Кофе, остывающий на столе привокзального ресторанчика, вернул меня в детство. Мутно-молочное содержимое, налитое в прозрачную чашку, оказалось точно такого же цвета, как и в нашей школьной столовой. И запах такой же. Я невольно склонила голову, стараясь разглядеть осевшие на дне крупинки, но не успела.
– А, чтоб… – чертыхнулся мужчина. Его попытка протиснуться по узкому проходу оказалась неудачной. Стол, за которым я сидела, дернулся в сторону, но я успела не только подхватить чашку, но и порадоваться своей ловкости. – Простите. Можно? – мужчина, не дожидаясь ответа, поставил на стол большой пластиковый стакан, поднял на меня глаза и вдруг вздрогнул, как от удара. Стакан тут же перевернулся, а теплая жидкость, громко заявленная в меню как «кофе», вырвалась на свободу…
Когда-то мы были почти неразлучны. Родились в один день. Наши дома стояли рядом, а мамы не только дружили, но и работали вместе. Поэтому, в период простуд и карантинов, мы не только кочевали из одного дома в другой, но порой и жили там по нескольку дней.
В школу тоже пошли вместе и в один класс, сели за одну парту, и нас почти сразу начали дразнить женихом и невестой.
Но Он, в отличие от меня, маленькой и болезненной, оказался самым большим и сильным мальчиком в классе, и это быстро усмирило тех, кому хотелось повеселиться.
Не расставались мы и на переменах. Он, не обращая внимания на редкие насмешки, заботливо прикрывал меня плечом от носившейся туда-сюда ребятни, а в школьной столовой отдавал свои кофе и коржик.
А я... я хорошо училась. И даже считалась гордостью класса. Чего нельзя было сказать о нем. Науки давались ему очень тяжело и я считала своим долгом не только помогать ему делать задания, но и давала списывать. Конечно, классная знала об этом, но решила, что хорошиста из него все равно не получится, а лишний минус классу ну совсем не нужен.
После третьего класса, ночью, я попала в больницу с перитонитом.
Просыпаюсь утром, а Он под окном стоит. Прижался носом к стеклу, и такой весь расплюснутый, такой страшненький, что аж сердце от умиления зашлось.
Смотрю на Него, а сказать ничего не могу. После наркоза не отошла ещё. А Он встал на цыпочки и кинул в форточку небольшой сверток. Развернула я, а это пакетик с конфетами. Шоколадными.
Только тот, кто знал, как Он их любит, мог понять, какая тогда жертва была принесена.
На следующий день мне разрешили вставать, и я сразу же выглянула на улицу. Он сидел под окном и что-то выстругивал маленьким перочинным ножиком. И так десять дней. Ни футбола, ни купания, ни чужих огородов.
А когда меня выписали, Он ждал у больничного крыльца и, смущаясь, прятал за спиной букетик пыльных ромашек и корявое деревянное сердце.
− Тили-тили-тесто! – Пропел мальчишка из соседней палаты.
Но до него ли нам было?
И мы даже представить не могли, что кто-то, или что-то, сможет разлучить нас. Но, как говорится: человек полагает, а жизнь, и обстоятельства, располагают. Вот так и у нас получилось.
Поход в кино, да ещё индийское, да ещё и на вечерний сеанс, – считался настоящим праздником. И даже то, что рядом сидели родители, не могло омрачить нашего хорошего настроения.
На экране пел и плясал неотразимый Митхун Чакраборти. То там, то здесь, слышались всхлипывания, а мне было на удивление легко и спокойно. Моя ладошка лежала в Его не по детски крепкой руке и, казалось, что ничего не может быть прекрасней этих мгновений.
Но вот стихли последние звуки музыки и в зале зажгли свет. Толпа зрителей ринулась к выходу, и мы оказались втянутыми в этот неуправляемый поток. Кто-то наступил мне на ногу, кто-то толкнул в спину и я, ойкнув, невольно прижалась к нему, а он, в свою очередь, прижал меня к себе и, защищая, выставил вперёд плечо.
− Не смей! – раздался резкий и, какой-то злобный крик мамы. Казалось, даже гул голосов стал намного тише. Я никак не могла понять, что случилось, а мама, больно тыча кулаком в спину, потащила меня к выходу.
По дороге домой я узнала, что я распутная дрянь, и если уже сейчас вытворяю такое, да еще и на людях, то что будет дальше? И вообще, не известно, чем мы занимаемся, когда остаемся вдвоем?
