10 февраля (по новому стилю) ежегодно отмечается день памяти человека, который по праву считается одним из самых авторитетных литературных деятелей первой трети XIX века — он также был литературным критиком и теоретиком литературы, историком, публицистом, журналистом, редактором и издателем.
Его знаменитое «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» — собственное шутливое восклицание по поводу написания им исторической драмы «Борис Годунов» вкупе с не менее известной фразой «Пушкин — наше все!», высказанной оригинальным мыслителем Аполлоном Григорьевым, снова и снова обращают внимание общества к тому, кто наиболее последовательно и определенно выразил русский и человеческий нравственный идеал, чьи жизнь, и судьба, и слово стали эталонными в пространстве культуры.
«Со временем Пушкин разошелся на цитаты, был принят в бытовой обиход. Его мысль пронизывает сознание представителей самых разных социальных групп и профессий. Кому-то интересны его сказки, кто-то наслаждается его лирикой или ясностью мысли, высказанной в прозе. Но одновременно он и один на всех. У деревенского мальчишки или студента, профессора истории или философии, лингвиста, писателя — у каждого свой Пушкин», — отмечает Галина Седова, заведующая Мемориальным музеем-квартирой А. С. Пушкина.
…Сегодня мы публикуем первую часть исторического очерка профессора Владимира Белых, заведующего кафедрой предпринимательского права УрГЮУ имени В. Ф. Яковлева.
Я хочу, чтобы смерть застигла меня посреди трудов.
Публий Овидий
В жизни и творческой деятельности Пушкина — все интересно, а потому находится под пристальным вниманием исследователей. Не остался вне поля зрения и такой штрих в жизни поэта, как его связь с масонским движением России. Однако надо со всей очевидностью констатировать, что именно эта сторона в жизни Пушкина оказалась мало исследованной. Гораздо в большей степени освещена в литературе, прежде всего, духовная связь поэта с декабристами.
На этом фоне весьма загадочен и драматичен последний год жизни Пушкина, особенно в связи с получением им анонимного письма, в котором шла речь о присвоении поэту звания коадъютора (заместителя) великого Магистра ордена рогоносцев. В литературе было высказано мнение о возможной принадлежности авторов оскорбительного письма к масонскому братству. Да и сама смерть Пушкина покрыта ореолом таинственности. Некоторые историки и литераторы недвусмысленно намекают на имевший место заговор в отношении поэта и видят в нем след ордена вольных каменщиков. Так ли это? Был ли заговор или это роковое стечение?
Драматические изгибы судьбы национального поэта России настойчиво диктуют и мне, автору этих строк, для начала сказать несколько слов о его ближайшем окружении с тем, чтобы лучше понять и попытаться раскрыть внутренний мир Пушкина и причины его гибели.
Пушкин был особо расположен к своему родному дяде, Василию Львовичу (1766—1830). Фигура дяди оказала сильное влияние на личное и литературное формирование будущего поэта. Василий Львович — довольно известный в свое время поэт, входящий в круг Карамзина, человек образованный и не лишенный разнообразных дарований, был не только членом Общества любителей русской словесности. В 1810 году он был принят в масонскую ложу «Соединенных друзей» и одновременно был членом ложи «Елизавета к добродетели». В 1817—1820 годах состоял секретарем и первым стюартом в ложе «Ищущие манны». Кстати, отец поэта, Сергей Львович, был принят в 1817 году в шотландскую ложу «Александр», а затем перешел из нее в ложу «Сфинкс». Так что посвящение А. C. Пушкина в масонство — своеобразное продолжение семейной традиции. Однако если отец и дядя поэта были посвящены в братство вольных каменщиков в период расцвета масонства в России, то А. C. Пушкин был принят в члены ложи «Овидий» перед закрытием масонских организаций по указу императора Александра I.
Заметное влияние на поэта оказывал его старший друг, Павел Сергеевич Пущин (1789—1865), командир бригады в дивизии под командованием декабриста М. Ф. Орлова. П. С. Пущин был основателем и мастером стула ложи «Овидий», членом кишиневской ячейки южной управы Союза благоденствия, включен в «Алфавит декабристов», но к следствию привлечен не был.
Среди лицейских друзей поэта особое место занимает имя Ивана Ивановича Пущина (1798—1859), активного участника декабрьского восстания на Сенатской площади, члена Союза спасения, Союза благоденствия и Северного общества. По приговору суда был осужден к смертной казни отсечением головы. Однако смертная казнь была заменена 20 годами каторги, а затем — вечным поселением в Сибири. Современники отмечали его редкие и благородные качества. Александр Сергеевич «судьбу благословил» за встречу с ним в Михайловском. В день смерти поэт пожалел, что нет рядом Пущина и Малиновского.
