Супруга спросила мнение у знакомой:
Ну, как, спектакль, хороший?
Да, хороший …. Про проституток.
И вновь мы с супругой в Саратовском Драмтеатре, на «Карусели по господину Фрейду».
На этот раз, просторный холл театра был пуст, выставки художников на не было.
На сцене – торжество минимализма. Все декорации свелись к массивным ширмам в виде тупых углов, вращающихся между актами и то полностью закрывающими задник сцены, то открывающие пространство для подачи вперед старинного фортепиано или кровати. Добавим пару стульев с импровизированной кушеткой и все. В принципе, совсем недурно и рабочие сцены, первыми вышедшие на прощальный поклон, смотрелись совершенно уместно. Принцип карусели соблюден и в том, что действо как бы передавалось от одного актера через другого набором диалогов.
В самом начале из зрительного зала крикнули «громче!» Минус ответственному за звук.
Солдат - Проститутка – Служанка – Молодой человек – Знатная дама – Муж дамы - Сладкая девочка – Поэт – Актриса – Граф – Проститутка. Все действо было собрано из «скользящих» вдоль данной линии диалогов пары мужчина - женщина. По счастью обошлось даже без намеков на стремительно распадающуюся моду на сексуальные девиации, тоже клеившиеся к чему попало, Фрейду тоже.
Вполне логично было бы замкнуть круг, передав эту «секс-эстафету » обратно солдату, но, вероятно, режиссер сознательно ушел от такого уж совсем примитивного «кружения» Потому, солдат сначала замутив с проституткой, не менее успешно уволок служанку в «кусты», которые изображал из себя рояль. Тут в голове прозвенел первый звоночек – как то интересно у австрийских солдат с увольнительными, этак армия совсем разложится, если солдаты два акта подряд занимаются любовью, а не войной. Ладно, но дальше внутри проснулся и все более недовольно заворочался внутренний Станиславский. Наконец громко возопивший – «Не верю!»
Выход на сцену знатной дамы крепко «Станиславского» озадачил. Ее метания по сцене почему-то живо напомнили «Хануму». Но, те плавные проходы артистов по воображаемому Авлабару, совершенно уместные и красивые, в данном, как бы «венском» исполнении, вызвали оторопь – что это? Далее, совсем неуместная суетливость и какая-то чрезмерная наигранность во взаимодействии этой пары тоже не добавили позитива восприятию.
Градус недоверия к работе на сцене оказался настолько велик, что я зажмурился и начал сосредоточенно думать. Почему, без малейшей похабщины и дурновкусицы, такое недоверие и отторжение? Супруга мгновенно заметила мое состояние и предложила уйти в антракте. После, обсуждая спектакль, она призналась, что его оценка до антракта непрерывно падала и достигла «трояка» по десятибалльной шкале. Но, все же решили досмотреть до конца, то ли надеясь, что настроение изменится, или новые актеры – вытянут впечатления из красной зоны.
Подумалось – а к чему, собственно, тут приклеен старина Зигмунд? Когда Артур Шницлер писал свою пьесу на новомодного, но еще не обретшего мировой славы Фрейда, вполне вероятно, что это была острая сатира на психолога, посмевшего поднять тему сексуального в тогдашнем достаточно ханжеском обществе. Психолог и терапевт, внесший в историю и методологию заметный вклад, был примитивно понят многими современниками как апологет низменных страстей. Самое смешное и печальное, что в массе, такое мнение перешло и в историю. А, поскольку театр из элитарного развлечения существенно накренился в сторону масс - культуры, то и вполне усвоил ее недостатки.
Впечатление спасли два актера. Первый – муж. Поразительной чистоты, силы голос. Прекрасная дикция – хоть на центральное телевидение диктором. И игра – более чем убедительна. Лицемер, читающий супруге пафосные нотации, быстро пойманный ею в лукавстве, ничуть тому не смутившийся и в следующем акте вдохновенно «клеющий» «сладкую девочку» получился цельно, без изъянов.
Девочка же получилась так себе не очень. Хотя, по смыслу, выходцу из небогатой, но большой семьи быть «пацанкой» и «оторвой» как бы логично, но настолько вульгарной и совершенно не столичной деревенщиной ее изображать, наверное, не стоило.
Второй спаситель впечатления – актриса. Вполне достоверно изображена этакая ветреная богемная штучка, которую, кстати, характеризует не проституция, а, скорее, осознанный и расчетливый промискуитет. Одновременно грустит по прошедшей любви, небрежно указывает на место поэту (и композитору, сыгравшему на рояле целых 4 ноты, или, как поправила жена – два раза по две), крайне энергично тянет в постель ухажера-графа. В целом, вполне убедительно. На ее фоне, юный граф, изображающий поклонника, смотрелся немного блёкло.
Очередное отступление. Граф таскал на себе совершенно шикарный кавалерийский палаш. На мгновенье, захотелось арендовать такой для конной фотографии. Правда, без соответствующей формы, в сочетании с обычными рубашкой и джинсами, с ним на коне я смотрелся бы запредельно нелепо. Тут же «Станиславский» буркнул – вот именно, посмотри, как этот граф одет. Одет и, правда, ужасно. Нет уверенности, что подобным образом в те времена одевались рядовые самых заштатных полков. А тут, граф, в будуаре столичной актрисы, в затрапезной гимнастерке – фу, фу, фу.
Было нечто, позволяющее предположить некий стеб над немецким, пардон, австрийским «орднунгом». Когда граф с нотками изумления рассуждал, как же можно перенести срок обеда. Немыслимо. А потом, пытался «синхронизировать» любовный «график» с приемами пищи. Но, это хорошо смотрелось бы в устах толстого и пожилого генерала, а не молодого щенка, еще не понявшего, что любовь и плотские утехи, немного не одно и то же. Немного странен, хотя и намного более объясним финальный спич графа о том, что «вам нужны лишь деньги!». Проституткам, естественно, кроме них, особо ничего не нужно. Все прочие получили упрек незаслуженно, поскольку о деньгах за свою, так сказать, «любовь» и не заикались вовсе. Кстати, о деньгах. В начале спектакля, проститутка просит у солдата «хоть шесть грошиков». Вообще-то грошики должны быть пфеннингами, или крейцерами, что несколько приятнее. Но, почему-то, напрягать русские головы австрийскими дензнаками не стали.
Вот и главная претензия к спектаклю – какая-то беспредметность, совершенно не затронувшая никаких струн души. Не напрягает. Ни в чём.
Что еще отметил, так резанувщая ухо мелодия колыбельной «Спи моя радость усни», в одном из эпизодов. Изумление было настолько велико, что супруге пришлось в антракте лезть в Интернет и предъявить доказательство, что это вовсе не российская мелодия из «Спокойной ночи малыши», а адаптированная немецкая колыбельная Вильгельма Готтера. Слегка, но ненадолго покраснел.
Выводы: нельзя сказать, что деньги потрачены зря, но труппа прошла по краю тонкого льда и нежелание смотреть подобное искусство, было угрожающе близко. Сам спектакль уверенно занял нижнее место в рейтинге удовольствия от посещений. Штош, получилась некая «печка», от которой будет плясать дальше.