Лес стоял безмолвный и недвижимый, окутанный мерцающей белизной снега, так что казалось, будто сам воздух застыл, обернув мир в хрупкую оболочку тишины. Я шагал медленно, почти не нарушая этой хрупкости, но, приближаясь к поляне, заметил два тёмных силуэта, резко очерченных среди белого безмолвия.
Енот и Бурундук сидели у подножия старой ели, её ветви тяжело прогибались под грузом снега, а между ними, на безупречно гладкой поверхности, лежала коробка. Она была невелика, скромно перевязана верёвкой, без всякого знака, без имени, без отправителя.
Я остановился, внимательно вглядываясь в них обоих, но они, казалось, даже не заметили моего появления. Их взгляды были прикованы к этой странной находке, и в их позах чувствовалась напряжённость, будто нечто, до конца не осознанное, удерживало их от прикосновения.
— Кто оставил? — спросил я, и мой голос прозвучал здесь чуждо.
— Никто, — пробормотал Енот, даже не взглянув на меня.
— Или кто-то, но неизвестно кто, — добавил Бурундук, задумчиво постукивая тростью по снегу.
Я приблизился, позволив глазам изучить странный предмет.
— Возможно, это просто подарок, — произнёс я осторожно, но едва слова сорвались с губ, как ощутил их странную пустоту.
Бурундук издал короткий смешок, полный скрытой насмешки, и, наконец, посмотрел на меня.
— Подарок? Просто подарок? — его голос был мягким, но в нём скользила нотка сомнения. — Ты ведь не настолько наивен, Лис. Разве ты не знаешь? Дар — это не только жест, но и узел, связывающий того, кто даёт, и того, кто принимает.
Енот чуть склонил голову, его чёрные глаза отражали блеклый свет зимнего дня.
— Если ты примешь его, ты уже не останешься прежним, — сказал он негромко.
Я нахмурился.
— Но разве подарок не должен освобождать? Разве он не акт чистой щедрости?
Бурундук улыбнулся, но это была улыбка будто он знает ответ на вопрос, ещё даже не заданный собеседником.
— Это ты мне скажи, Лис, — он указал тростью на коробку. — Подними её.
Я потянулся, но в последний момент моя лапа замерла над этим ничем не примечательным предметом.
Внезапно я вспомнил — все те моменты, когда принимал дары, которые не просил. Когда кто-то с улыбкой преподносил вещь, но за этой улыбкой всегда было нечто большее — ожидание, намёк, требование.
«Теперь ты тоже должен».
Я вспомнил, как тяжела бывает благодарность, когда она превращается в цепь.
Я опустил лапу.
— Получается, любой подарок — это ловушка?
Енот медленно покачал хвостом, задумчиво следя за моими движениями.
— Не всякий. Но большинство.
— Почему?
Бурундук посмотрел на меня почти с жалостью.
— Потому что в этом мире мало кто даёт что-то просто так. Даже если кто-то думает, что его жест бескорыстен, внутри, в самой глубине его души, всегда прячется что-то ещё. Он может ждать благодарности. Может ждать ответа.
Я снова посмотрел на коробку.
— А если взять, но не отдать ничего?
Бурундук качнул головой.
— Так не бывает.
— Почему?
Енот ухмыльнулся, и его глаза странно блеснули.
— Потому что теперь ты уже знаешь.
Я почувствовал, как внутри меня дрогнуло что-то неуловимое.
— Если бы ты не знал, ты бы мог просто радоваться, — продолжил он. — Но теперь, когда ты видишь эту сеть, ты уже не можешь закрыть глаза. Теперь ты в ответе за знание.
Я отвернулся, и тишина леса вновь сомкнулась вокруг меня.
Снег оседал с ветвей, медленно и мягко, растворяясь в этом неподвижном мире.
— А благодать? — спросил я наконец. — Она ведь тоже дар.
Бурундук и Енот снова переглянулись.
— Благодать, — после долгой паузы произнёс Бурундук, — это единственный настоящий дар.
— Потому что она не требует ничего взамен, — добавил Енот.
Я посмотрел на них.
— И если что-то делает тебя несвободным… значит, это не благодать?
— Совершенно верно, — кивнул Бурундук.
Я отступил на шаг.
— Значит, я не возьму этот подарок.
Снег продолжал падать, медленно и бесшумно, скрывая следы.
Я развернулся и ушёл, оставляя коробку лежать там, где её оставили.
Я не знал, что в ней.
Но я знал, что был готов оставить её позади.