Второй лицейский друг Пушкина, активно участвовавший в декабрьском восстании, Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797—1846). Во время учебы в Лицее Кюхле (такое прозвище закрепилось за ним) пришлось испытать шквал нападок и издевательств со стороны лицеистов. Имеются сведения о принадлежности Кюхельбекера к масонскому ордену. Правда, нет каких-либо подробностей его участия в ложе «Избранный Михаил», членами которой были также такие декабристы, как Ф. П. Толстой, Ф. Н. Глинка, М. Н. Новиков.
Антон Антонович Дельвиг (1798—1831) — лицейский друг Пушкина. В ответном письме П. А. Плетневу, который сообщил поэту о ранней смерти Дельвига, Пушкин писал о том, что никто на свете не был ему ближе Дельвига. Антон Дельвиг был членом масонской ложи «Избранный Михаил». Однако, несмотря на свою близость с декабристами (например, с К. Ф. Рылеевым), он не входил в тайные общества и не принимал участие в восстании на Сенатской площади.
В период с 1816 по 1820 год «властителем дум» Пушкина был Петр Яковлевич Чаадаев (1794—1856), автор знаменитых «Философских писем». Их беседы на политические темы получили отражение в трех посланиях поэта («Любви, надежды, тихой славы», «В стране, где я забыл тревоги прежних лет», «К чему холодные сомнения»). Чаадаев — член ложи «Соединенные друзья», Союза благоденствия, а в дальнейшем — Северного общества. Известно, что Петр Яковлевич не принимал активного участия ни в масонском движении, ни в деятельности тайных обществ.
C видными руководителями декабрьского восстания Александр Сергеевич не поддерживал столь значимых контактов. Из дневника И. П. Липранди мы узнаем, что руководитель Южного общества Павел Иванович Пестель, несмотря на его ум, не нравился поэту. Пушкин считал, что он никогда бы не смог сблизиться с Пестелем. Не сложились отношения Пушкина и с К. Ф. Рылеевым, одним из руководителей Северного общества: «Дружбы между ними не было» (П. И. Бартенев). То же самое можно сказать и о взаимоотношениях Александра Сергеевича с такими видными декабристами как М. П. Бестужев-Рюмин, П. Г. Каховский, C. И. Муравьев-Апостол. Более дружеские связи Пушкина можно обнаружить с декабристом, одним из руководителей Южного общества Сергеем Григорьевичем Волконским, активным членом масонской ложи «Соединенных друзей», а также ложи «Сфинкс».
Семнадцатого декабря 1825 года по приказу Николая I был учрежден Тайный комитет для изыскания соучастников злоумышленного общества (декабристов) под председательством военного министра А. И. Татищева. Во время процесса над декабристами комендантом Петропавловской крепости и членом Верховного уголовного суда был Александр Яковлевич Сукин (1764—1837), генерал от инфантерии. Любопытно, что некоторые члены комитета, а также судьи Верховного уголовного суда принадлежали к масонскому братству. C именем масонства связаны, например, министр полиции (во времена правления императора Александра I) Александр Дмитриевич Балашов, шеф жандармов (при императоре Николае I) Александр Христофорович Бенкендорф. Они вместе с П. Я. Чаадаевым, А. С. Грибоедовым, П. И. Пестелем, С. Г. Волконским входили в состав масонской ложи «Соединенных друзей».
Видный государственный и общественный деятель М. М. Сперанский был посвящен в масонское братство под руководством известного доктора И. А. Фесслера. Однако Сперанский — член Верховного уголовного суда над декабристами. По мнению кн. П. В. Долгорукова, из многочисленных членов суда только четверо говорили против смертной казни. Что же касается Сперанского, то он соглашался на все и не противоречил смертной казни. Напротив, имеются доказательства того, что Сперанский, будучи декабристским кандидатом в революционное Временное правительство, проявлял активное участие в юридическом обосновании, подготовке и проведении суда, дабы искупить свой «грех» перед царем и Отечеством за сомнительные связи и с масонством, и тайными обществами. Судя по всему, это ему удалось: репрессии и опала обошли его стороной. C 1826 года он возглавил II отделение царской канцелярии, занимавшееся кодификацией российских законов. Примечателен и тот факт, что летом 1828 года М. М. Сперанский участвовал в разборе дела о распространении отрывка из стихотворения Пушкина «Андрей Шенье» и подписал протокол Государственного совета об учреждении секретного надзора над поэтом. Как говорится, должность обязывает ко многому.
Правителем дел (делопроизводителем) Следственной комиссии был назначен А. Д. Боровков, бывший участник Вольного общества любителей российской словесности; со слов С. Г. Волконского, «добрый знакомый декабристов». Раньше он был секретарем ложи «Избранный Михаил», члены которой — декабристы Ф. Н. Глинка, М. Н. Новиков, В. К. Кюхельбекер и другие.
Противоречивые мнения существуют в отношении А. Х. Бенкендорфа. Одни называют его держимордой, палачом, вешателем и т. д. Другие (в том числе и декабристы) отмечают его человеческие качества. Вот что по этому поводу пишет кн. С. Г. Волконский: «Чистая его душа, светлый его ум имели это в виду, и потом, как изгнанник, я должен сказать, что во все время моей ссылки голубой мундир не был для нас лицами преследователей, а людьми, охраняющими и нас, и всех от преследователей». Вторит князю и декабрист Н. В. Басаргин, считая шефа жандармов добрым человеком, который старался принимать в свой корпус более или менее хороших людей.
Не простыми можно назвать отношения Бенкендорфа с Пушкиным. После аудиенции поэта у Николая I Бенкендорф стал посредником между царем и Пушкиным. Личное общение и официальная переписка (58 писем Пушкина к шефу жандармов) впечатляют исследователей жизни и творческой деятельности поэта. Настороженно-недоброжелательное отношение Бенкендорфа к Пушкину, что не было тайной для современников поэта, послужило впоследствии основанием для легенды, согласно которой Бенкендорф якобы превысил свои полномочия по надзору за Пушкиным, руководствуясь личными антипатиями. Однако считается, что для этой версии нет оснований; позиция Бенкендорфа отражала отношение к Пушкину двора и ближайших к Николаю I правительственных кругов.
Интересным в этом плане является письмо В. А. Жуковского к шефу жандармов. Ближайший друг Пушкина открыто обвинил Бенкендорфа в предвзятом его отношении к великому национальному поэту. «Вы называете его и теперь демагогическим писателем. По каким же его произведениям даете вы ему такое имя? По старым или по новым? И какие же произведения его знаете вы, кроме тех, на кои указывала вам полиция и некоторые из литературных врагов, клеветавших на него тайно?», — вопрошает Жуковский.
Действительно, строгий полицейский надзор, учиненный над Пушкиным, жесткие ограничения в перемещении (нельзя в Москву и в Арзрум) не могли бесследно пройти. Пушкин страдал под мучительным надзором, когда каждый его шаг мог повлечь за собой подозрения или укоры. В письме А. C. Хомякова мы находим следующие слова: «Пушкина убили непростительная ветреность его жены (кажется, только ветреность) и гадость общества петербургского». Ни царь, ни его двор не верили поэту; в большей мере они лукавили, выражая при этом милость и благовеяние.
На фоне публикаций о причинах гибели Пушкина особо выделяется книга «А. C. Пушкин и масонство», автор которой — В. Ф. Иванов. В ней подробно разворачивается версия о причастности масонства к смерти Пушкина. Названный автор позволяет себе утверждать, что Бенкендорф «гнал и терзал Пушкина как своего врага, противника масонского учения. Здесь не было личной мести. Бенкендорф знал, что Пушкин лоялен правительству и никакой опасности не представляет».
Вряд ли можно согласиться с таким мнением, даже если очень хочется поверить в эту версию. Масон Бенкендорф выступает против масона Пушкина лишь за то, что последний как бы порвал связи с масонским движением России. Но это же неправда. Ложи и тайные общества, как уже отмечалось ранее, по указу императора Александра I были запрещены. Главное в другом: Пушкину были чужды идеи русского масонства и тайных обществ. Не надо из национального поэта делать ни революционера-декабриста, ни одержимого врага царского деспотизма. Равно, как нельзя усматривать в гибели Пушкина проявление масонского (вплоть до международного уровня) заговора, а Ж. Дантесу приписывать роль палача.
Продолжение следует…
Владимир Белых, заведующий кафедрой предпринимательского права имени В.С. Якушева Уральского государственного юридического университета имени В. Ф. Яковлева, профессор, доктор юридических наук, заслуженный деятель РФ