Как потом выяснилось, Ему тоже пришлось несладко. Отец семейства был скор на расправу, а ремень с солдатской пряжкой всегда находился у него под рукой.
Утром мы боялись смотреть друг на друга.
– С сегодняшнего дня вы сидите на разных партах. – Рявкнула посвящённая во все детали нашего «преступления» классная руководительница и, схватив его за воротник рубашки, поволокла в конец кабинета.
Он не сопротивлялся. Сел за указанную парту и опустил голову.
− Стыд и срам! – отчеканила учительница и направилась к своему столу.
− Тили-тили-тесто… − пропищал двоечник Мишка и противно хихикнул.
За нами установили тотальный контроль.
Классной доносили о каждом нашем шаге, о каждом взгляде, и о каждой попытке оказаться рядом. Затем «донесение шло наверх» и уже родители применяли к нам карательный меры.
За следующие полгода я, отличница и гордость класса, медленно, но верно, скатывалась сначала на четвёрки, потом на тройки и, наконец-то, наступил тот момент, когда я получила первую в жизни двойку.
Ещё совсем недавно каждое «хор» в моей тетради воспринималось как личное оскорбление. Или как пощёчина, что ли.
А здесь, увидев «пару», я не испытала абсолютно никаких эмоций. Жизнь потеряла свои краски и, как мне тогда казалось, смысл.
Мы ещё долго пытались писать друг другу записки, касаться плечом плеча на коротких, как выдох, переменах, но уже понимали: «И это пройдет».
И, конечно же, «Это» прошло. Правда не так быстро, как хотелось «поборникам морали». Постепенно нас до такой степени запугали и «затюкали», что мы боялись не только оказаться рядом, но даже смотреть в одну сторону.
Шли годы. Мы обзавелись семьями и разъехались по разным городам. Я, на север, а он – на юг. Думалось, что книга о моей первой любви прочитана и закрыта, и я даже представить не могла, что у нее есть еще и эпилог.
Поездку к дочери я планировала давно, но никак не могла взять билет без пересадки. Отчаявшись, купила какой дали. Пыльный и душный вагон никак не мог исправить плохого настроения, да и перрон оказался ничем не лучше. В надежде, что в самом вокзале есть кондиционеры, я поспешила внутрь.
Оказалось, что кондиционер есть только в небольшом зале с громким названием «Ресторан» и я, чтобы не выгнали, заказала кофе…
… Мужчина мотнул головой и, не отводя взгляда от моего лица, опустился на стул.
Конечно постарели. Конечно изменились, но мы не могли не узнать друг друга. Память сердца оказалась сильнее.
«У тебя слеза на щеке» – говорит он. «И у тебя» – отвечаю.
А потом Он подошел ко мне сзади, положил руки на плечи и... так и стоял. На нас смотрят удивленно, а мы молчим.
И тут прибытие его поезда объявили. Оказывается, тоже пересадка. Из кафе вышли, присели на скамью – рука в руке, и снова почти ничего не говорим. Только смотрим и смотрим друг на друга. Понятия не имею, куда все слова делись? Но, скорее всего они и не нужны были.
А когда у вагона прощались, он наклонился и легонько коснулся губами моих губ.
– Как же я любил тебя, Рыжик (он называл меня так много лет назад). Жить не хотелось.
И только когда поезд ушел, я поняла, что не сказала ему о самом главном. О том, что моя ладошка до сих пор помнит тепло его не по-детски крепкой руки, а в закрытой на ключик шкатулке лежит моя единственная драгоценность: корявое деревянное сердце...
PS: История полностью автобиографична. Вот написала ее сейчас, и снова воспоминания нахлынули. Жалею ли я о том, что мы расстались?
Наверное, нет. Было так, как было. И, наверное, так, как должно было быть.
А вот тому, что встретились, искренне рада. Очень часто вспоминала о нем и очень хотелось знать, как сложилась его жизнь.
Все хорошо сложилось. Чему я искренне рада. У меня, так же как и у него, семья. Жена, сын, внуки. Жена - одна и на всю жизнь. Мне с этим повезло меньше, у меня второй брак, но, тем не менее, с этой стороной жизни все нормально.
Дети. Внуки. Любимая дача ну и, конечно, вы. Не менее любимые ☺ Вот кто скажет: Куда я без вас? ))
Поэтому, Солнышка вам! Теплого и ясного
И, не забывайте пожалуйста, что