Всем утра доброго, дня хорошего, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute, или как вам угодно!
Сегодня мы распрощаемся ненадолго с семьёю Адриановых - с тем, чтобы познакомиться с альтернативным государством Российским с несколько иной стороны... назовем это так - "снизу", ибо жанр "богатые тоже плачут" не есть мой любимый способ обрисовки полотна, претендующего на статус "масштабного". Пошутил, да... Тем не менее, как и было анонсировано в комментариях к первым эпизодам, Адриановы никуда не пропадут, они так или иначе будут появляться в последующих главах, и по мере возникновения новых персонажей этот человеческий пасьянс будет всё более усложняться, напоминая приснопамятную лавреневскую "Могилу Наполеона", собрать который уже в 1920-х годах могли лишь считаные, доживающие свой долгий век, "осколки империи".
С предыдущими заседаниями клуба, а - соответственно - с первыми эпизодами "РЕИНКАРНАЦИИ" можно ознакомиться, воспользовавшись нарочно для того созданным КАТАЛОГОМ АВТОРСКОЙ ПРОЗЫ "РУССКАГО РЕЗОНЕРА"
РЕИНКАРНАЦИЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ВТОРАЯ ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ
- Всего вам доброго, Демьян Алексеевич! На следующей неделе непременно позвоню и мы обо всем договоримся! – Сергей положил трубку телефона и, мельком глянув на настенные часы, с удовлетворением отметил, что часовая и минутная стрелки объединились на цифре «6» – рабочий день был закончен. Аккуратно сложив бумаги в одну стопку, он поднялся, вежливо попрощался с сослуживцами и управляющим и вышел наружу, облегченно вдыхая свежий сентябрьский воздух.
Служба раздражала его, раздражала до такой степени, что он порою с трудом сдерживался, чтобы не сказать какому-либо зажравшемуся клиенту откровенную грубость или не послать его куда подальше. Бесило и новомодное слово «менеджер», зачем-то и каким-то нечаянным образом забредшее в родные посконные нивы из-за границы. Раньше "менеджер" назывался "торговым агентом". Еще более выводило из себя название его собственной должности – помощник менеджера. «Запомните, менеджер – от английского «to manage», руководить!» - наставлял подчиненных управляющий отделом Игорь Яковлевич, щеголяя знанием иностранного языка, а на самом деле, не зная его вовсе, ошибочно произнося «мэнэдж» вместо «мэнидж». «Руководить – чем?» - язвительно думал Сергей, глядя на дешевый пиджачок Игоря Яковлевича и желтоватый цвет воротника когда-то белой его рубашки. – «Телефоном, шариковой ручкой? Все равно любая сделка, любая заявка на выписку накладной проверяется дважды!» Торговый дом «Ревзин и К» занимался оптовыми и розничными поставками пятигорской минеральной воды – бизнес был совсем копеечный, дело шло туго, чтобы получить мало-мальски приличное жалованье, нужно было продать вагон воды – впрочем, среди менеджеров ходила легенда о некоем Смирнове, умудрившемся под Рождество толкнуть аж три вагона, однако, документальных подтверждений этого подвига уже не сохранилось, как не осталось и знавших таинственного Смирнова лично. Представляли бы эти «руководители» канцелярскими принадлежностями, о чем на самом деле думает и чем занимается по вечерам и выходным дням их сотрудник Сергей Аладышев! Знали бы, что в то время, когда они пьют пиво, катают в бильярде или кегельбане шары и смотрят телевизор, наслаждаясь благами заработанных ими материальных ценностей, этот предупредительный и пунктуальный молодой человек пишет для университетской многотиражки под псевдонимом «М. Строгий» язвительные статьи, направленные как раз на глобальное перераспределение этих самых материальных благ, давно и безнадежно симпатизирует Коммунистической партии, подумывает о том, чтобы вступить в нее, но не уверен в себе – достоин ли? - и тихо ненавидит себя за то, что вынужден подрабатывать себе на жизнь таким унизительным способом, как торговля кавказской водой. «Это ничего!» - похлопал его по плечу старший наставник, сосед по подъезду и коммунист Валерий Иванович Азерников, выслушав жалобы Сергея. – «Им, брат, недолго уже осталось торговать – и водой, и недрами, и землей, и должностями… Вопрос нескольких лет – сам товарищ Марков так говорит! А что противно – так ведь не смертельно же! Врага – его в лицо надо знать, изнутри… Это нам тяжело в свое время приходилось – когда за партбилет запросто можно было в тюрьму загреметь - как террористам!» Воспоминания о годах репрессий приятно ожесточали душу и наполняли обыденность жизни осмысленностью, помогали коротать томительное ожидание перемен. Иногда, глядя на жалкого управляющего Игоря Яковлевича, наивно полагающего, что он занимается важным и ответственным делом, Сергей злорадно представлял, как тот через какое-то время будет мыкаться без работы по всем инстанциям, и как, ознакомившись с его послужным списком, там ему будут говорить: «Торговали, значит? Боюсь, ничего вам не можем предложить… разве только – учеником на завод? Есть разнарядка на дворника – справитесь?» «Вот тебе и будет – to manage!» - мысленно смеялся Сергей, внешне, тем не менее, никак не проявляя крамольных мыслей.
