типа скорой помощи. Только они не всегда успевают. Пробки.

- Откуда ты все это знаешь?

- Знаю. Я ещё там, на Земле об этом знал. Ты, разве нет?

- Я не думал об этом.

- В том то и дело. Думать надо. Я вот как проснусь ночью с похмелья, страшно, хоть волком вой, и думаю, думаю... Потом похмеляться иду искать. Ну как, полегчало тебе?

- Да! Но странно как-то. Голова вроде не болит, руки не трясутся, а все же чего-то не хватает.

- Эх, я думал, я один такой. Мне тоже некомфортно здесь. Драйва нет. Тихо, спокойно, тепло, еда, вода, нектар опять же, а драйва нет. Может на другую сторону сходим? Один я бы не пошёл, а вдвоем уже не так страшно.

- Это куда?

- В ад, куда ж ещё. Тут больше некуда. Только рай и ад. Между тоже можно, только недолго. Выгонят.

Кто выгонит, куда, Васька уточнять не стал. Пошли, так пошли. Дело нехитрое.

Девушка у моста по-прежнему пела. На мосту столкнулись с командой велосипедистов, которых накануне сбил где-то на трассе под Геленджиком грузовик со щебнем. Велосипедисты, кто с проломленным черепом, кто без руки, кто без ноги, обгоняя друг друга, неслись, как могли, через мост в рай. Сзади, что-то крича в свой мегафон, их пытался догнать тренер в инвалидной коляске.

Девушка на минуту прервала свою песнь-плач, посмотрела в спины убегающей вдаль команде, вздохнула, чуть всплакнула и продолжила...

***

"... Я вздрогнул и обернулся: передо мною был некто без ног, без хвоста и без головы.

- Ты кто? - спросил я его в изумлении.

- Угадай, кто! - и он рассмеялся, по-людоедски рассмеялся..."

(В. Ерофеев, "Москва-Петушки")

Чем ближе друзья приближались к аду, тем сильнее в воздухе пахло грозой, серой и ещё чем-то таким обыденно-земным и противным. Васька напрягся и вспомнил: так пахло в комнате у Геры, когда он с сигарет перешёл на модный IQOS. Затхлым сеном и старыми носками. Над головой сверкало и громыхало, но дождь не шёл. Зато летали огромные чернокрылые твари, что-то пронзительно крича друг другу и не обращая внимания на людей внизу.

- Кто это? - спросил Васька, надеясь, что Егор и здесь знает ответы на все вопросы.

- А я по чем знаю? Я ж говорю, я здесь не был ещё.

- Но и там ты был всего-ничего, а почти все знаешь.

- Ну там само как-то пришло, а тут не приходит. И тут странно все как-то. Никто никого не жарит, не пытает. Только твари эти раздражают.

- Простите, любезный, кто эти твари, и где нам можно опрокинуть по-маленькой? - спросил Егорка у пробегавшего мимо мужика с топором в спине.

- А, эти то? Да не обращайте внимания. Ангелы падшие. Внизу, на Земле, работы для них нет совсем. Люди и без них отлично справляются. Убивают друга, предают, в общем сами себе ад устраивают. Ну вы, вижу недавно оттуда, сами все знаете.

- А чего орут то?

- А кто их знает. Скучно неверное, вот и орут. А выпить - вон шалман впереди. Там, кстати, и девочки есть, - подмигнул он лукаво.

- Спасибо. Девочек нам не надо.

- Так вы не по этой части? Так бы сразу и сказали. Там и ваших хватает. Так что, хорошего вечера, коллеги, - произнёс он Егорке, разглядывая его вилы в боку.

- Ага, и тебе не хворать, голубок, - ответил за него Васька.

- Чего это вы? Я опять что-то не понял ничего.

- Потом объясню. Пошли лучше выпьем.

У входа в шалман, прямо на крыльце, валялся голый мужик с обрывком верёвки на шее. В дверях их встретили два дюжих угрюмых охранника. У обоих были пулевые отверстия во лбах. У одного дыра была побольше, похоже, что калибр ПМ. У другого поменьше, вроде ТТ, или АК. "Из 90-х наверное" - подумал Васька. Он сам то время не помнил, маленький был ещё. Но фильмы "Бригада", "Бумер" и "Брат" знал почти наизусть.

- Проходите, не толпитесь тут, - хором проугрюмили громилы.

- А можно вопрос?

- Давай, только по-быстрому, - сказал охранник, у которого дырка во лбу была побольше.

- Чего там у вас мужик голый на входе валяется?

- Чёрные птички притащили недавно. Помогли решение принять. А то все собирался, собирался, никак не мог духом собраться.

- Притащили, кинули. Свое дело сделали. Проспится, пусть заходит. У нас тут всем рады, - добавил охранник с дыркой поменьше.

- А платить тут чем? - поинтересовался Егор.

- Да в долг можно. Потом разберемся, - загоготали громилы.

В шалмане было многолюдно. Из динамиков доносилась "The Road to Hell" Криса Ри:

And all the roads jam up with credit

And there’s nothing you can do

It’s all just bits of paper

Flying away from you

Look out world take a good look

What comes down here

You must learn this lesson fast

And learn it well

This ain’t no upwardly mobile freeway

Oh no, this is the road,

this is the road,

This is the road to

Hell

Несколько пар танцевали, пьяно покачиваясь. Остальные смотрели на новеньких и курили.

Все столики были заняты. Пройдя в глубь зала, все же нашлась пара свободных мест за столом, за которым скучали две дамы. Дамы были колоритные. Одеты вызывающе, лица накрашены непомерно, и обе сильно пьяны.

- Ооо, мальчики, наконец-то, мы вас так ждём! Угостите дам?

- Ага, счас! Вы свои рожи в зеркало видели? - стал с ходу хамить Егорка.

Лица у девушек, и без того отталкивающие, к тому же у одной был безобразный шрам на лице, у другой из шеи торчал небольшой кухонный нож, исказили гримасы презрения и ненависти.

- Да вы свои то видели? Особенно друг твой, - указала одна пальцем с жёлтым от курева ногтем на Ваську.

- А что, блин, с моим лицом не так? - обиделся Вася.

- Тише вы, дуры, не надо ему пока...

- Че не надо? Пусть не хамит дамам!

- Не травмируйте, он не в курсе..., - жалобно взвыл Егорка.

- Так он чё, не знает ничего? Новенький, что ли? Счас я его просвещу...

И, достав маленькое зеркальце из сумочки, сунула под нос Ваське.

Из зеркальца на Васю смотрел человек с висящими из пустых глазниц на каких-то жгутиках глазами. Один глаз был чёрный, другой - изумрудно-зеленый... Глаза бешено вращались в разные стороны. Васька дико закричал...

***

- Уууу, скотина такая, опять бухал все дни, пока я к маме ездила! - орала Нюрка во всю мощь своих лёгких. - И ещё кто, блин, мусор с бутылками в окно кидал? Признавайся, придурок, ты? Опять это стерва из 36-й участкового на нас натравит!

Васька открыл один глаз - знакомые жёлтые обои с пятнами. Такие родные, до боли знакомые... Открыл другой - фикус на окне, балконная дверь, солнце с балкона рвётся в квартиру. Из кухни пахнет жареным луком. Нюрка, хоть и язва, а готовить любит. Захотелось есть...

В квартире 36 тоже жарили. Только сырники.

- Мааам, а мам?

- Не мамкай! Чего тебе?

