Когда мир балансирует на краю катастрофы, его еще больше хочется понять. Осталось выбрать логику. Можно, например, включить телевизор и посмотреть политическое ток-шоу на Первом канале, а можно взять смартфон и уйти в «пузырь» своих телеграм-каналов. Наконец, можно подойти к книжному шкафу. В истории всякое бывало, и много уже описано. Если попросить совета у человека, хорошо разбирающегося в литературе, а Александр Генис (включенный минюстом в реестр иноагентов, хотя никогда не был гражданином РФ), конечно, вообще классик литературной критики, — то мы получим интересные рекомендации. Вот и пересказываем, что он рекомендует почитать сегодня, что особенно важно.
Про патриотизм
Стефан Цвейг. «Вчерашний мир»
Эту книгу надо читать каждый раз, когда мир стоит на грани апокалипсиса. Цвейг не знал, как избежать катастрофы, но показывал, что у истории была альтернатива.
«Вчерашний мир» — книга утрат. Первая мировая война лишила современников Цвейга того, что они считали естественным состоянием вещей — «золотого века надежности». Этот век исчез навсегда. Ничего не напоминает?
Цвейг горько оплакивал потерю: «Все радикальное, все насильственное казалось невозможным в эру благоразумия». Но благоразумие кончилось, когда началось насилие.
Та война свела с ума даже самых культурных и терпимых. Интересы свелись к карте баталий, одну из самых образованных наций охватило настоящее милитаристское бешенство.
Хуже всего для Цвейга было предательство литературной элиты. Поэты, прославлявшие космополитизм, в одночасье бросились в пучину оголтелого патриотизма. Потом подсчитали, что в первый месяц войны было написано миллион стихов, восхваляющих войну.
«На всех обрушилась наглая, огромная и бесстыжая ложь войны», — писал Цвейг. Устоять перед ней, не ощутив себя предателем, было мучительно трудно.
Про хороших и плохих
Томас Манн. Письма и выступления
Томас Манн, осев в Америке, считал себя хранителем германского духа. Он пытался понять, как немцы, народ, который гордился своей культурой, докатился до нацизма. В 1945 году, выступая в Библиотеке Конгресса, он отверг теорию о двух Германиях — доброй и злой.
«Злая Германия — это добрая на ложном пути, добрая-в-беде, в преступлениях и в гибели», — заявил Манн. Он не щадил своих соотечественников, особенно интеллигенцию: «Если бы люди с мировыми именами выступили против позора, многое произошло бы не так».
Про людей вокруг и инфантилизм нации
Федерико Феллини. «Делать фильм»
Муссолини считал фашизм омолаживающим гормоном для Италии. В фильме «Амаркорд» Феллини показывает карнавальную природу тоталитаризма и тоталитарную природу карнавала.
Важная мысль дальше.
Феллини ищет истоки фашизма в инфантилизме нации: «Это торможение, задержка на фазе отрочества. Мы стремимся вечно оставаться детьми, перекладывая ответственность на других».
Соблазн вечности
Альберт Шпеер. «Шпандау: тайный дневник»
Шпеер, архитектор Гитлера, выделялся среди нацистов образованностью и любовью к искусству. Он признавал свою вину на Нюрнбергском процессе: «Мы, люди, менее всего склонные к эгоизму, создали условия для существования Гитлера».
В тюремном дневнике Шпеер размышлял о своем преступлении. Он пришел к выводу, что продал собственную душу за возможность творить с безумным размахом, претендуя на обещанную Гитлером вечность. Сильная мысль.
Убить фашиста
Джордж Оруэлл. «Памяти Каталонии»
Оруэлл приехал в Барселону писать о войне, но увидел поразившее его революционное равенство. Он отправился на фронт, чтобы сражаться против фашистов. Однако главная опасность таилась среди своих в республиканском лагере, когда произошел раскол между троцкистами и сталинистами. Когда сталинисты решили расстрелять троцкистов, Оруэллу только чудом удалось избежать расправы.
«Памяти Каталонии» стала тем опытом, который лег в основу «Скотного двора» и «1984».
В Испании Оруэлл нашел прообраз Старшего Брата.
Ресурс порядочности
Фазиль Искандер. «Летним днем»
Искандер в рассказе «Летним днем» через монолог немецкого физика исследует жизнь при тоталитарном режиме. Физик, попав в гестапо, отказывается стать стукачом из-за «обыкновенной человеческой порядочности».
«История не предоставила нам права выбора, — говорит герой. — Требовать от нас большего, чем порядочности, было бы нереалистично».
Искандер завершает рассказ тостом: «Выпьем, чтоб этого не повторилось».
Но шампанское уже теплое, и тост кажется неубедительным. Тревожно.
Ждем ваших комментариев к посту! Что думаете, а может, что-то порекомендуете? Но не просто название, а и несколько слов, почему.
По материалам Горби. Пересказ.