Сергей спешил на встречу со своей знакомой – любопытным для него экземпляром из подвида существ класса «сливки общества». Звали ее Юлинька Адрианова, была она мало того, что потомственная дворянка, так еще и оказалась дочерью одного из столпов общества Николая Адрианова, издателя рупора столичных властей - промонархической и откровенно лизоблюдской газетенки «Деловые ведомости». Сергей, узнав, кто ее отец, из любопытства пролистал эти «Ведомости» - дрянцо газетка! Владелец явно смотрит в рот премьеру, спикеру и всем, от кого зависит его жалкое благополучие, призывает к единству, да всё пытается сплотить паству вокруг рахитичной и убогенькой национальной идеи, умершей сразу после своего появления в начале тридцатых: «православие, монархия как символ России, самобытность русской нации». Знакомиться с Юлинькой Сергей не собирался – собственно, с женским полом у него вообще был прискорбно небольшой опыт общения, даже, можно сказать, вообще не было никакого опыта (случайная и постыдная связь с подвыпившей однокурсницей после изрядной попойки на Рождество – не в счет), и знакомства никакого не состоялось бы, но за день до него у Сергея случился странный и даже чуть неприличный для него разговор с матерью. «Сережа, может быть, я не понимаю чего-то…», - начала вдруг она, глядя, как пришедший ближе к полуночи сын жадно поедает котлеты с макаронами и запивает их чаем, кажется, и не замечая от чувства молодого, звериного голода, что именно он ест. – «Всё у тебя дела какие-то, работа, учеба, встречи, статьи… А девушка-то у тебя хоть есть? Ведь двадцать лет уже, пора бы! Посмотри, какой ты у меня красавчик! Наверное, не одна заглядывается…» «Глупости, мама!» - нахмурился Сергей, никак не ожидавший от матери такой пошлости и банальщины. – «Во-первых, меня это не интересует, а во-вторых – мне просто некогда заниматься такими глупостями!» «Да какие же это глупости, Сереженька!» - с какой-то даже тревогой всплеснула ладонями мать. – «Все так живут, так от бога положено! В твоем возрасте парни уже и невесту в дом приводят… С книгой-то под мышкой всю жизнь не проживешь!» Разговор тот неприятный Сергей побыстрее постарался замять, но мысль-заноза, воровским образом засевшая в голове, покоя не давала, все сверлила мозг, посылая видения всевозможных девиц – и полуголых, и вовсе без одежды. Вспоминалась и та пьяная однокурсница, сама стащившая с него брюки, и даже позволившая раздеть себя, чтобы Сергей с бьющимся от желания и любопытства сердцем мог хорошенько рассмотреть ее всю; было хоть и стыдно, и неловко, но – хорошо! С Юлинькой он познакомился в университете – так получилось, что, когда, будучи вызванным в деканат за свою ехидную и язвительную статеечку в многотиражке, он ожидал в коридоре, подошла к нему невысокая миловидная девица в джинсиках, ладно облегающих упругие ягодицы, и поинтересовалась певучим голоском – принимает ли сегодня декан? «Вроде – да!» - буркнул Сергей, растерявшись – девица ему сразу понравилась, а вот то, что внутри у него что-то сжалось от её взгляда и голоса, не понравилось совсем. «На взбучку?» - сочувствующе усмехнулась девица, сверкнув белыми хорошенькими зубками. – «Натворил чего-нибудь?» «Да вот, понимаешь, статью в университетскую газету написал!» - стараясь изъясняться развязным тоном бывалого селадона, бросил Сергей. – «Не понравилось – говорят, подрываю устои общества!» Слово за слово, разговор понемногу завязался, а когда он после деканского разноса вышел в коридор, Юлинька набросилась на него с расспросами – что, да как? Тем вечером он дождался ее у выхода, собирался, подчиняясь непривычному для него инстинкту, проводить до дома, и был неприятно удивлен, когда она кивнула ему на красный аккуратненький автомобильчик: мол, проводить меня не получится, хочешь – отвезу тебя сама? Захотелось немедленно отказаться и уйти, но отчего-то не ушел, а с пунцовыми ушами залез в машину, там-то и выяснилось, что Юлинька – девочка не простая, разбалованная, что папа у нее – капиталист и депутат Думы впридачу, и что уже с этого семестра она будет учиться на вечернем – договорилась сегодня о переводе с дневного. «Что ж так?» - грубовато