- Можно пойти гулять?

- Сейчас сырников поешь и иди, горе моё. И велосипед возьми. Зачем я тебе его купила? Папки нет, я одна на двух работах кручусь, чтобы у тебя все было, а ты не ценишь...

- Ладно, мам, пойду на велике. Я тебя люблю.

- И я тебя. Иди обниму. Колеса только подкачать надо, да некому. Этот алкаш Васька уж неделю пьёт, все никак не достучусь. Вот пропьется, накачает. А то вчера опять бутылки из его окна летели. Ты смотри, под окнами только не езди, а то вдруг опять кидать начнёт? Не дай Бог, в голову попадает. Вот я участкового на него натравлю. Будет знать.

- Не надо, мам. Дядя Вася хороший. Он мне велик помогает поднимать. Когда может, - запнулась девочка, - и с мальчиками его я дружу. Только не видно их что-то давно. Ты не знаешь, где они? Может в лагерь на море уехали?

- Ага, в лагерь. Не смеши меня. Откуда деньги на лагерь? Васька пропивает все. Небось Нюрка к матери своей на лето отправила, чтобы папку пьяного не видели. Ну ладно, поела? Иди давай. Мне по дому прибираться ещё...

- Нюра, я дома, что ли?

- Совсем допился?

- Нюр, иди поцелую. А что за платок у тебя на шее? Засос кто-то поставил? Может ты не к маме ездила?

- Да шёл бы ты, Вася, лугом! Щас сковородкой получишь!

- А что тихо так дома? Дети где? Гуляют?

- Нет, Вася. Дети у мамы теперь будут... Жить...

Нюра всплакнула и вышла на кухню.

Ну и ладно. Отвезла, пусть поживут с бабкой в деревне. Первый раз, что ли? Чего слезы лить то? Эх, бабы... Вот привезёт детей, брошу пить, соберу всех и вывезу на море. Давно не ездили семьёй. С детьми будем рыбку ловить, а Нюра ухи сварит. Эх, хорошо придумал!

- Ну прости. Плохо мне. Есть похмелиться?

- Ага. Было бы - не дала б. Подыхай лучше.

- Ну и черт с тобой. Пойду Егорку проведаю.

- Во-во. Иди и не возвращайся. Видеть тебя больше сил нет.

Васька вышел на балкон. Нашёл в пепельнице "королевский" бычок. С наслаждением закурил. Стало немого полегче. Что там Егорка? Действительно надо сходить. Вдруг помощь нужна. Солнце светило все ярче. Закрыл один глаз. Сквозь другой солнце почти не пробивалось, словно очки солнечные надел. Прикольно. Закрыл другой. Двор стал изумрудно-зеленым.

Внизу тренькнул звонок велосипеда. Вася глянул вниз и обомлел. Под балконом, весело смеясь, ехала девочка из рая. Головка её с бантами то безжизненно болталась из стороны в сторону, то падала на грудь, то заваливалась назад. По квартире потянуло вонючим IQOSом, и... серой??? Тут пазлы в отравленном алкоголем мозгу Василия стали складываться в страшную картину. И косынка на шее Нюры, и отсутствие детей, и черно-зеленый двор, и девочка, и запахи... Он перелез через балконные перила, раскинул руки, зажмурился... ГОСПОДИ, ЕСЛИ ТЫ ЕСТЬ, ПРОСТИ! и рухнул вниз.

Чёрная крылатая тварь, злобно скалясь, вылетела из-за соседнего дома, буд-то ждала в засаде. Она схватила вылетевшую душу Васьки своими когтистыми лапами и бесшумно отправилась к горизонту, превратившись в черную точку на фоне малиновых сполохов бушующей грозы.

Из сети.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МИХАСИК.

Из сети.

Глубоко за полночь Михасику приснился очередной сон. В этот раз это был говорящий хомяк. Хомяк что-то говорил Михасику приятным женским голосом.

Маленький такой, симпатичный хомячок. С усатой мордочкой и красивым женским голосом. Вокруг Михасика были люди. Дети постарше играли в мяч и хулиганство, помладше - пекли куличи в песочнице. Взрослые же сидели-отдыхали на лавочках, с пивком-водочкой. НО никто, кроме Михасика, не замечал (или не хотел замечать?) говорящего хомяка.

О чем хомяк вещал, Михасик в своём сне не запомнил. Да это было и не важно. Михасику было очень обидно, что никто, кроме него самого не замечает говорящего хомяка.

- Смотрите! Разве вы не видите? Разве это не удивительно, что хомяк говорит, да ещё таким красивым женским голосом? - закричал он людям вокруг, этим невеждам.

Но люди в его сне продолжали делать свои дела, не слыша ни его, ни говорящего хомяка. Дети, как ни в чем не бывало, продолжали играть в песочнице, взрослые - пить из бутылок и пластиковых стаканчиков в тени дворовых тополей. Ибо был тёплый летний вечер и пить пиво и другие алкогольные напитки во дворе того дома, где увидел Михасик говорящего хомяка, было в порядке вещей. Даже зимой. А сейчас, летом, тем более.

Говорящий хомяк, почему-то обидевшись на Михасика, вдруг превратился в удава с выпученными глазами и стал широко открывать на Михасика свою пасть,которая стала такой огромной, что туда мог бы с лёгкостью поместиться железнодорожный вагон. Да что там вагон, весь двор, вместе с детьми, взрослыми, песочницей, тополями и самим Михасиком. Михасику стало невыносимо страшно.

Он заорал и проснулся. Часы на прикроватной тумбочке показывали, как всегда, какое-то заколдованное время - 2:15 ночи. Всегда эти гребаные 2:15. Ни позже, ни раньше. 2:15. Иногда, правда, с небольшими вариациями, когда отклонение составляло минут 20 в какую либо сторону.

“Вот нах@я мне, спрашивается, ваши говорящие хомяки с просыпанием в 2:15?“ - задал себе Михасик весьма риторический вопрос. Ибо проснувшись этой ночью, он твёрдо знал, что и в этот раз ему на этот вопрос никто не даст ответ.

Совсем не удивившись светящимся на циферблате: 0, 2, 1 и 5, Михасик взглянул на лежавшую рядом жену Глашку (по паспорту - Аглая Егоровна). Она для него давно была не той Агулей, как он её называл, когда влюбился 20 лет назад.

Глашка лежала на животе, подвернув под себя согнутую в колене правую ногу и сладко сопела, пуская на подушку слюну. Спала она по обыкновению обнаженной, откинув одеяло и призывной обнажив вполне аппетитный зад и не только. В том месте, где божественно сходились крутые ягодицы Аглаи, заманчиво выглядывал бугорок райского наслаждения. Но Михасика эта картина нисколько не заинтересовала.

Закрыв одеялом обнажённые прелести жены, Михасик задумался - как жить дальше. Не в смысле дальних планов на ближайшие лет этак пять-шесть, вовсе нет. Сейчас перед ним стоял более насущный, животрепещущий вопрос: "как дожить до утра". Вопрос этот был настолько актуален, что требовал немедленного разрешения.

- Нужно поспать, - мудро сказал сам себе Михасик.

Следуя благоразумному своему решению, он попытался устроиться на краешке кровати, оставшемся после пространства, занятого голой Глашкой. Михасик почти заснул, несмотря на дикое похмельное давление в середине груди, буд-то в нее воткнули осиновый кол. Дремные волны его качали, в глазах Михасика возникали сполохи, а в ушах его шумел атлантический прибой.

Однако это продолжалось недолго. Через некоторое время у Михасика свело левую ногу. Да так, что пришлось заорать и криво покывылять на согнутых ногах в сортир. Аглая при этом даже не дернулась, по-прежнему пуская слюну на подушку.

На часах светило 3:15.

Нужно было что-то срочно делать, ибо никак. Пускай, сцуко, МКС упадёт на Землю, но надо что-то делать. Пофигу все. Нужно снять, сцуко, это дикое напряжение.

Ногу Михасика отпустило, но кол у него в груди так и торчал и жёстко напоминал о том, что скоро придёт полный п@здец, если срочно не похмелиться. Ибо это, бл@, эта необходимость - она так же насущна, так же неизбежна, как грядущая третья мировая. А она, война эта, должна случиться рано или поздно, ибо, сцуко, по-другому и быть не может. Ещё Маркс об этом трындел. А Михасик это в свое время всю эту шнягу изучал, даже конспект писал в далёком СССР, хорошо учившись, и школу с медалью закончив. Это сейчас дети и даже уже не дети, не знают не только Карла Маркса, но даже дедушку Ленина и товарища Сталина. Потребл@дское поколение растёт. Потребл@дство плюс кайфожорство. На радость империалистам. Интернет всему виной. И недальнозоркость наших правителей.

С этими горькими мыслями Михасик стал искать под кроватью второй носок. Ибо он уже знал, куда собирается и куда пойдет.

Нет! Мозг, вернее то, что осталось от разума, кричало: "НЕТ, НЕ СТОИТ! БУДЕТ ХУЖЕ!"

Но Михасик, несмотря на эти "голоса", все же искал носок на левую ногу, чтобы пойти в ночник за похмельем....

Огромная, рыжая луна, выглядывающая из ночных облаков, временами освещала безлюдную аллею, по которой в кроссовках на босу ногу угрюмо брел наш герой. Второй носок так и не нашёлся, и Михасик решил их, носки, вообще не надевать. Пошёл, как принято нынче у молодёжи, без носков. Ноги & кроссовки. Носки del.

- И что в этом прикольного - ходить без носков? - подумал босоногий Михасик, - ничего. Только ноги липнут к стелькам. Вот и вся разница. Совсем не комильфо. «Нужно пройти всего 988 шагов, всего 988» - крутилось в мозгу. Цифру эту Михасик давно знал. 988 шагов от двери квартиры до двери ночника. 988, и потом станет легче. Пускай ненадолго, но хватит сил вернуться назад, чтобы еще немного поспать. А там – будь как будет.

В конце аллеи фонарь выхватил из ночи скамейку с двумя одинокими фигурами со вспыхивающими временами огоньками сигарет в руках.

- Вот бы сейчас это оказались мои старые кореша, Васька и Егорка! - с дрогнувшим сердцем прошептал Михасик, - уж мы бы с ними втроём, до утра, эххх... Где же вы теперь, други мои? Хорошо ли вам там?

По его лицу потекли хмельные слезы. Старые друзья-собутыльники Михасика уже с год, как покинули его. Его, и всю эту земную суету. Ушли навсегда по синей лестнице в небо.

Из сети.

С этими мыслями Михасик вытер рукавом пьяные слезы и прибавил шаг.

В конце аллеи и была точка-рандеву с любимой и так необходимой сейчас ему "Охотой" - ночной ларёк, в котором дружелюбные братья-кавказцы, наплевав на закон Губернатора области о запрете продажи алкоголя с 23:00 до 8:00, всегда были оказать помощь страждущим, не имеющим сил дождаться 8-ми утра. Ибо бизнес, однако, важнее законов там всяких.

На лавках возле ночника, с пивом и более крепким алкоголем, а также лёгкими закусками к ним, разместились четверо: здоровенный Леха с фигурой атлета и хмурым лицом, вокруг него прыгал тощий жилистый бурят Бабу, рядом с Лехой сидел лысый Виталик с добродушной, немного блаженной улыбкой на лице, и, чуть поодаль от остальных, одиноко мирно дремал дагестанец Умар, опустив голову на грудь. Умару снились родные горы и ущелья, может Сулакский каньон, может бархан Сарыкум, может что-то еще, однако мы этого никогда не узнаем.

Всем, кроме Умара, у которого уже виднелась седина на висках, было на вид лет 30-40. Стояли начатые и валялись пустые пивные бутылки и банки, пара пустых от водки, пластиковые стаканчики, полупустые пачки с чипсами и орешками. Видимо эта разношерстная компания сидела здесь уже давно.

Взяв в ночнике пару "Охоты", Михасик первую банку тут же, прямо на крыльце, открыл и залпом, в два захода, выпил. Холодная горькая жижа проникла вовнутрь организма Михасика, блаженно отозвавшись теплом в желудке. В голове немного прояснилось, тремор отпустил. Михасик с удовольствием закурил и предсказуемо, как всегда бывает в такие моменты, возникло желание общения.

- Миша, - скромно представился Михасик, протянув руку первому из ночных посидельцев - здоровяку Алексею.

Тот угрюмо взглянул на Михасика и нехотя пожал его руку своей здоровенный лапой:

- Алексей.

- Виталик, - представился лысый, тут же добавив, - ты не смотри, что я хохол, я здесь уже 20 лет живу.

- А мне какая разница, кто ты? - мне до лампочки, хохол ты или нет.

- А ты бы пару часов назад здесь понаблюдал картину, - хохотнул бурят Бабу, - Леха, когда его увидел, подошёл, нежно так взял за голову, - хохол? - Украинец, да. - Ну он ему и двинул кулаком промеж рогов!

- Я не хохол! Я, хотя и родился на Украине, живу здесь уже 20 лет! - с добродушной улыбкой сказал Виталик.

- Поговори мне ещё, сейчас снова заряжу, - слегка приподнявшись, пробурчал Леха.

- А я что? Я не в обиде, - весело произнёс Виталик, отпив пива из банки.

- Ещё бы ты обижался, бандерлог.

- Сам ты бандерлог, - бесстрашно и с неизменной улыбкой парировал Виталик.

- Леха, вставай, пошли я тебя ушатаю, - вскочил на ноги Бабу, обнажив в улыбке рот без передних зубов.

- Сядь на место и помолчи, а то закопаю прямо здесь, - пробурчал Лёха, сплевывая себе под ноги и глядя в пол, угрюмо и без эмоций.

- Да не, я не шучу, пошли махнемся, я тебя завалю, - не унимается бурят, прыгая рядом с Лехой, типа разогреваясь.

- Чего это они? - спросил Михасик мирного Виталика.

- Ааа, да это они уже всю ночь так. Леха встанет, двинет ему пару лещей, потом мир и тишина, сидят, пьют молча. Потом снова.

- А че, вы не верите, братцы, что я его сейчас ушатаю? - не унимается бурят.

- Пля, пошли, достал ты меня уже, - лениво встаёт Леха с места и скрывается за близлежайшими кустами.

Через минуту оттуда раздалось характерное журчание. Бабу радостно рванул в ту сторону, временами останавливаясь и принимая различные боевые стойки.

Из сети.

За кустами на какое-то время наступила тишина, затем раздалось сопение и звуки глухих ударов.

- Стой, сцуко, куда? Закопаю!

- Иди сам сюда, я тебя сейчас завалю! - вопит Бабу, держась от Лехи на некотором расстоянии, и пытаясь нанести Лехе сокрушительный удар ногой с вертушки. Леха все больше свирепеет, безуспешно пытаясь достать бурята своими огромными кулачищами, его лицо наливается кровью. В такой диспозиции горячие парни скрываются в глубине аллеи.

- М-да... Весело тут у вас, - закуривая очередную сигарету, произнёс Михасик.

- А то, - многозначительно улыбнулся Виталик. - Подожди, сейчас вернутся и как ничего не было. Так полночи уже.

Неожиданно со стороны, где сидел Умар, раздался звон разбивающейся бутылки. Умар, окончательно заснув, потерял равновесие и свалился на тротуарную плитку. Бутылка, что стояла рядом с ним, разбилась. Однако тот, как ни в чем не бывало, поднялся, сев на свое место, окинул затуманенным взором окружающую обстановку, сфокусировав взгляд на разбившуюся бутылку с остатками водки, вздохнул с сожалением, и, заметив новенького, представился:

- Умар.

- Дагестанец? - спросил Михасик.

- Оттуда, да. Аварец. У нас там, в Дагестане, много национальностей: аварцы, агулы, азербайджанцы, даргинцы, кумыки, лакцы, лезгины, таты, табасараны, ногайцы, рутульцы, русские, цахуры...

- И как вы там вместе живёте, такие разношерстные?

- Дружно живём, помогаем друг другу, потому, что все мы вместе - один, гордый дагестанский народ. Даги, как нас тут русские называют.

- А что ты здесь делаешь? Почему пьешь? Ваша вера ведь не одобряет пьянство.

- А ваша одобряет?

Михасик задумался. Как-то далёк он был от церкви. Но про то, как Иисус превратил воду в вино, слышал не раз. Особенно покойный Егорка любил на эту тему пофилософствовать, оправдывая свой алкоголизм.

- Не знаю, - честно признался Умару Михасик, - Все русские пьют и не парятся на эту тему. У нас даже попы пьют, слышал такое.

А сам подумал: нет ничего святого для Змия проклятущего. Никого он не обходит стороной, ни христиан, ни мусульман, ни бедных, ни богатых, ни мужчин, ни женщин, ни старых, ни молодых... Ибо правит здесь сам Сатана, и сила у него огромная, и служим мы ему, поклоняемся, отдавая свое тело и душу, когда покупаем и пьём.

С этими горькими мыслями отдал Михасик свою вторую банку "Охоты" Умару, ибо ему было сейчас нужнее - кошмарило его, это было заметно. Отдал со словами:

- Выпей, джигит. Уважаю ваш народ, но видеть не могу, как ты мучаешься здесь. Пусть эта банка будет для тебя последней. Выпей и иди спать. А проспишься - езжай на свою родину. Здесь тебе худо, я вижу.

Умар ничего не ответил, просто взял из рук Михасика банку, открыл её и вылил содержимое на газон. Потом с трудом встал на ноги и нетвердой походкой побрел прочь.

- М-да... Что-то лишнего я спорол, - пробормотал себе под нос Михасик, и зашагал в сторону ночника, чтобы пополнить утрату. Ибо деньги на кредитке ещё были. Оглянулся. Виталик сидел в одиночестве, блаженно улыбаясь своим, неведомым Михасику мыслям.

Занимался рассвет.

***

Михасик брел домой и всю дорогу размышлял о странном поступке дагестанца Умара. Перед глазами стоял образ уходящего вдаль усталого сгорбленного старика.

Карманы олимпийки Михасика отягощали две банки "Охоты", одну из которых по давней традиции, сложившейся с годами, он обычно неспеша, смакуя и выкуривая пару сигарет, выпивал у своего подъезда. Вторую же банку надлежало надёжно спрятать в прихожей от Глашкиных глаз, чтобы осторожно, не спалясь, выпить опосля, когда хмель от первой начнёт проходить. Ну а дальше - начнётся новый день и, как говорится: "будет день - будет пища". В 8 утра откроется "Магнит", что неподалёку, в 9 - "К&Б", который вообще за углом, и надобность переться так далеко, как в "ночник", уже отпадёт. На работу сегодня не надо - воскресенье. И то хорошо.

Но эти мысли, как и наличие в карманах вожделенного хмельного напитка, почему-то не приносили Михасику радости, как это было всегда. Что-то произошло, что-то неуловимое, смутное и беспокойное поселилось и стало слегка зудеть в его голове. А что это, откуда взялось, Михасик никак не мог понять. Словно голос неведомого существа что-то пытался ему сказать, но как он ни прислушивался, в ушах его стоял только "белый шум".

Из сети.

-Да и хрен с ним! - сказал сам себе Михасик, дойдя до подъезда и откупоривая первую банку. Банка сделала "чпок-пшшшш...", из открывшегося треугольника нахально вылезла на воздух белая пена, в нос Михасику ударил знакомый, но почему-то на этот раз очень неприятный сивушный запах. Михасик сделал пару судорожных глотков наглой пены вперемешку с жижей янтарного цвета и закашлялся. Кашлял долго, судорожно, и остановился только, когда из желудка исторглась противная вонючая коричневая слизь.

- Да ладно, пля! Ну его нафиг, такие приколы! Пора курить бросать нах! - откашлявшись, чертыхнулся Михасик, затем, неожиданно для самого себя, буд-то кто-то, а не он, управлял его рукой, выбросил початую банку в урну и, не став курить, приложил "таблетку" к домофону своего подъезда.

Глаша не спала. Стояла босиком, в ночнушке, и задумчиво глядела в окно на кухне. За окном по школьному стадиону, несмотря на раннее и прохладное утро, наматывал круги одинокий бегун-физкультурник. Бегун был возрасте, лет под 70, но несмотря на заметную старческую пресаркопению, выглядел весьма неплохо для своего возраста. Бежал легко и было видно, что это ему привычно и в большое удовольствие.

Михасик выгрузил оставшуюся банку в перевернутый кроссовок в коридоре прихожей, накрыл другим, и подойдя к Глаше и опасаясь получить оплеуху, осторожно приобнял сзади.

- Ты чего не спишь, Глаш? Болит чего?

- Нет... Просто не спится. Смотрю вон на спортсмена. Долго бежит, с час уже...

- Я раньше тоже так бегал. Помнишь, как пробежал как-то 20 километров? А это 50 кругов. Больше двух часов бежал! - гордо произнёс Михасик.

Он завёлся, вспоминая о своих достижениях, хотел продолжить, засыпав Глашу подробностями, напомнить ей, с каким неординарным человеком ей повезло жить. И... осекся, смущенно замолчал. Глаша повернула к мужу лицо, в глазах - слезы.

- А что сейчас, Миш, не бегаешь? Вспомнил... Когда это было? Сейчас ты пьешь каждый день, и ни я, ни дети, уже давно не видели тебя трезвым. Губишь ты себя, Миша. Посмотри в зеркало на себя, кого ты увидишь? - с укором, но без злости в голосе произнесла Глаша. Видимо наболело у неё, и злиться она на него уже не в силах. Устала.

- Устала я, Миш. Не могу так больше. Не нужен детям такой отец. А мне - муж.

- Ну и вали отседова, су&а! - чуть не закричал Михасик на жену.

Но не закричал, как обычно делал в таких ситуациях с ней. Не ударил грозно кулаком по мебели, показав, кто в доме Хозяин. Не хлопнул дверью, взяв с вешалки куртку и не выскочил в сердцах на улицу, не воспользовался поводом уйти в "синий туман" на пару-тройку дней с друзьями-собутыльниками и подругами развратного содержания и разгульного поведения.

Лишь потемнело в глазах у Михасика и сжало тисками в груди от услышанных слов . Вздохнул он печально, развернулся и пошёл прочь, лежать, смотреть в потолок, жалеть себя и, если повезёт, уснуть хмельным сном. По пути в спальню Михасик зашёл в ванную комнату и долго-долго смотрел в пустые, полумертвые глаза своего отражения в зеркале...

***

На заре голоса зовут меня.

Солнца свет и сердца звук,

Робкий взгляд и сила рук,

Звездный час моей мечты

В небесах. (с) (Альянс)

Сквозь сон слышал Михасик всхлипы плачущей Глаши, а потом они стали все тише и тише и, наконец, настала полная тишина. Вернее не совсем полная, пришёл тот самый "белый шум", чем-то похожий на шелест падающих осенних листьев в парке. Шелест этот иногда напоминал человеский шёпот, словно кто-то пытался говорить с ним. Слов было поначалу не разобрать, да Михасик и не пытался.

Он наслаждался внезапно настигшим его покоем и блаженством. Тело его, источенное изнутри язвами многолетнего разрушения перманентным пьянством, тело с гастритом, хроническим панкреатитом мочекаменной болезнью и предциррозом печени, перестало напоминать о себе постоянными болями.

Организм Михасика словно сдался и умер, освободив его сознание от постоянных мучительных мыслей о никчемности его бренного существования. Михасик ощутил себя частичкой Вселенной, ее маленькой и в то же время важной, незаменимой крупицей. Он ощутил безграничную Любовь к себе и всему миру. Все стало для Михасика неважным и никчемным: дом, дети, Глаша, работа и вся эта земная суета, и ему безумно захотелось, чтобы это состояние продолжалось вечно.

А затем он увидел их. Своих друзей, шедших по дороге среди цветущих полей. Егорка шёл, приобняв одной рукой Василия и что-то ему эмоционально говорил, жестикулируя другой. Василий слушал, и, видимо, не соглашался с другом. До сознания Михасика стала доносится их беседа:

- А я вижу, что плохо ему, плохо! - Убеждал друга Егорка, - к нам его нужно, как можно скорее!

- А я тебе ещё раз говорю, что нет! Рано ещё! - отвечал Василий и сплевывал в придорожную пыль, - пусть побудет ещё. Попросим пока Умара присмотреть за ним, а там посмотрим. Не справится - позовём. Будет с нами маяться здесь. А там, глядишь, и определятся с нами когда-нибудь. Мне уже самому надоело тут кантоваться, как г@вно в проруби, между Адом и Раем. Хорошо, что ещё проход не закрыли. Ты думаешь ему тут лучше будет? Там у него жена, дети, а здесь что? Только ангелы вокруг, и то какие-то беспонтовые.

- А мы? А Эльфы? А народ на той стороне? - махнул рукой куда-то влево Егорка. - Кстати, пойдём-ка сходим туда, в рюмочную-шалман. Уж надоел мне этот нектар от эльфов. Не берет он меня уже. Хочется чего-то более адского, земного.

- Соскучился по самогону Карпихи? - гоготнул Васька, - хрен с тобой, пошли. Только не как в прошлый раз, когда мы там на несколько суток с какими-то вновь прибывшими загульными девицами зависли.

- Ну, уж это как получится, ничего обещать не могу, - хлопнул по плечу друга Егорка.

Друзья, обнявшись, засмеялись, и свернули с дороги налево на тропинку, взяв курс в сторону, где над горизонтом парили крылатые твари, похожие на древних птеродактилей, что как-то видал Михасик на картинках в книжке про Юрский период.

- Ребят, это я! Я здесь! Возьмите меня с собой! - крикнул им вслед Михасик.

Но они не остановились, словно не услышали его. Лишь только Василий, слегка обернувшись назад, махнул ему прощально свободной рукой...

Проснувшись после того самого хмельного сна, где он увидел своих друзей, Михасик был очень удивлён, что его не мучит похмелье. Более того, ему была противна сама мысль об алкоголе и том, что с ним связано, было ему овратительно. Желание пить, тем более - похмеляться с утра - пропало, и Михасику было предельно ясно, что это серьёзно и навсегда. Голова его была слегка ватной, мысли путались, но настрой не пить больше этот яд-алкоголь, был железный. Михасик сходил в душ, почистил зубы и, зайдя на кухню, заявил надутой, с опухшим от слез лицом со вчерашнего, Глаше:

- Все, Глаш, я больше не пью. Никогда. Верь мне.

Глаша повернулась к нему и благодарно улыбнулась в ответ.

***

В полуподвальном помещении, где собрались на очередную встречу члены сообщества анонимных алкоголиков (АА), было душновато и тянуло куревом из соседней комнаты, где они, завсегдатаи-АА-шники, нещадно смолили перед собранием, делясь будничными новостями произошедшего в их жизни с прошлой их встречи.

Разговоры были будничные: о детях, машинах, работе, и было из этих разговоров заметно, что своей жизнью рассказчики весьма довольны. Михасик постоял скромно в сторонке, покурил, послушал. Внимания к нему никто заметно не проявлял, хотя пару человек встретились как-то с ним глазами и дружески улыбнулись. Пригласили всех в общий зал. Собрание началось.

"Боже направь мои мысли в верное русло,

Особенно избавь меня от жалости к себе,

Бесчестных поступков, корыстолюбия.

Покажи мне в течение всего дня,

Каким должен быть мой следующий шаг.

Дай мне все, что необходимо для решения проблем.

Избавь меня от эгоизма.

Я не руковожу своей жизнью.

Да исполняю я волю Твою... "

Михасик повторял эти слова в кругу, держась за руки с незнакомыми ему людьми, и они, слова эти, проникали прямо в сердце, и становилось ему так спокойно и хорошо...

Помолившись, ведущая - довольно привлекательная женщина лет 40-ка, после молитвы начала собрание с минуты молчания по всем тем, кто не смог одолеть свой порок пьянства и покинул этот мир. Затем собравшиеся, передавая по кругу листки с текстом, зачитали 12 шагов АА и принципы сообщества. Ведущая объявила тему сегодняшнего собрания. В этот раз было предложено обсудить 2-й шаг Программы 12-ти шагов:

"Пришли к убеждению, что только Сила, более могущественная, чем мы, может вернуть нам здравомыслие".

Так же было предложено дополнительно выбрать любую свободную тему. Тощая дама в изношенных сапогах, сидящая немного обособленно в углу, словно стесняясь своего вида, предложила поговорить о там, как кто справляется с желанием выпить, если тебя кто-то вдруг обидел. Или дома из близких, или из коллег по работе.

Контингент собравшихся, а пришло в этот раз 15 человек, был весьма разношерстный. Люди были возрастом от 30 до 60+. Мужчины в основном, но были и несколько женщин. Одеты по-разному, от спортивных курток до дорогих пальто и шуб, которые висели на вешалке в коридоре. В противоположном от тощей дамы углу пристроился, слегка развалившись, как дома, мужчина лет 40-45, вполне прилично одетый, со здоровым цветом лица, совсем не похожий на алкоголика, в дорогих ботинках и при швейцарских часах. Михасик видел такие часы в программе "Магазин на диване". Очень дорогие. Да и ботинки - было понятно, что не из магазина "Смешные цены", где они с Глашей обычно одевались сами и одевали своих детей.

Все представились по очереди.

- Марина, алкоголик. Всем привет, - представилась женщина с землистого, несмотря на толстый слой тональника, лицом. Михасик сразу приметил в её облике черты давно пьющего человека.

- Здравствуй, Марина, - хором поприветствовали её присутствующие.

- Владимир, алкоголик, всем добрый вечер, - поздоровался мужчина в швейцарских часах.

Все дружно ответили:

- Здравствуй, Владимир.

- Олег, алкоголик я, всем здорова, - лениво произнёс толстый мужик лет 60 с пористым носом, похожим на вялую картофелину.

- Здравствуй, Олег.

Когда дошла очередь до Михасика, тот, внезапно засмущавшись, произнес:

- Здравствуйте. Я Михасик... То есть, нет, Миша. Алкоголик...

То, что Михасик прилюдно сказал, что он алкоголик, его слегка поразило и оглушило. Этого он сам себе, даже в мыслях боялся признаться. А тут, сказать такое вслух, мдааа... Но, на его удивление, реакция окружающих была вполне доброжелательной.

- Здравствуй, Миша, - слегка разнобой сказали все присутствующие. А ведущая добавила:

- Миша у нас в первый раз. Прошу отнестись с пониманием. Будь как дома, Миша. Здесь все свои.

После этих слов Миша окончательно расслабился.

Следующие полтора часа собрания прошли для Михасика как в тумане. Все было странно, необычно, ново и волнующе. Собравшиеся по очереди, начиная с самой ведущей, высказывались по предложенным заранее темам. Время для каждого было ограничено - три минуты. По окончании этих минут звенел колокольчик в телефоне ведущей. Но, если очередной выступающий продолжал говорить после его звонка, никто его не прерывал, все тихо слушали и не перебивали, даже если он нес несусветную чушь. Такие тоже были. Но в основном, все говорили чётко и по делу.

Чувствовался опыт завсегдатаев клуба, которые мусолили эти темы не раз. Особенно Михасика поразила речь мужчины в коричневых ботинках и со швейцарскими часами.

- Я, Владимир, алкоголик. Я не пью уже около 20 лет.

Михасику показалось, что эта информация предназначается именно для него.

- Я хожу на собрания АА все эти годы, и, даже когда я нахожусь в другом городе по работе или в отпуске, я ищу клуб АА и иду туда. И это помогает мне не пить все это время. Я знаю, что, если успокоюсь и перестану ходить на встречи, я могу сорваться. Потому, что 20 лет назад я понял, что только Сила, более могущественная, чем я и моя воля, удерживает меня от срыва. Эту силу я нахожу в этих собраниях. Она возникает в общении с вами, и помогает мне жить в гармонии с собой, удерживает меня от дурных мыслей и поступков, помогает не раздражаться на людей, которые обидели меня, даже если они, по моему мнению, не правы, и даёт силы их прощать. Ещё я становлюсь сильнее в своей трезвости, когда я своим опытом и примером помогаю тем, кто только в самом начале пути этой прекрасной, трезвой жизни. Спасибо вам, друзья, что вы есть, и я трезв.

Все дружно зааплодировали и сказали:

- Спасибо, Владимир!

Михасик тоже похлопал, а сам подумал: "Какого блин ляда он ходит на собрания 20 лет, как на работу? Это же сколько времени своей жизни он потратил на эти собрания? Надо как-нибудь посчитать: полтора часа три раза в неделю в течение 20 лет. Плюс дорога.

Нет, Михасик не собирался так разбрасываться своей жизнью, тратя её на разговоры об одном и том же. То, что больше никогда выпьет, это ему было предельно ясно.

"Вот похожу на собрания, как просила Глаша, ещё пару-тройку раз и хватит. Есть ещё полно более полезных дел, чем эта пустая болтовня об одном и том же" - думал он после собрания по дороге домой.

По пути к дому с остановки автобуса, на углу любимой им "Пятёрочки", стоял бомжеватого вида мужчина-старик. Завидев приближающегося Михасика, он нетвердой походкой двинулся в его сторону. Михасик хотел брезгливо его обойти сбоку и идти дальше, но, неожиданно для самого себя, подошёл и, достав из внутреннего кармана кошелек, сунул бомжу в руку 100 р. со словами:

- Держи, алкаш. Похмелись, а то ещё окочуришься. А вообще, вот мой тебе совет: бросай пить, как я бросил. Иначе недолго проживёшь. Ты вон и так уже давно не молодой. Жить - трезвым быть!

Сказав это, Михасик поднял правую руку с вытянутым вверх указательным пальцем, и, развернувшись, хотел было уже пойти в сторону своего подъезда, как бомж внезапно схватил его за локоть и с неожиданной для него ловкостью и силой развернул к себе. Михасик с удивлением глянул в его ясные, не соответствующие образу бомжа-алкаша глаза, которые испытующе глядели ему прямо, как показалось, в самую душу.

- Спасибо, брат. Береги себя. Удачи в новой жизни. И будь осторожен, - слегка скривив губы в улыбке, произнес старик, и, развернувшись, пошёл по аллее в противоположном от Пятёрочки направлении.

Михасик стоял, остолбенев, и не мог ничего понять. Что-то в образе старика, его взгляде, голосе и походке, показалось ему до боли знакомым...

"И к чему этот бред, который он мне говорил? Что значит его "береги себя"?

Лишь подойдя к своему подъезду и шаря по многочисленным карманам своей куртки в поисках ключей с таблеткой от домофона, Михасик внезапно вспомнил, что он уже раньше видел этого старика. Да, это был Умар...

***

Декабрь в этом году начался со слякоти и дождей. Тёплые циклоны никак не пускали зиму на Средне-русскую равнину, и местные жители уже были готовы к встрече Нового года без долгожданного снега.

Михасика с Глашей отсутствие снега зимой нисколько не смущало, поскольку всю жизнь прожили они в небольшом райцентре на Кубани. Но вот уже несколько лет, как решили они кардинально изменить свою жизнь и переехали в один из городов Подмосковья, поближе к старенькой матери Глаши, тёще Михасика.

Женщина она была добрая, тихая и любила Михасика как своего родного сын. Он и согласился с Глашей на её предложение на переезд без раздумий. Основной же причиной было то, что Агафье Семёновне (так звали тёщу Михасика) пошел восьмой десяток и здоровье стало пошаливать. То давление беспокоит, то спина, то ещё какая беда приключится. Вот и решили продать свою трёшку в райцентре и купить в Подольске скромную однушечку на окраине города.

Но денег не хватило, и взяли кредит, в надежде, что потом квартира тёщи Михасика после (не дай Бог!) скорого ее ухода в иной мир, полностью покроет все расходы.

А пока Миха нашел работу грузчиком на огромном транзитном складе большой компании, и платили хорошо. Тяжело конечно, но зато платили исправно, и вовремя, не как в автобазе на родине, да и кормили в обед, что немаловажно для бюджета семейного. И даже по ТК, с официальными больничными и отпуском, что тоже не могло не радовать.

Сот временем все у его стало налаживаться. Не пил же. И Глаша уже не отворачивалась ночами к нему спиной, и, более того, даже согласилась рассмотреть вариант секса втроём, о чем Михасик давно намекал ей, но безуспешно. В общем, жизнь такая Михасику была радостна.

Выучил пару молитв, одна из них обычная, "Отче наш...", а вторая молитва к Богородице, длинная, сложная. Долго учил, путался, но выучил. Помогала, когда накатывало выпить. Пробормочешь, и отпускает. Вроде ничего. Особенно нравилась фраза оттуда:

"Покрый и соблюди нас от лукаваго ловления и всех козней вражиих, в страшный же час исхода нашего помози пройти непреткновенно воздушныя мытарства, молитвами Твоими избави нас вечнаго осуждения, да покроет нас милость Божия в нескончаемые веки веков. Аминь".

Когда поизносил он эти слова, становилось ему спокойно и хорошо. И выпить больше никак не хотелось.

Финансы тоже налаживались. Кредиты выплачивались исправно, и пора было задуматься о новой машине, ибо старая "Лада-пятнашка" уже доживала свой век. Хотели взять китайца, но пока кусался по ценам. Михасик иногда ловил себя в мыслях, что ждёт смерти тёщи. Тогда бы все финансовые проблемы были враз решены... Но, спохватившись, мысли эти гнал от себя. Грех...

Лицо его приняло более-менее нормальный вид, одутловатось пропала, появился аппетит и даже пару раз Михасик выходил утром на стадион, побегать. Благо под окном, рядом. Побегал, и потом не стал ходить. И так хорошо.

На новой работе Михасика звали не иначе как Миша, либо Михаил. Начальство его ценило и уважало, и Михасику это нравилось...

Одна беда только. Через пару месяцев после как бросил пить, Михасику стали сниться сны. Будто он пьёт. И сильно пьет. С друзьями - Васькой и Егоркой. И так хорошо им было в снах этих... Так, что просто сердце во сне билось, как птица. И что делали они втроём в снах этих... (Но это другая тема, не для Дзена). А потом он просыпался, и, сначала радовался, что это все сон, и он, Михасик, трезв, и вот она, Глаша, рядом, голая, спит и всегда готова к сексу с ним. А потом стал просыпаться со странным чувством, что где-то там другая жизнь, которую он добровольно потерял, бросив пить...

***

"О, Премилосердая Владычице! К Твоему заступлению ныне прибегаем, молений наших не презри, но милостивно услыши нас: жен, детей, матерей и тяжким недугом пианства одержимых, и того ради от матере своея - Церкви Христовой и спасения отпадающих, братьев и сестер и сродник наших исцели..."

(Из молитвы Божией Матери перед Ея иконой, именуемой "Неупиваемая Чаша")

А к концу года вдарили морозы. Подмосковные реки - Десна, Пахра и небольшая речушка со странным названием Моча, замедлили свой бег и покрылись льдом. Снег укрыл промерзшую голую землю на радость местным жителям, особенно ребятишкам, тут же весло начавшим свои зимние игры, в основном катанием с горок. Под самый Новый год внезапно, откуда-то со Средиземноморья, пришёл тёплый циклон и принёс с собой ледяной дождь. Все тут же покрылось ледяной коркой и травмпункты города сразу же наполнились очередями из бедолаг со сломанными конечностями.

Миша (так он называл теперь себя сам, как и называла Глаша, уважительно), приболел, сидел дома на больничном, пил с Глашей чай с мятой и смотрел с ней сериалы на новом, только купленном, большом телевизоре LG. Обсуждали с ней новогоднее меню и кого пригласят. Но кроме тёщи Мишы, Агафьи Семеновны, оказалось и приглашать то было некого. Ибо не было у них с Глашей таких друзей, с которыми было-бы желанно провести вместе волшебную новогоднюю ночь.

Был, однако, у Миши приятель, сосед по лестничной площадке - Николай, или, как его обычно называли, Колян, лет 40-45 от роду. Работал он на местном машиностроительном заводе токарем, зарплата неплохая. Николай мужик был, вроде неплохой, при жене и детях, вдобавок рукастый. Все в доме сам чинил. И сантехнику, и электрику, и как-то раз даже сломавшийся холодильник пытался оживить. Правда тот после колиной починки совсем сломался и восстановить его уже никто не смог, даже мастер. Пришлось новый покупать.

Одна беда была. Колян был запойным. Вот начнёт пить с вечера, как нормальный мужик, пришедший с работы, с устатку, да под борщечек, любезно приготовленный к приходу мужа женой Ленкой. Выпьет сотку-другую беленькой, и спать довольный ложится. А ночью проснётся внезапно, и начинает ходить по квартире, выключателями щёлкать, водой шуметь, спать Ленке не давая ходьбой этой. А потом вдруг оденется, и:

- Я покурить, - Ленке.

И поминай как звали Колю. Хорошо, если пьяным в дым придёт к утру, а то и на трое суток может пропасть. Болеет потом неделю, стонет, похмелиться просит. Ленка не даёт. Только чай. Отпаивает. Давление меряет, в аптеку гоняет, таблеточки там всякие разные, витаминчики. Пару раз даже капельника на дом вызывала, поскольку казалось в те разы, что не выкарабкается Коленька сам, кранты ему приходят.

По причине такой своей вредной привычки Колян выглядел гораздо старше своих лет. Старался не пить вообще, зная, чем все обычно заканчивается. Но выпить хотелось всегда. Иногда так, что аж скулы сводило и хотелось либо плакать, либо убить кого. Колян в такие моменты шел на лестничную площадку и смолил сигареты, одну за одной. На какое то время его отпускало.

На заводе знали об алкоголизме Николая Григорьевича, но, уважая и ценя его профессионализм, прощали, закрывали глаза на его периодические пропадания, оформляя ему задним числом отпуска без содержания.

Глаша иногда захаживала к Ленке потрещать о своём, женском за чашкой кофе. Ленка жаловалась на своего, иногда плакала, особенно в те моменты, когда он страдал и стонал в соседней комнате в тяжком похмелье.

Глаша слушала сочувственно, а сама про себя улыбалась и радовалась за своего: "Какой молодец мой Мишаня. Смог побороть Змия проклятущего, зелёного, чтоб ему пусто было, гаду этому, сколько жизней загубил, охх..."

А Миха под Новый год вдруг загрустил по непонятной ему причине. Пропало настроение и все, что ты ни делай, все валится из рук и делать ничего не хочется. Ходит хмурый по квартире. Елку ставить не хочет. Да и вообще, приближение новогодних праздников не радует нисколько. Пару раз он поймал себя на мысли, что если бы выпил бы чуток, стало бы всем от этого лучше. В первую очередь Глаше, поскольку она расстраивалась по поводу такого поведения мужа и никак не могла взять в толк, что с ним происходит. Но Миха мысли о выпивке гнал прочь и был горд собой, что держится и не поддаётся искушению.

До Нового года оставалось три дня, как Мише вдруг приснился странный сон. Будто идёт он пьяненький ночью по знакомому ему маршруту в ночник-разливайку за очередной дозой. Падает снег. На пустынной аллее тихо, лишь одинокий фонарь выхватывает силуэт человека, сидящего на скамейке. Что-то знакомое кажется Михасику в сутулой фигуре сидящего. Пройдя мимо, слышит оклик:

- Постой, брат! Есть закурить?

- Есть, - развернувшись и встретившись взглядом с ночным незнакомцем, Михасик вдруг узнает в нем старика Умара, - Умар? Ты?

- Я, друг, я. Ты куда идёшь?

- Ты знаешь куда. Чего задаёшь глупые вопросы?

