Рассказ написан по мотивам страшной таежной истории, которой поделился читатель владимир
Вековечная тайга хранит в своих непроходимых дебрях множество непостижимых тайн и древних загадок. Человечеству предстоит ещё многое узнать и переосмыслить, но вот готово ли оно к этому — это ещё тот вопрос.
Мне уже далеко за семьдесят, и большую часть жизни я провёл в тайге, которая стала для меня второй малой родиной. Здесь чувствую себя комфортно, как дома. Однако в моей жизни был один необъяснимый случай, оставивший глубокий след в сознании. Мы с моим дядей Пахомычем (царствие небесное) тогда оказались в безлюдном месте, где столкнулись с чем-то необъяснимо жутким. Лишь чудом нам удалось выжить.
Эти воспоминания до сих пор вызывают неприятные ощущения, даже сейчас, когда пишу о тех событиях, охватывает неприятная дрожь, так сильно меня потрясло случившееся. Прошло уже более полувека, но до сих пор не покидает чувство неосознанного страха и сильное желание понять, что же это было на самом деле.
В начале 70-х годов прошлого века мы с дядей отправились в путь, чтобы открыть охотничий сезон на нашем промысловом участке. Для этого я взял в колхозе трактор ДТ-75 с небольшим прицепом. В те времена трактор был практически моим, так как я его получал и работал на нём один.
Мы загрузили в прицеп всё необходимое для автономного промысла на несколько месяцев. А также запасы провизии для нас да корм на первое время для пяти охотничьих собак. Дядька был запасливый, как хомяк. Бывалый таёжник знал, что в зимней безлюдной глухомани случается всякое, и без провизии можно остаться, и возможности добыть зверя не будет. За продуктами в магазин не сбегаешь, нет в безлюдной глуши такой возможности.
Наш путь был неблизким, проходил через вековую тайгу по старому, заброшенному профилю, и часто приходилось останавливаться, чтобы перепилить упавшие деревья и убрать их с дороги. Летом было несколько мощных ураганов, поваливших много сухостоя.
Минула первая декада октября. После морозных ночей лес преобразился: лиственные деревья сбросили свои красно-желтые наряды и стояли голыми, озябшими. Лишь хвойники остались в своем зеленом одеянии. Особая красота позднеосенней тайги. Тихий, безлюдный уголок природы, который, как и много веков назад, живет по своим законам, неподвластным человеческим желаниям.
Уже ощущались заморозки, особенно по ночам. Мы стремились добраться до места назначения до Покрова, надеясь, что сбудется народная примета - стылую землю укроет белый ковер и нам удастся открыть сезон по первому снегу.
Только на третьи сутки мы наконец-то дотелепались до базового зимовья. Умаялись по-серьезке. Это была старая изба, построенная ещё в начале прошлого века. У неё была низкая и узкая дверь, которая открывалась наружу, была установлена под наклоном и поэтому сама закрывалась под собственным весом. Этому способствовала и позже закрепленная мощная пружина. Обычно у промысловиков с наружной стороны нет дверных ручек, чтобы медведь не мог при помощи них сорвать дверь. Но есть сквозное отверстие, в которое изнутри можно вставить сучок, выполняющий роль дверной ручки. Если сучок вытащить, с наружной стороны плотно притворенной двери не будет никаких зацепок. А сквозь отверстие можно стрелять в непрошенного зверя.
Чтобы дверь не заносило снегом, над ней был устроен широкий навес, под которым хранились дрова, приманки, капканы, оружие и другие необходимые вещи. Для защиты от незваных гостей единственное окно было сделано настолько маленьким, чтобы в него не смогла пролезть голова Потапыча.
Изначально, в далёкие времена, зимовье отапливалось по-чёрному: рядом со входом в углу была сложена каменка. Из-за этого стены и потолок внутри почернели. Позже дядька установил буржуйку, но все поверхности в избе так и остались покрыты слоем копоти.
Когда наконец-то добрались до места, уставшее солнце клонилось к закату. Через час стемнеет, а нам ещё нужно было многое сделать, и, конечно, позаботиться об отоплении. Поэтому в первую очередь, отцепив прицеп, отправились на тракторе за хлыстами для дров. Старались так, что известная часть организма вспотела, но со всеми делами так и не управились. Уже потемну, частично разгрузив прицеп, занесли вещи да часть провизии в избу, растопили печь, поужинали, накормили собак и, оставив их снаружи, улеглись на нары. Обсудили планы на завтра и, уставшие после двух дней трудного пути, погрузились в сон, предвкушая долгожданный отдых в тепле.
Но спали недолго. Даже сейчас, вспоминая события той ночи, я испытываю неосознанный страх. Вдруг в кромешной темноте собаки начали громко, яростно лаять, послышался грохот, треск ломающихся деревьев. Раздавались звуки, которые до этого момента никогда не слышали, они были настолько душераздирающими, что привели в ужас не только собак, но и нас. Это была настоящая какофония: жуткие вопли, завывания, хрипы, скрежет — всё это перемешивалось со звуками, похожими на те, что издаются, когда у лошадей отходят газы. От всего этого кровь стыла в жилах, по всему телу бегали мурашки.
Первая мысль — медведь, шатун. Но тут же появились сомнения, что-то было не то, были заметные странности. В силу возраста, богатого охотничьего опыта Пахомыч всегда был главным. Ему неоднократно приходилось принимать окончательные решения. Не в его характере было полагаться на случай, проявлять нерешительность или слабость. Немного придя в себя, решил посмотреть, что происходит снаружи. Мне не удалось отговорить его.
Отодвинув засов, дядька открыл дверь и стал осматриваться, но во тьме ничего не было видно. Я с ружьем наготове встал справа. И вдруг Пахомыч отпрянул, следом за ним в избу влетело что-то темное, гулко стукнувшись об пол. В тусклом свете керосиновой лампы я разглядел голову собаки с выпученными глазами. А дядька, сделав пару шагов назад, свалился возле нар и не шевелился.
Я испуганный забился в угол. С замиранием сердца стоял и слушал, как над головой трещит, стонет крыша. В какой-то момент показалось, что сейчас рухнет потолок и в пролом просунется морда огромного зверя. Умом понимал, что нужно спасаться, бежать, но тело не слушалось, все мышцы оцепенели, налившись тяжестью, словно свинцом. В эти мучительные минуты у меня было только одно желание — оказаться за тридевять земель от этого жуткого места.
Потом нападавший выдрал трубу печки! И всё стихло. Я, боясь шелохнуться, прислушивался к мертвой тишине, царившей за стенами зимовья. Прошло минут пять, но показалось, что миновала целая вечность. У меня в те минуты не было никаких мыслей, абсолютно ничего не мог сделать — просто стоял, не в силах пошевелиться. В какой-то момент отпустило, я словно очнулся от наваждения. И тут же почувствовал, как предательски дрожат мои колени, а по телу разливается противная слабость. Но истуканом быть перестал, да и разум по маленечко стал возвращаться на свое место.
Собрался с мыслями, а затем первым делом бросился запирать дверь. Но... привычным способом, рукой не получилось этого сделать. Я так крепко сжимал ружьё, что мышцы пальцев оцепенели, не мог их разжать, пришлось прикладом задвинуть засов. Затем закрыл фуфайкой окно и прибавил фитиль керосинки. В более-менее ярком свете посмотрел на дядьку, неподвижным кулём лежавшего на полу. Его лицо было мертвецки белым, как полотно, без кровинки, думаю, как и моё.
Пахомыч не подавал никаких признаков жизни, и у меня в голове промелькнула страшная мысль-догадка. Неужели сердце бывалого охотника остановилось? От нехорошего предчувствия к горлу подкатил ком безысходности и сожаления. Я опустился на колени рядом с родным человеком, который так много значил в моей жизни. Одновременно с опаской и надеждой пощупал у него пульс. И облегчённо вздохнул. Еле-еле бьётся. Слава богу, жив!
Я начал трясти его, чтобы привести в чувство. Не сразу, но дядька пришёл в себя. В первые мгновения он не мог понять, что происходит, словно забыл о недавнем событии. Долгим взглядом удивленно смотрел на меня, а затем начал оглядывать избу. И тут его взгляд остановился на голове любимой лайки, лежавшей на полу буквально в метре от его ног, с остекленевшими глазами, вывалив язык. Пахомыч в страхе отпрянул назад и тут же воспамятовал, избавившись от плена забытья. Кивнув головой в сторону двери, только губами спросил: «Что там?»
Я отрицательно покачал головой, а затем прошептал: «Тихо. Либо ушел, либо затаился».
Пахомыч осмотрел избу, с досадой заметил, что уронил своё ружьё, быстро поднял его, проверил и приготовился к отражению нападения. Мы долго сидели в тишине, стараясь не шевелиться. Перебирая набор благоприятных для нас возможностей, полагались на удачу и, конечно, надеялись на чудо. Только когда стало ясно, что сегодня нам несказанно свезло и чудовище не собирается нас убивать, мы с облегчением вздохнули.
Дядька попытался закурить, но, как оказалось, такая отработанная годами привычка даётся ему с трудом. Сначала не мог зажечь спичку, а потом не получалось найти огоньком кончик сигареты. Руки бывалого охотника словно жили своей собственной жизнью...
Всю ночь мы не сомкнули глаз. Лишь когда за стенами рассвело, настороже, сжимая ружья, вышли наружу. Нам понадобилось несколько минут, чтобы в деталях всё рассмотреть. Среди охотников-промысловиков нечего делать людям ненаблюдательным, тем, кто не в состоянии одним махом охватить всю картинку и с ходу обдумать свои соображения по поводу увиденного.
От открывшейся картины мы испытали шок: на поляне перед зимовьем валялись разорванные тела трех самых лучших собак, на земле белели их внутренности, лужи темно-багровой крови начали подсыхать. Конечно, мы с подобным неприятным зрелищем давно свыклись. Такое на охоте не редкость, но здесь перед нами лежали обезображенные тела наших четвероногих друзей, надежных помощников. Печаль и тоска сжали мое сердце, думаю, и у Пахомыча тоже.
В прицепе на ночь ещё оставалось несколько мешков с провизией, теперь они все были разорваны, некоторые висели высоко на деревьях. Но банки, хлеб и вяленое мясо не были тронуты. И во всей этой необычности была одна нешуточная странность: прицеп трактора оказался в сорока метрах от места, где оставили. Это какой же силищей обладает сотворивший такое! Крыша избы продавлена, словно по ней прошелся каток, а расплющенная печная труба не сразу, но нашлась далеко от зимовья.
Мы, естественно, попытались отыскать следы напавшего на нас зверя. Обошли вокруг зимовья в радиусе нескольких сотен метров, но так и не нашли никаких признаков его присутствия: ни отпечатков лап на стылой земле, ни клочков шерсти на крыше зимовья, ни следов когтей или клыков на растерзанных телах собак.
Не смогли нам помочь и две уцелевшие лайки, которые вернулись, услышав наши призывные крики. Хотя было видно, что они чувствуют чужой запах, но шарахались от него, напрочь отказываясь идти по следу.
Мы весь день потратили на то, чтобы привести в порядок всё, что могли. Погибших собак, вернее, их части, мы отнесли подальше. Хоронить не стали, это не та сторона обычной жизни таёжного обывателя. Охота — это всегда добыча, устоявшаяся практика: шкуры обдирать, а тушки пускать на приманку или выбрасывать, их съедят звери, мыши.
Конечно, мы ещё долго находились под сильным впечатлением от произошедшего! По ночам мы почти не спали. В те дни в зимовье не было электричества (генератор появился лишь спустя двадцать лет), и единственной нашей опорой была старая керосиновая лампа. Однако в зимовье, где всё почернело от времени, её свет хорошо освещал только стол.
Ежедневно на повестке стоял животрепещущий вопрос: кто же на нас напал? И вот ночами лежали мы на нарах в полумраке и обсуждали жуткую ночь, пытаясь найти ответ. Оба не первый год занимались промыслом, в тайгу попали не вчера, и дело знали четко. Так что были, если скромненько сказать, бывалые, матерые. Поэтому сразу исключили причастность к случившемуся всех местных животных, включая медведя и росомаху. Да, это даже ежу было понятно.
В этот сезон охота не задалась, ведь в последней схватке погибли наши лучшие собаки. Мы уже не так уверенно чувствовали себя на путике, двигаясь со звериной чуткостью, держа стволы наготове, слушая таёжные звуки… Охотнику крайне важно уметь подмечать мельчайшие детали происходящего вокруг и тем более в непосредственной близости. Ведь от этого сплошь и рядом зависит многое, в том числе и жизнь. Те, кто не обладает этим умением, очень многим рискует. Особенно когда поблизости может притаиться опасное неизвестное чудовище, способное, судя по случившемуся, вмиг разорвать на части. В такой ситуации неоправданная спешка не нужна, даже смертельно опасна.
Первые дни мы с Пахомычем так вообще ходили парой, со всеми предосторожностями, прикрывая друг друга. А собака ведь она всегда на хозяина ориентируется. Если сам будешь испытывать чувство неуверенности, то и она хвоста поджимает, к ногам жмётся, чует наш страх, пока не взбодришь. А присядешь, погладишь против шерсти, лизнет в нос, будто скажет: «А сам-то что?» — и пошла работать. Да и сам взбодришься. В Новый год мы на путики не выходили, как это делали обычно. Выехали с участка уже в феврале, добыли пушнины значительно меньше, чем обычно.
Когда мы вернулись в посёлок, то, как это обычно бывает, встретились с нашими коллегами, опытными таёжниками. Сели за накрытый стол и рассказали о том, что произошло с нами в зимовье. Эта страшная история произвела на всех огромное впечатление. Никто не усомнился в её правдивости, потому что мой дядя был известен как опытный, серьёзный человек, знающий цену сказанного слова.
Более того, присутствовавший пожилой промысловик тоже рассказал, как от своего матерого деда-зверобоя слышал о подобном. Как-то морозной ночью напал на его зимовье непойми кто, не то зверь какой, не то существо неизвестное. Жуткий гость разорвал на части единственную собаку. Разломал крепкую крышу, сделанную из колотых повдоль деревьев, а стропила из кругляка! Оторвал дверь и отбросил её метров на десять. Охотник стрелял, и бога призывал, и дурниной орал, на шест тряпки намотал, керосином облил, факел запалил, размахивался им. Чудом остался живым. И тоже нападавшего не видел, а поутру его следов не обнаружил. Такие вот жуткие страсти случились.
Долго тем вечером бывалые охотники думали-гадали, какое же чудище напало на зимовье, однако так и не смогли разгадать эту страшную тайну. Но в конце пришли к единому мнению: не дай Бог повстречаться в тайге с этой неведомой жутью.
А у меня остались воспоминания о паническом ужасе, который я испытал впервые в жизни. Испытать такое вторично не было никакого желания. К счастью, больше в жизни со мной ничего подобного не случалось, и я этому весьма рад. Но то, что произошло в старом зимовье, настолько намертво врезалось в память, что до сих пор стоит перед глазами. Да, конечно, всё это не соответствует материалистическому восприятию мира, но, уверяю вас, это произошло наяву, а не приснилось нам с дядькой в кошмарном сне. Можете верить или нет, ваше право, но это было.
Рекомендую по этой теме прочитать рассказы «Паранормальное в таежной глуши», «Таёжная история, или Плохое место (мистический рассказ)»
Написал Евгений Павлов-Сибиряк, автор книг - Преодолевая страх, Невероятная мистика. Приобрести книги со скидкой 10 % вы можете ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ. Послушайте рассказы -ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