поинтересовался Сергей, с сожалением понимая, что едва ли у него с этой аристократочкой что-либо получится. «Поработаю пока у отца в газете, вакансия освободилась!» - чуть обиженно пояснила она. Желание Юлиньки работать и учиться Сергей истолковал как блажь богатенькой взбалмошной девчонки, и из памяти образ ее собирался вычеркнуть навсегда, но когда, к своему удивлению, увидел, как она дожидается его в своей игрушечной машинке после занятий, против своей воли подошел и, повинуясь ее приветливому жесту, залез внутрь. «Поехали – покатаемся?» - просто улыбнулась она, и сердце его покатилось куда-то вниз живота, моментально парализовав мозг и лишив его возможности сопротивляться…
Встречались нечасто – стремление выглядеть независимым от прихотей Юлиньки и от собственного животного начала заставляло Сергея отказываться от свиданий и от ее заманчивых предложений: пойти в театр, в кинематограф, на выставку, к друзьям на дачу, на чей-нибудь день рождения… Он сам стал замечать за собой привычку смотреться в зеркало, чаще бриться – что вообще было брить, каждый вечер и утро принимать душ, с придирчивой грустью осматривать свой гардероб, отмечая, что ботинки, еще недавно вполне его устраивавшие, выглядят стоптанными и поношенными, что пиджак залоснился на локтях. Приходилось, ненавидя самого себя за мелкобуржуазную сущность, идти в магазин и под насмешливыми взглядами приказчиков, сразу оценивавшими толщину его кошелька, покупать и то, и другое – к радости матери. «Познакомил бы хоть, Сереженька!» - однажды попросила она, опытным взглядом сразу распознавшая изменения в жизни сына. «Успеется!» - огрызнулся он, боясь даже подумать, как приведет Юлиньку в их убогую однокомнатную квартирку на пятом этаже - с рассохшейся от заливавшего их из проржавевшей трубы кипятка допотопной мебелью, со старым малюсеньким холодильником и нещадно скрипящим пятнисто-выцветшим паркетом. «Совсем раскис, идейный перебежчик, тряпка!» - думал Сергей, злясь сам на себя за фантазии, невольно посещавшие его перед сном – в них он носил красивые удобные вещи, ездил на каком-нибудь «мерседесе», жил в коттедже где-нибудь в Стрельне и по утрам любовался Юлинькой, выходящей на террасу в одной коротеньком прозрачном пеньюарчике. Отрезвление, неизменно приходившее каждое утро, злило его еще больше – сжав зубы, он шел на службу продавать дурацкую минеральную воду, затем – в университет, а по вечерам, незаметно проскальзывая мимо красного авто, несся домой – терзать конспекты, труды Маркса, Ленина, брошюры Маркова и писать статьи, в которых напрочь отрицались и такие как он, и все аксессуары чуждой пролетариату жизни – коттеджи в Стрельне, «мерседесы» и короткие пеньюары. Проходило несколько дней, желание увидеть Юлиньку становилось не то, чтобы навязчивым, а просто невыносимым, и он сам находил ее в университете или ждал возле машины, и они куда-нибудь ехали, или просто прогуливались по Стрелке Васильевского острова, и говорили, говорили, говорили… Была она в меру капризной, не очень-то развитой – даже гимназическую программу помнила лишь относительно, но когда Сергей впервые, робея, коснулся губами ее губ, все нюансы и предрассудки, еще недавно птичьим острым коготком царапавшие его мозг, сразу куда-то исчезли, осталась лишь она – с невыносимо приятным запахом кожи и сладковато-пряным – духов, с завитками русых волос, с насмешливым прищуром глаз. Когда однажды рука его, повинуясь остро вспыхнувшему желанию, съехала по ее телу куда-то вниз, Юлинька вдруг затихла, перехватила его за запястье и чужим голосом тихо произнесла, адресуясь то ли к нему, то ли к темной взбудораженной ленте Невы: «Никогда больше… Ты понял? Только когда я скажу!» Сергей тогда очень напугался – не слов ее, не тона, скорее всего, возможности потерять ее и больше никогда не увидеть, а потому лишь кивнул в ответ, сам удивляясь тому, как безропотно, нагретым бесформенным пластилином воля его подчинилась воле этой восемнадцатилетней девочки...
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Всё сколь-нибудь занимательное на канале можно сыскать в иллюстрированном каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу