В Денежном переулке, среди других построек, выделяется большой вычурный особняк (№5).
Построил в 1897 году С.П.Берг.
Информация об этом домовладельце довольно противоречивая. Где пишу- текстильный фабрикант. Где- чугунолитейный.
«Справочная книга о лицах, получивших купеческие и промысловые свидетельства по городу Москве на 1902 год» «П.В. Берг наследники, Сергей и Василий Павловичи Берг, торговый дом. Эксплуатация чугунно-литейных и железо-делательных заводов, домов в Москве, недвижимой собственности в других местностях России».
Но все сходятся в одном- миллионер. Ну понятно. Раз такой дворец отгрохал.
Когда-то на этом месте стаяла классическая московская усадьба. Построенная в 1818 году графом Ефимовским. Главный дом. Два флигеля по бокам.
Новый хозяин старую усадьбу снес. И поручил строительство П.С. Бойцову. Петр Самойлович был архитектор востребованный и плодовитый. Но тоже с довольно путаной биографией. Неизвестны даже ни год его смерти, ни рождения. Даже отчества ему в разных источниках разные придумывают.
Якобы, сначала г-н Берг другого архитектора нанял. Тот спроектировал традиционную усадьбу. И даже строить начал.
Но тут хозяин резко концепцию поменял. Мол, что-то помпезное надо. Пафосное. Соответствующее статусу.
Вот тут Бойцов и разошелся. Вспомнил все. И готику, и барокко, и модерн.
Все это щегольство и сейчас сохранилось.
23 апреля 1918 года сюда заселился посол Германии граф фон Мирбах. Но неудачно. Не прошло и трех месяцев, как его застрелили. Прямо на рабочем месте.
Обычно, этот террористический акт приписывают эсеру Якову Блюмкину.
Но кто ж пошлет 18- летнего пацана на такое серьезное дело? Был с Яшкой и другой террорист. Николай Андреев. Опытный революционер.
И не зря.
Яшка бросил бомбу. Не разорвалась. Расстрелял всю обойму. Все мимо. В панике бросился на выход. Но зацепился штанами за ограду. И так на ней и повис.
Вот тут за дело взялся старший товарищ. У него и бомба взорвалась. И пули точно в цель легли.
С чувством выполненного долга, Николай неторопливо вышел. Снял с ограды Блюмкина. И, так же неторопливо, удалились. Ускользнув от лап ЧК.
С образованием Коминтерна, дом отдали под его исполком. В 1919 году.
А потом здесь разместился Бюробин. Это не фамилия. Бюро обслуживание иностранцев. На одно из мероприятий Бюробина попала Л.Е. Белозерская. Только из Парижа на родину вернулась. Там же был «человек лет 30–32; волосы светлые, гладко причесанные на косой пробор. Глаза голубые, черты лица неправильные, ноздри глубоко вырезаны; когда говорит, морщит лоб. Но лицо в общем привлекательное, лицо больших возможностей <...> — способное выражать самые разнообразные чувства». Так его потом сама Любовь Евгеньевна вспоминала.
Через год человек с «лицом больших возможностей» стал ее мужем. М.А. Булгаков.
А особняк приспособили под посольства.
Сначала- в том же 1924 году- Италии.
С началом войны итальянцев выселили. Как представителей недружественной страны. Заселили японцев.
По окончании войны недружественными стали японцы. Вернули итальянцев.
Их посольство и сейчас здесь.
- А как судьба Бергов сложилась? – поинтересуется читатель.
Тут история печальная.
Обычно пишут- эмигрировали в Швейцарию.
Внучка излагает другую версию.
После революции Сергей Павлович отбыл в Анапу. Забрав что можно из непосильным трудом нажитого и гувернантку дочери.
Оставив супругу- Ольгу Леопольдовну- на хозяйстве. С детьми. Семь сыновей и одну дочку супруги нажили.
Короче, все они умерли.
Два брата с отрядом добровольцев бросились на Урал. Царя- батюшку из лап большевиков вызволять. Порубали всех добровольцев красные казаки.
Еще один брат воевал в армии Врангеля. И бежал в Турцию. Где следы его теряются.
Брат Василий умер вскоре после освобождения из лагеря.
Константин, Дмитрий и Ольга скончались от туберкулеза в 1930-е годы.
У самого Сергея Павловича с гувернанткой не сложилось. Вернулся в семью. Умер почти одновременно с супругой сразу после начала войны.
До старости дожил только Николай Сергеевич Берг (умер в начале 1980-х годов). Хотя свою десятку отсидел «от звонка до звонка».
Любил прогуливаться с супругой мимо своего бывшего особняка.
Внутрь их не пускали. Как, впрочем, и нас.