- Я то знаю. А ты, видимо нет. Будь осторожен.

- Да не гуньдось ты, старый. Вот лучше на, закури, - протягивает Михасик пачку "Астры", - Без фильтра только, извини. Я сейчас других не курю. Не берут другие меня.

Умар дрожащей рукой вытягивает сигарету из протянутой ему пачки, смотрит на неё, сощурив глаза, затем сминает её пальцами, ломая в порошок.

- Будь осторожен, брат, на этом пути. Я знаю, что говорю. Но каждый сам выбирает свой путь. И мы здесь бессильны.

- Кто мы?! Что за бред?! - кричит ему в лицо Миха, брызжа пьяной слюной.

- Скоро ты все узнаешь. Всему свое время, - говорит Умар и растворяется, превратившись в облако тумана перед глазами Михасика. Тут Михасик в ужасе проснулся. Сердце бешено колотилось в груди. Но, осознав, что это был всего лишь сон, и, главное - ОН ТРЕЗВ! Михасик успокоился. Рука нащупала на прикроватной тумбочке пачку сигарет. Возникло непреодолимое желание срочно покурить. Михасик, стараясь не разбудить мирно сопящую во сне Глашу, надел спортивку, тапочки и вышел на площадку.

Часы на прикроватной тумбочке показывали все те же заколдованные цифры: 02:15...

***

На лестничной площадке, несмотря на позднюю ночь, было сильно накурено. Лампочку кто-то постоянно выкручивал, потому было темно. Лишь в углу светился огонёк сигареты. Всмотревшись в силуэт курящего, Михасик признал соседа. Да и кому там было быть то? Редкие пары иногда захаживали, видимо они и выкручивали свет, чтобы создавать интим для себя. Но под утро то... Кому не спится?

Колян курил, рядом стояла початая бутыль коньяка.

- Вмакнешь? - раздалось из угла.

- Не, я не пью давно.

- А чего не спишь то?

- Сон странный приснился.

- Бывает. Мне в запое иной раз такая хрень снится, что сам Дэвид Линч позавидовал бы. Давай, пригуби, а то одному пить как-то не комильфо мне.

"А что такого то? Ну выпью чуток, Глаша не учует" - подумалось Мишане.

- Давай, только немножко.

Колян протянул бутылку... Тёплая жидкость обожгла сперва желудок, потом приятное тепло разлилось по телу Михасика.

"И зачем я себя насиловал, отказавшись выпивать, по-немножко, хорошего спиртного? Ведь все выпивают, и жизнь полна ощущений" - пронеслись мысли в его голове.

- Ну как? Норм? - спросил сосед, закуривая очередную сигарету.

- Норм. А ты снова в запой?

- Как получится. Я ещё не решил. Но желание и бабосы есть, - доставая пачку слегка помятых пятитысячных, - От Ленки спрятал 13-ю. Сказал, что кинули, не выплатили. Теперь надо потратить втихую. Поможешь? Есть место у Пахры, там и ресторан и сауна. Девочек закажем.

"Почему нет?" – подумал Михасик. "Я к утру вернусь, антиполицай поможет, зубы почищу, Глаша все равно с детьми часов до 10 спать будет. Каникулы однако".

- Ну если недолго. Мне б часам к 9 вернуться. Да и денег у меня нет на загул.

- Забей. Все есть. Вернёмся. Иди собирайся.

Михасик пришёл домой, открыл аккуратно дверь, чтобы жену не разбудить, надел джинсы, кроссовки и вышел к Федору в подъезд.

Такси уже было у дома. Колян постарался. Ехали минут 30. Михасика слегка потряхивало от предвкушения. Нет, пить не хотелось. Но странное чувство было, словно стоишь на краю обрыва и хочешь спрыгнуть. Страшно, но тянет. Даже температура поползла вверх и Михасика охватывал временами озноб.

В кабаке при гостинице было немноголюдно. В углу сидели две дамы подержанного вида лет 40. Бармен за стойкой. Вот и все люди. Михасик и Колян, поглядев с интересом в сторону девиц, сели за стойку, к бармену.

-Шеф, есть что подороже? Виски там или ещё что.

- Macakallan, 1400 р. за порцию, - ехидно процедил бармен, чуть не сплюнув презрительно.

- Бутылка 0,7 за 25 косарей? А не пошел бы ты, любезный, в ж...? - обиделся Михасик.

- Я щас кнопку нажму, - обиделся в ответ бармен.

- Давай, гони своего Маккалана. Бутылку сразу. Гуляем. - с улыбкой произнёс Колян, небрежно кинув на стойку пачку купюр.

Бармен тут же сделал приятное лицо и суетнулся к полкам с напитками.

Маккалан странно быстро закончился. Колян сладко спал, роняя слюну на стойку. Бармен был не против.

А Михасику захотелось приключений.

- Дамы, вы свободны? Можно к вам?

- В задницу иди, нищеброд.

- Что так? Мы виски пьем за 25!

- Да что ты? Так мы и поверили, ха... Ты на себя посмотри, во что ты одет. Нос алкоголика, картошкой, джинсы из смешных цен,.... В общем мы не для тебя, болезный. К Маньке своей иди приставай.

После таких откровений Мише срочно захотелось в туалет. Ну просто срочно. По маленькому. Была история, что в классе пятом в школе, Михасик признался в любви к однокласснице. А она рассмеялась в ответ. И Михасик намочил в штаны. После этого такого с ним не повторялось. Но сейчас.... Дико захотелось в туалет. Дверь в М была закрыта. В Ж Миша не рискнул. Мало ли. Вдруг опять кто обидеть, и он не выдержит, обмочится… Вышел на улицу. К реке была лестница.

"Может там. Там темно. И не видно".

Стал спускаться ближе к реке, туда, где не было фонарей. Авария с мокрыми штанами была уже близка, а этого так не хотелось! Хотелось продолжения праздника. Время, пару часов, да и деньги (Михасик видел, что у Коляна ещё оставались прилично) были.

Скользкие обледенелые ступени лестницы... Подошвы дешёвых кроссовок Михасика вдруг не справились с ними. И он поскользил вниз. С каждой ступенькой скорость скольжения нарастала и в конце лестницы она набралась приличная, достаточная, чтобы грузное тело Михасика вылетело на лед. Лед под ним проломился, и Михасик погрузился в тёмную обжигающую воду. Куртка сразу намокла, а течение реки затянуло под ледяную корку. От страха и неожиданности Михасик широко открыл рот и попытался закричать. Черная вода проникла в лёгкие. В голове Михасика пронеслись слова молитвы:

"Покрый и соблюди нас от лукаваго ловления и всех козней вражиих, в страшный же час исхода нашего помози пройти непреткновенно воздушныя мытарства, молитвами Твоими избави нас вечнаго осуждения, да покроет нас милость Божия в нескончаемые веки веков. Аминь."....

И ещё: "Прости меня, Глаша... ".

***

- Ну и че так долго? Мы тебя ждали давно.

- Митька? Егорка?

-Да мы, мы. Пошли в шалман, пока есть возможность...

Справа, за высокими тополями, слышался шум реки и девичье пение. Слева же было широкое поле с пожелтевший травой, за которым, на линии горизонта, бесновались в небе огромные крылатые твари, озаряемые сполохами грозы и оттуда тянуло серой.

Друзья, обнявшись, и, весело смеясь, свернули на тропинку, ведущую налево...

Из сети.

Конец.

(Июль 2022 – февраль 2025).